Страница 33 из 59
В Historia de Morbo («История болезни») [132] итальянский адвокат Габриэль де Муссис оставил отчет о чуме, болезни, пробуждавшей в людях невероятный, всепоглощающий страх. В начале книги автор говорит, что это заболевание — изначально наказание Божье. Справедливый Господь советовал человечеству раскаяться. «Недуг был послан, (и) трепещущее копье Всевышнего было нацелено на все и вся, и поразило оно весь род человеческий жестокими ранами». Чума беспощадно убивала в душах людских чувство сострадания. «Когда в доме один сляжет от болезни, — пишет он, — никто к нему не подходит. Даже близкие друзья держатся на расстоянии, утирая слезы. Врачи отказываются приходить, (и) даже священник, поддавшись панике, проводит таинства со страхом и трепетом». С той же беспощадностью разбила чума и узы между мужьями и женами, родителями и детьми. «И в предсмертной агонии жалобно звали больные друзей и соседей». Но все без толку. Их крики заставляли соседей «держаться подальше (и) запирать дома умерших».
«Я сокрушен, — признается де Муссис, — и не могу продолжать».
Столь страшной чуму сделало то, что ее симптомы говорили о болезни, которая — хотя и заканчивалась всегда одинаково — протекала у разных людей по-разному. Врач-хирург Ги де Шолиак, автор весьма полного трактата по хирургии Ars Chiurgicalis Guidonis Cauliaci Medici [133], рассказывает о том, как в январе 1348 года чума захватила Авиньон. Болезнь пожаловала в двух видах. Эпидемия чумы первого вида длилась два месяца, эта разновидность страшного недуга «характеризовалась постоянной лихорадкой и кровавой мокротой», и убивала она человека за два дня. Для второй эпидемии, длившейся пять месяцев, «характерны были абсцессы (то есть бубоны), карбункулы, опухоли на внешних частях тела, преимущественно на подмышках и в паху, люди умирали от болезни за пять дней». Инфекция была чрезвычайно заразна. Де Шолиак повествует: «Один человек подхватил ее, не живя рядом с больным, а только посмотрев на него».
Некий безымянный практикующий врач в Монпелье еще более экспрессивно приписывает страшную силу дурному глазу. «Самое опасное в этой вызывающей почти мгновенную смерть болезни, — говорит он, — происходит тогда, когда бестелесный дух исходит из глаза заболевшего, особенно во время его смерти, и попадает в глаз здорового, который смотрит на него».
Подобно Фукидиду, который рассказал о чуме, поразившей Сиракузы, эти люди стали свидетелями того, что не укладывалось у них в головах. Урон был настолько велик, что «в живых осталась едва ли четверть населения». Если сравнивать цифры, то эпидемия испанки, убившая в 1918 году более шестидесяти миллионов, нанесла человечеству более тяжелый удар, но, если посмотреть на процентное соотношение умерших и всего населения тогдашней Европы, Черная смерть выглядит пострашнее. По сути, эпидемия чумы стала самой ужасной трагедией в мировой истории, подкосившей медицину, моральные устои и литературу, погубившей лучшие умы Европы.
И никто не мог ее остановить.
К концу лета 1348 года, когда чума уже унесла жизни тысяч, а потом и сотен тысяч, Филипп, король Франции, попросил магистров медицинского факультета Парижского университета объяснить страшную беду, постигшую всю Европу. Медицинский факультет призадумался и в октябре того же года выдал ответ [134]. И отвечали парижские профессора медицины не просто на какой-то теоретический вопрос. Они сами ежесекундно рисковали жизнью. Летописи, которые вели монахи аббатства Сен-Дени, свидетельствуют, что чума проникла в Париж с севера, со стороны города Руасси, в начале 1348 года. За год в Париже умерло пятьдесят тысяч человек. На пике эпидемии Жан де Ванет, монах ордена кармелитов, писал, что более пятисот тел уносили ежедневно из Hôtel Dieu, и тогда, и сейчас главной парижской больницы.
И вот ученые доктора приступили к отчету, глубоко осознавая возложенную на них ответственность. Они понимали, что трагедия набирает силу, ибо болезнь накрывала город, подобно зловещей туче. В узких улочках Латинского квартала, где жили студенты, дома были наглухо заперты. Повозки, груженные трупами, катили вниз по склону холма к дальнему кладбищу, и гулкий цокот копыт мулов разносился окрест. На медицинском факультете работали одни врачи, все они прошли курс обучения, включавший астрологию и Аристотелевы труды. Именно на страницах отчета парижских докторов астрология как система верований была поднята до уровня интеллектуального авторитета, и происходило это в тот самый момент, когда сама жизнь ставила ее под сомнение.
Уже первые предложения этого отчета передают его общий тон. «Поначалу, видя то, что объяснить нет возможности даже у самых одаренных умов, — пишут магистры, — человеческий разум приходит в изумление. Но потом добродетельная душа поддается желанию понять и в стремлении достичь совершенства изо всех сил старается раскрыть причины удивительного явления». В человеческом разуме, продолжают магистры, «живет желание объять добро и правду». Несмотря на очевидность таких желаний, ученые редко, почти никогда, не говорят о них вслух.
Чума, сообщают магистры, представляет собой сложный феномен, вызываемый двумя отдельными, но связанными причинами. Первая причина кроется в небесах и расположении звезд. «Мы говорим, что отдаленной и первой причиной бубонной чумы был и остается рисунок небес». Именно здесь медицинский факультет прибегает не только к астрологической традиции, но также и к тезису, который к XIV веку стал каноническим внутри традиции, к вопросам здравого смысла. «В 1345 году, — замечают они — и не ошибаются, конечно, — в час пополудни двадцатого числа месяца марта, случилось большое слияние трех планет в Водолее». Этими планетами были Сатурн, Марс и Юпитер. Их слияние всегда считалось дурным предзнаменованием. «Вымирание народов и истребление подданных королевств, — добавляют магистры, — начинаются во время слияния Сатурна и Юпитера». Астролог Жан де Мур, писавший за несколько лет до 1345 года, предсказал, что слияние планет будет иметь страшные последствия, упомянув перемены в правлении, появление пророков, народные беспорядки и, что ужаснее всего, ветры жуткой силы.
Однако слияние планет не такое уж редкое явление. В 1325 году Марс, Сатурн и Юпитер уже сходились в Близнецах. И никаких эпидемий не случалось. И ветры не дули. Медицинский факультет эту тему не обсуждает, но именно к ней обращается астролог Жоффрей де Мо. Магистры полагали, что Юпитер сыграл решающую роль в распространении эпидемии. Так оно и есть, соглашается Жоффрей де Мо. Но Сатурн, которого магистры считали второстепенным, на самом деле преобладал в Водолее в 1345 году и не преобладал в Близнецах в 1325-м. Разница велика. Она объясняет, почему слияние планет может быть безвредно в один год и разрушительно в другой. Но есть еще одно отличие, даже более значительное. Затмение Луны, замечает Жоффрей де Мо, случилось в 1345 году одновременно со слиянием Сатурна, Марса и Юпитера в Водолее. Такое явление значительно увеличивает силу разных планет. «Ибо когда Солнце стоит точно против Луны, — пишет он, — то энергия и Солнца, и Луны идет к Земле по прямой линии, и смешение влияний Солнца и Луны с энергиями больших планет создает единую небесную силу». Таким образом, слияние планет в 1345 году обладало страшной мощью, которой не было в 1325-м.
Далее магистры излагают суть своих взглядов, не скупясь на детали:
Эти следствия (слияния планет) были умножены, ибо Марс — пагубная планета, порождающая гнев и войны, — был во Льве (огненный знак, поэтому его влияние усиливает влияние Марса) с шестого октября 1347 года до конца мая того же года, вместе с головой дракона, и поскольку все они горячи, то притягивают множество испарений, вот почему зима была не столь холодна, как тому следовало быть. Марс двигался обратно и потому притягивал много испарений с земли и моря, которые, смешавшись с воздухом, портили его субстанцию. Марс также стоял во враждебном Юпитеру аспекте, то есть в квартиле, и это дурно сказалось на воздухе, который стал тлетворен и губителен для нашей природы. Такое положение дел породило сильные ветры… которые вызвали усиление жары и влажности на Земле.