Страница 39 из 56
Не более полутора лет отвели на правление Пола Атридеса лидеры парламента, и это с запасом, чтобы уж наверняка успеть принять нужные им законы и без лишних дрязг похоронить спайсовую эпоху. Муад’Диб продержался на императорском троне без малого двадцать лет – многие прославленные вожди и герои и близко не подходили к этому сроку. Но политическая мудрость Муад’Диба как раз и заключалась в безошибочном видении того пути, на котором он в любом случае сохранял для себя этот трон. Да, на этом пути он отрекался от всего, чему его учили и воспитывали, расплачивался головами друзей, жертвовал благосостоянием своего народа и самим этим народом, но, как и хотел, до последнего вздоха остался императором – когда уже не было ни Империи, ни царства, когда его прокляли подданные, а война погубила все, чему он должен был служить.
История не терпит сослагательного наклонения, но жить без него не может. Если бы тогда, в ноябре двести девятого, Муад’Диб отдал приказ о превентивном ударе, он, несомненно, вынудил бы Кромвеля начать полномасштабную войну и стереть с лица земли Арракин вместе с безумным императором. Войска парламента вполне могли бы это сделать, но в планы маршала это не входило – Серебряному для его целей надо было выиграть время, и того же, как ни странно, более всего желал Муад’Диб, старавшийся любой ценой продлить собственное царствование. В первый, но не в последний раз противники мастерски подыграли друг другу, и вот этого-то как раз и не мог понять премудрый Стилгар. Впрочем, старый воин сделал свои, не менее любопытные выводы, но об этом рассказ чуть позже.
Укрепленный район Подковы, воздвигнутый усилиями императорских военных зодчих, вполне выдержал испытание временем, и ныне его бастионы, высящиеся среди горной пустыни, потрясают воображение туристов. Серьезные исследователи занимались им мало, поскольку война на Дюне всегда оставалась запретной темой, но те немногие, что уделили внимание этой архитектурной диковине, судя по имеющейся литературе, остались совершенно зачарованы как величественностью исполнения, так и полной необъяснимостью замысла.
Действительно, на первый взгляд понять тут что-то довольно трудно. Если посмотреть на карту, то плоскогорья, поднятые над Западным Рифтом таинственными подземными силами, более всего напоминают три зубца на гребне исполинского дракона. Одно за другим они идут с севера на юг, все треугольной формы, все повышаются на юго-восток и понижаются к северу. Самый северный и высокий зубец – Арракинское нагорье, его вздыбленный над песками и собранный в складки край ответвляется от полярного высокогорья строго на юг, а затем под прямым углом сворачивает на запад, образуя ту самую Защитную Стену, что прикрывает от бурь столицу Арракин. Отроги Защитной Стены сбегают к Хорремшахской пустыне, которая переходит уже на самый большой зубец, плоскогорье Подковы – оно широким тупым клином врезается в песчаное море в направлении юго-востока, в откосах и обрывах Подковы затерялся Карамагский уступ, в расщелинах которого с бесчувственной Алией на плечах бежал Синельников. И наиболее скромное по размерам, ступенчато-расчлененное Бааль-Дахарское нагорье, развернуто к югу, куда протягиваются длинные пальцы прерывистых гряд.
Полоса Муаддибовых фортов и бастионов протянулась невероятно длинной кишкой от южных предгорий Подковы до крайнего запада Арракинского нагорья – до самого Хорремшаха. Однако вся загадка ситуации в том, что эта новая Великая Стена в своем устремлении с юга на север проходит едва ли не в пятистах милях от стратегического рубежа – того самого скального обрыва, который и отделяет Подкову от Рифта, откуда и ожидалось нашествие кромвелевских армий. Выходила совершеннейшая чепуха: цепочка несокрушимых крепостей просто-напросто поделила пополам безлюдные каменистые нагорья, поскольку ни справа, ни слева от этих укреплений не было и не предвиделось ни врагов, ни друзей. Невольно возникает вопрос: какие сокровища собирались защищать в бесплодных западных пустошах имперские фортификаторы, разгородив их минными полями, дзотами и многоэтажными подземными казематами? Не иначе как в кошмарном сне им примерещились некие безумные полчища, которые, вдруг перемахнув через шестисотметровые базальтовые откосы, помчатся зачем-то на необитаемый высокогорный Запад.
Таинственность усугубляется еще и тем, что, как и следовало ожидать, все эти колоссальные крепости в реальном бою никогда использованы не были – применение им, да и то уже в наше время, нашли всевозможные экстремалы, которые скачут по их стенам и бескрайним подземельям на байках, роликах, скейтбордах, крюках, присосках и еще бог знает на чем. Единственными фрагментами этой «Линии Муад’Диба», принявшими участие в боевых действиях, стали две довольно жидкие цепочки фортов, достаточно удаленные от основных сооружений. Первая – это система пограничных дотов, возведенных наспех, но зато на тех самых уступах Подковы, по которым и в самом деле пришелся удар эмиратских войск, когда южане двинулись на Арракин, и эти нехитрые бетонные колпаки оказали кромвелевским псам войны вполне достойное сопротивление. Вторая группа – более основательные укрепления уже на самом севере, за пределами главных стен, напротив входа в Панджшерское ущелье. Эти базы не были закончены и в таком незавершенном виде попали в руки Кромвеля практически без единого выстрела. Маршал достроил их по собственному проекту и весьма удачно использовал во время Хорремшахской битвы.
Ключ к загадке императорской фортификации запрятан не так глубоко. Все в том же арракинском государственном архиве, что во Дворце Фенрингов, прямо на полках открытого хранения, поверх каких-то религиозных трактатов, я натолкнулся на пугающих размеров том со схемами, планами и разрезами «укрепрайона Подковы». Вывалившийся из вклеенного конверта диск в две минуты прояснил ситуацию. Оказывается, таких оборонительных линий должно было быть шесть! По замыслу авторов, они веерообразно расходились на юг от тех самых фортов Хорремшаха, и последняя, самая короткая и самая мощная полоса, разворачивалась уже строго с запада на восток и прикрывала Панджшер, соединяясь с Арракинской Защитной Стеной. В коридорах между полосами располагались минные поля, ядерные фугасы, хитроумные лазейки для отхода войск и прочие сюрпризы. Все это просто не успели построить: грянул кризис двести одиннадцатого года, мораторий и за ним – война. Время доказало правоту Стилгара, говорившего о политическом цейтноте и детских игрушках.
Разгром двух императорских легионов под Джайпуром получил совершенно неожиданный резонанс. Камешек, покатившийся с горы, порой вызывает лавину, политическая логика зачастую в корне отличается от общечеловеческой. Великие Дома, не первый год изнывавшие в предвкушении миллиардных прибылей, которые им должна была принести отмена монополии Космического Союза, восприняли расстрел у Двойного Клюва как сигнал к атаке. Хватит с них бесконечной свары с Гильдией, хватит позорных уступок, время настало, на Атридеса нашлась управа, пора начинать процедуру преодоления императорского «вето».
Карл Валуа, никак не ожидавший от коллег подобной прыти, кинулся на Дюну выяснять ситуацию у Кромвеля. В качестве нейтральной территории для встречи, подальше от чужих глаз, была выбрана пещера Синельникова. Карл – широкий, массивный, в парламентской тоге, стоящей целое состояние, сидел на табурете Аристарха хмурый как туча и барабанил по столу холеными ногтями.
– Да что вы там, в самом деле, – сказал Кромвель. – Рано. Карл, останавливай их как хочешь, у меня ни черта не готово.
– Сам виноват, – проворчал спикер. – Ну что за побоище. Поделикатнее было нельзя?
– Карл, как только рухнет спайс, здесь начнется светопреставление. Дай мне по крайней мере еще год.
– Поди-ка, поруководи ими, – огрызнулся Валуа. – Был у тебя год. В эту сессию я еще потяну время, а осенью – уж извини.
Кромвеля даже передернуло с досады.
– Я подготовил легкое, красивое, точное решение. На него можно было бы поставить мое личное клеймо. А вы меня втравливаете в безобразную многолетнюю бойню. Я ювелир, а не мясник.