Казаки

ЧЕРНИГОВКА

БЫЛЬ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVII ВЕКА25 1

1676 года в июне месяце в город Чернигов воротился черниговский полковник Василий Кашперович Борковский из Батурина, куда ездил по гетманскому зову для войсковых дел. Полковник ехал в колясе, запряженной четырьмя лошадьми, а по бокам его колясы ехало с каждой стороны по верховому козаку из его собственной полковничей компании. По мосту, построенному через реку Стрижень, ко-ляса въехала в деревянные ворота с башнею наверху, сделанные в земляном валу, окаймлявшем внутренний город или замок; бревенчатая стена-;- шедшая поверх всей окраины вала, носила, с первого взгляда на нее, следы недавней постройки. Удар колокола на башне возвестил о возвращении господина полковника. Коляса въехала в один из дворов, неподалеку церкви св. Параскевии, под крыльцо деревянного дома, обсаженного кругом молодыми деревцами, которые были огорожены плетеными круглыми загородками . для защиты от скотины. Разом со въездом во двор полковника, спешили во двор полковые старшины — обозный, судья и писарь, как только услышали звон на башне, возвещавший о приезде полковника. Полковник вышел из своей колясы, взошел на крыльцо и, подбоченясь по-начальнически, ожИдал старшин, скоро шедших по направлению к крыльцу и уже на дороге снимавших шапки. Полковник в ответ на их поклоны чуть приподнял свою шапку, ничего им не сказал, а только смотрел на них и повернулся ко входу в свой дом. Старшины последовали за ним, неся в руках шапки. Выбежавшие из дома служители суетились около колясы и вынимали оттуда дорожные вещи. В сенях встречали полковника члены его семьи: жена, сын и две дочери. Не сказавши ни слова семье, полковник обратился к писарю и сказал:

— Пане пысарю! Швыдче бижы и пышы уныверсалны лысты до всих сотныкив: нехай незабаром съиздяться до Черныгова з выборными казаками из своих сотень. Поход буде. Прыпышы ще: который забарыться и не прибуде в термин, той не утече значного вийскового караня. А вас, панове судья и обозный, я покличу. Розговор з вами буде. Паи гетман ордынуе наш полк в Заднепре на Дорошенка.

Старшины ушли. Полковник вошел из сеней в просторную комнату, уставленную по окраине стены лавками, покрытыми черною кожею, несколькими креслами с высокими спинками и двумя столами, покрытыми цветными коврами. Служитель снял с него верхнее платье. Тогда полковник поцеловался с женою, потом с детьми, которые, подходя к отцу, прежде кланялись ему до земли, а потом целовали ему руку. Полковник приказал служителю подать трубку и расселся в кресле близь стола.

Полковница, матерая женщина лет за сорок, в парчовом кораблике на голове и в зеленой вышитой серебром сукне, спросила мужа: не прикажет ли он подать что-нибудь поесть и выпить. Полковник поморщился, сказал, что он на дороге поел, а до ужина недалеко, но потом, подумавши, попросил выпить терновки. Ему подала на подносе вошедшая прислужница. Полковник выпил, поставил серебряную чарку на поднос и спросил жену:

— Був кто у нас без мене?

• — Новый воевода прииздыв, — сказала полковница.

— Який же вин з виду? — спросил полковник.

— Так соби чоловичок, — отвечала полковница: — не дуже старый, не дуже молодый; лице ёму чорвони, трохи дзюбане. А кто ёго зна що воно таке есть! Я спытала ёго: чи. гаразд ёму домивка здалася; вин отвитыв що добра, и_ зараз почав сам себе, выхваляты. Со мною, каже, уживетесь, бо я чоловик простый и правдывый, и з души, каже,-полюбыв народ ваш малороссийский. Дай Бог, -шоб вы мене так полюбылы, як я вас. Потым почав говориты по-божественному, про церквы роспытовав, хвалыв тебе, шо усер-дствуеш Божий церкви и храмы будуеш.

— Боны, — сказал полковник: — уси таки ласкави, як до нас приидуть, а обживуться — так и не такими стануть.

— А я вже, — сказала переминаясь полковница, — и про сёго прочула не дуже добрую реч.

— Що таке прочула? — спросил напряженно полковник.

— Говорють: через день писля того, як сюды приихав, став допытоваться, яки у нас в Черныгови есть чаривныци, и в же одну, кажуть, приводыли до ёго стрильци москали из тых, що тут зоставалысь писля прежнёго воеводы.

Полковник не отвечал на это ничего, как будто не слыхал того, о чем сообщала ему жена, и завел речь о другом, сообщил, что их полк посылают вместе с другими на Дорошенка понуждать его, чтоб ехал, по данному прежде обещанию, на левый берег Днепра слагать с себя гетманский сан перед князем Ромодановским и гетманом Иваном Самойловичем. Полковник изъявил сожаление, что ему не дают времени строить предпринятые здания в Чернигове и беспрестанно отрывают к другим делам. Борковский был большой охотник строиться. Много церковных зданий в Чернигове обязаны ему поправками, прибавками, а иные появлением на свет. И теперь был он озабочен постройкою братской трапезы в Елецком монастыре, поручал в свое предполагавшееся отсутствие жене наблюдать за начатым делом, вести переговоры с штукатурами и малярами и приказывал ей во всем поступать с совета отца архимандрита Иоанникия Голятовского. Во время этой беседы с женою дети находились здесь же и стояли почтительно у стены:, хотя сыну пошел уже двадцатый год, а одной из дочерей семнадцатый, но они без воли отцовской не смели сесть в присутствии родителя и завести речь с ним прежде чем он сам за чем-нибудь к ним обратится. С самой женой Борковский, хотя был любезен, но постоянно серьезен и жена, применяясь к его нраву, говорила с ним так, что готова была только исполнять то, что он придумает и ей укажет.

Во время беседы полковника с женою вошел служитель и доложил, что идет новоприбывший в Чернигов воевода. Полковник тотчас встал и пошел к дверям, в которые входил гость. Это был краснощекий, с небольшою круглою русою бородкою, невысокорослый человек, одетый в бархатный кафтан голубого цвета с большим стоячим во-ратником, вышитым золотом. Кафтан был застегнут на все пуговицы серебряные, грушевидные с прорезью. Воевода нес в руке шапку, сделанную наподобие колпака. Его звали Тимофей Васильевич Чоглоков. Осклабляясь, он поклонился полковнику; касаясь пальцами до земли, и сказал:

— Земно и низко кланяюсь высокочтимому господину полковнику! Я новый черниговский воевода, недавно прибыл в ваш город по указу царскому на уряд. Челом бьем и усердно просим любить нас и жаловать и быть к нам во всех делах милостивцем!

И воевода еще раз поклонился, коснувшись пальцами одной руки до помоста.

— И к нам, недостойным царским слугам и подножкам царского престола, просим быть милостивцем и теплым заступником перед царским пресветлым величеством, — сказал полковник, также кланяясь. — Се моя господыня, — прибавил Борковский, подводя к воеводе жену: — а се мои диты, их же ми даде Бог!

— С боярынею твоею видались мы, — сказал, осклабляясь, воевода: — как приехал я в Чернигов — первым делом было идти и тебе поклониться, а твоей вельможиости тут не было, так я господыню твою милостивую видел и челом ей побил!

Воевода, кланяясь в пояс полковнице и детям, бросил мимоходом на старшую дочь Баркавского такой взгляд, в котором опытному наблюдателю можно было отгадать впечатление, какое невальна производит на записного женолюбца вид каждого смазливого женского личика.

Жена и дети вышли. Полковник усадил воеводу в кресло и начал с ним разговор. Немного спустя вышедшая за двери пани Борковская ворочалась снова в сопровождении служанки, которая несла на серебряном подносе графин с водкою и варенье. Полковница просила воеводу отведать ее хозяйственного приготовления, так как она сама наливала водку на ягоды и сама варила варенье.

Воевода, выпивши, по обычаю поцеловался с хозяйкою, потом, обратясь к хозяину, сказал:

— Воистину видимо благословение Божие на доме твоей вельможности! Жена твоя, яко лоза плодовитая, и дети твои, яко гроздие вокруг трапезы твоея!

— А у твоей милости, господин воевода, с собою здесь хозяйка? — спросил полковник.

— Нету, — отвечал воевода: — молодым было родители меня женили, да жена, проживши со мною три года, померла.