Казаки

— Оставили, — сказал Калитин, — оставили нам тоненькую ниточку; за нее бережливо еще можно ухватиться. Вглядись в бумагу! Баба, видишь, повенчана в другорядь, с холопом воеводским, сам воевода очищен и его звать сюда никак не смеем, но холопа того на розыск потянем. А холоп, думаешь, так и будет стоять за своего государя? Как же! Не больно-то крепко станет держаться за него, когда над самим собою почует грозу.

— Ведь подчас, — сказал Скворцов, — можно воеводу того, если нужно будет, попугать святейшим, что вот, мол, внесет сам святейший его дело наверх к царю государю, чтоб розыск перевершить.

— И так можно. Правда, ^ сказал Калитин. — А то вот, посмотри: пригодится нам 54-я статья уложения о холопьем суде.

. КалитиН приказал позвать Ганну. '

■ — Молодушка! — сказал он ей. — Ты разом за двумя

мужьями очутилась. От живого мужа с другим повенча"' лась!

■ — Повинчалы сыломиц! — начала было Ганна.

— Так, — перебил ее Калитин: — насильно? Так? Ты объявила это в своей сказке, что от тебя взяли в Малороссийском Приказе. Стоишь ты на том, что не хотела выходить за другого, а тебя насильно повенчали?

— Насильно, —" сказала Ганна.

— И не хочешь жить со вторым своим мужем, холопом Чоглокова?

— Не хотила и не хочу! — сказала Ганна.

— И хочешь вернуться к первому своему мужу?

— Хочу. Я ёго одного за мужа соби почитаю.

— Придется тебе, молодушка, — сказал дьяк, пожить у нас в Москве. Есть ли у тебя какое пристанище и будет ли у тебя на что есть и пить? Есть у тебя, может быть, на Москве родные или знакомые добрые люди?

■— Никого не мае, — отвечала Ганна.

— Так уж коли у тебя нет никого знакомого здесь, так не хочешь ли возьму я тебя к себе во двор на услугу. Ты, молодка, не бойся: не подумай чего-нибудь нехорошего. Я человек семейный, у меня жена, дети, худого умысла не чай. Поживешь у меня, пока твое дело завершится. Вот посиди там в сторожке, а как станем расходиться, так я тебя с собой возьму и ты поедешь ко мне во двор.

Ганну увели. Вошшли в Приказ сидевшие там архимандрит и протопоп. Калитин подал им несколько бумаг, рассказывая в-коротке их содержание. В числе таких бумаг была и отписка о Банне. Духовные не обратили на нее особого внимания.

После полудня стали расходиться и дьяк Калитин велел кликнуть Ганну и сказал ей: '

— Забери с собой свое имущество и отправляйся со мною.

— У мене ничого не мае, — сказала, заплакавши, Ганна. — Я утекла в чим стояла. И сорочку одну третий тыж-день ношу.

— Крещоные, кажись, люди, — сказал Калитин, — и своему брату о Христе Иисусе, крещоному человеку во всякое время и во всяк час Христа ради подать можем!

Калитин уехал в свой дом, находившийся в Белом городе тотчас за Неглинною. Он повез с собою Ганну и, приехавши домой, передал ее своей жене, пожилой госпоже

лет за сорок; он поручал ей приставить к какому-нибудь занятию во дворе привезенную женщину, объяснивши, что это несчастная бесприютная сирота, должна пробыть несколько времени в Москве, и если дать ей приют, то это будет доброе, богоугодное дело. Калитина с ласковым видом стала было с нею заговаривать, но сразу наткнулась на несколько непонятных малороссийских выражений и обратилась с вопросительным лицом к мужу.

— Хохлачка! — сказал Калитин: — У них в речах есть разница с нашинскою речью московскою, а во всем прочем народ добрый, душевный, и веры одной с нами.

Калитина отправила Ганну в дворовую баню, подарила ей чистое, хотя не совсем новое и целое белье и приставила ее ходить за коровами.

На третий день, после водворения Ганны на новоселье, недельщик потребовал в Патриарший Приказ к ответу хо-лопей Чоглокова Ваську и Макарку. Господин еще раз повторил им прежнее наставление — отнюдь не вмешивать его в дело. Васька перекрестился и побожился, что не выронит слова такого, чтоб сталось в ущерб своему государю.

.Холопов привели в Патриарший Приказ в то время,. когда заседавшие там духовные были в сборе. Васька и Ма-карка поклонились, касаясь пальцами пола и стояли, ожидая вопросов. Калитин подошел под благословение к архимандриту.

— Начинай, Господи благослови! — .произнес архимандрит.

Калитин отошел и, обращаясь к холопам, говорил важным и суровым голосом:

— Наш приказ святейшего патриарха во многом совсем не то, что другие Приказы. Во многих Приказах по многим мирским делам холопьим сказкам верить не указано и спрашивать холопа непристойно, потому что холоп невольный человек, и чести на нем нет и бесчестья за. него не положено ему, а у нас насчет этого не так, здесь ведаются дела духовные, а не мирские. -.

— А о духовных вещах, — сказал архимандрит, — говорится в св. Писании: несть Скиф ни Еллин, ни раб, ни свобод. В церкви Христовой рабу бывает такая же честь, как не рабу. Раб, как и его государь, одним крещением крещен, одним миром помазан, одно тело и кровь Господню приемлет, и на рабов такой же брачный венец, как и на господ возлагают. Того ради здесь и сказка раба приемлется, как и сказка свободного человека. Принесите перед кре:-:

стом и евангелием присягу, что будете говорить сущую правду, как перед самим Богом на страшном и- нелицеприятном Его судилище, аще же станете лгать и скрывать истину и затевать, то подвергнетесь каре от Бога в- будущем веке, а здесь в житии своем от святой нашей церкви проклятию и градскому суду на жестокие' мучения преданы будете.

— Слышите? — спрашивал грозным тоном Калитин: Слушайте и мимо ушей не пропускайте.

Встал с своего места протопоп, взял лежавший перед ним на столе свернутый епитрахиль, вынул из него крест и евангелие и положил на аналое, стоявшем впереди стола, за которым сидели духовные лица. Протопоп надел епитрахиль. Оба холопа, поднявши два пальца правой руки вверх, проговорили вслед за священником слова присяги, потом поцеловали крест и евангелие. Протопоп завернул священные вещи в епитрахиль и сел на свое место.

Дьяк, обратясь к холопам, сказал:

— Кто из вас двоих Василий, кто стал мужем Анны Кусовны, показывающей себя женою козака Молявки?

— Я, — отвечал Васька. ’

— Я, — говорил дьяк, — стану тебя спрашивать не того ради, чтоб уведать от тебя про такое, чего я еще не знаю. Буду я тебя спрашивать про то, что я уже без тебя знаю, а спрашивать об этом стану я только для того, чтобы знать: правду или неправду будешь ты говорить. И коли ты станешь плутать и лгать, то я тотчас прикажу тебя вести в застенок и позвать заплечного мастера, и велю ему тебя сперва батогами, а там, смотря по твоему запирательству, и кнутьем покропить. Если ж правду будешь говорить, то ничего не бойся. Ты человек подневольный, и что бы господин твой тебе ни приказал, ты должен был то чинить, и хоть бы ты что неправое учинил по государя своему приказу, в ответе за то будешь не ты, а государь твой. Отвечай сущую правду.

— А ты, Ермолай, — прибавил он, обратившись к подьячему, сидевшему за столиком у окна, — будешь записывать их речи.

— Спрашиваю, — сказал оц, возвышая голос: — коли ты выходил сюда, призывал тебя государь твой и велел тебе говорить в Приказе, что он, твой государь, тебе брать за жену Анну Кусовну не неволил, а будто ты, Васька, с нею Анною вместе приходили к твоему господину и просили позволить вам между .собой повенчаться. Так было? — говори: это тебе первый вопрос.

Васька, ошеломленный, глянул на Макарку, как будто хотел ему глазами сделать вопрос: кто ж это ему перенес? ты разве? кроме тебя и меня этих слор никто не слыхал. Но тут же сообразил, что Макарка вместе с ним в одно время вышел со двора. В совершенном недоумении он выпучил глаза на дьяка. Калитин глядел на него с насмешливым выражением, не дождавшись скорого ответа, повторил свой вопрос и прибавил:

' — Сам видишь, уже я все знаю, что у вас делалось и говорилось, хоть и не был у вас. Значит, лгать и выдумывать бесполезно. Говори истину. Так было?

— Да, так было, — произнес Васька.

— Хорошо, что правду сказал, — говорил Калитин. — Теперь стану я тебе говорить, что ты прежде делал и что с тобою делалось. А ты, смекаючи, что я уже все знаю, только говори, что именно так было, как я тебе сказал.