Страница 14 из 59
«Если Марс в левой квартиле Солнца, — сообщает Доротей, — это пагубно для отца его и него самого, на него падут в изобилии напасти, в вопросе имущества постигнет его беда, так что в конце концов исчезнет все, чем он владеет, он будет напуган, растерян, одержим заблуждениями, взор его затемнится и не отличит верное от неверного; для рожденных днем бедствия будут еще более страшными, с той лишь разницей, что они от этого умрут и станут прахом» [68].
В ярком свете римского солнца многие сенаторы и политики заявляли, что относятся к астрологии как к глупому суеверию. Но во мраке ночи, когда по улицам крадется туман, всеохватные таблицы астролога казались уже менее нелепыми, чем днем. И полные жизни, уверенные в себе люди вдруг впадали в сомнение и посылали за личными астрологами, чтобы услышать из первых уст, что же предначертали звезды.
Несмотря на огромную власть, Август был наделен даром пробуждать в своих гражданах одобрение, не отдавая приказов. Его характер оставался неизменным: император был скромен, тактичен, щедр и справедлив. Однако он мог быть неумолим, если того требовали обстоятельства. Так, император относился к сексуальной распущенности других отнюдь не столь снисходительно, как к собственным грехам. Узнав о масштабах адюльтера своей дочери Юлии тогда, когда ее непристойное поведение было выставлено напоказ перед императорским двором на протяжении уже нескольких лет, он сослал ее на какой-то унылый остров. Заметим, пороки самого Августа перед смертью, вынудившей его выпустить власть из рук, были не столь чудовищны, как в те дни, когда амбиции побудили его эту власть захватить.
В 15 году Тиберий взошел на трон империи, мастерски продемонстрировав притворное нежелание это делать. Более двадцати пяти лет он терпеливо ждал, когда к нему перейдет власть отца. Теперь он управлял обширной империей. Сложная паутина дорог, мощенных булыжником, уносила его приказы в дальние края, а затем, вобрав в себя отчеты о военных действиях и налогах, новости, архитектурные планы и слухи, вытряхивала с радостью все это на Рим. На западе была Британия — полузавоеванная со времен Юлия Цезаря провинция. Римские легионы маршировали по чавкающей земле полей, голубоватый туман окутывал их биваки. Легионеры наводили страх на врагов ужасающей военной мощью, сметающей все на своем пути. Современная Франция была разделена на три части и именовалась при Августе Галлией, а ее южная область, Аквитания, славилась во времена Римской империи как место, где приятно жить и работать. Римские легионы захватили Лузитанию, побережье Испании, а также Тарракон, центральную область современной Испании. На востоке империя волной докатилась до самого Средиземного моря, включив в себя Галатию, Киликию и Сирию, поглотив и переделав эти распущенные, слабые, старые царства. Римский штандарт покорил и почти всю Северную Африку, присоединив большую часть древнего Египта. Карфаген, который во II веке до н. э. бросил вызов могущественному Риму, лежал в руинах. Римские легионы оккупировали бассейн Рейна и перешагнули через непокорную немецкую границу. Если Рим был центром империи, то императорский двор был центром Рима. Неспокойный и притягательный, он стал сценой бесконечных интриг. Те, кто уже был у власти, интриговали, чтобы остаться на своем месте. Те, кто был к ней приближен, интриговали, чтобы подобраться еще ближе. Кровь потоком лилась по холодным мраморным полам дворцовых коридоров.
Тиберий был масштабным, требовательным и властным человеком. Своими приказами он завоевал уважение, но не пробудил любви. Почти через сто лет после его смерти жизнь императора и характер его правления заинтересовали Корнелия Тацита, самого правдивого, а может, и самого великого античного историка. Портрет, предложенный Тацитом в «Анналах», совсем не наивен. Тацит был человеком, умудренным жизненным опытом, и не страдал от иллюзий. Тиберий пришел к власти при весьма темных обстоятельствах. Смерть нескольких людей очень кстати освободила ему дорогу. Тацит знал, что нельзя получить власть без преступления. Он считал это неприемлемым, но принимал как неизбежность.
Человек, описанный в «Анналах», умен, проницателен, угрюм, замкнут, дисциплинирован, сдержан и жесток. Он обладал замечательной способностью скрывать свои эмоции, что всегда очень полезно для политика. Однако у него эта способность развилась до такой степени, что к концу жизни он уже скрывал их даже от самого себя, и, подобно Сталину, который, по словам очевидцев, перед смертью без конца рисовал волков, Тиберий провел последние дни в страшном тумане смутных подозрений.
Под конец долгого правления Августа Тиберий оказался в весьма затруднительной ситуации. Он был человеком амбициозным, и, чтобы оказаться в череде преемников на императорский трон, ему пришлось принести довольно ощутимую жертву — он женился на дочери императора Юлии, едва успев развестись с любимой женой Веспией. Такова была его уступка реальности, которую он не мог игнорировать, но не мог и безропотно терпеть.
Когда Август еще занимал трон, Тиберий удалился на остров Родос, центр искусств и культуры. Он много читал. Много размышлял. И ждал. А в это время далеко в Риме император, виновник его несчастий, продолжал править, неуклонно старея, но при этом не являя миру никаких признаков старческой слабости — например, катар, обострение мочекаменной болезни, очевидные симптомы угасания. Глядя на каменный бюст Тиберия [69], мы видим изменчивые и противоречивые стороны личности будущего императора. Это мужчина лет тридцати пяти. Волосы острижены на манер Цезаря, с короткой челкой на лбу. В его лице заметна детская пухлость с легким намеком на второй подбородок, что, очевидно, доставило немало беспокойства скульптору. И еще одно: некоторое раздражение в посадке головы, в устремленном далеко вперед взгляде.
Ожидание — вот чем был занят он дни, недели, годы долгой жизни Августа, плескавшейся, точно насмехающиеся водяные часы, и на Родосе, и в Риме. Именно тогда, томясь в ожидании, Тиберий свел знакомство с греческим астрологом Фрасиллом. Будучи по роду занятий грамматиком, тот входил в дальний круг императора. Его советы были востребованы. И высоко ценились. По всей видимости, Фрасилл владел несколькими видами ворожбы. О его проницательности ходили легенды. Факты его жизни кроются где-то между вымыслом и правдой.
Претензии Тиберия на императорский престол никогда не считались вопросом решенным. Римская власть напоминала реку. А реки могут перекрываться плотиной, направляться в другое русло или засоряться илом. До власти Тиберию было рукой подать, но схватить ее пока не удавалось. Поэтому он сидел там, на Родосе, а интриги, которые делают людей хозяевами своей судьбы, плелись далеко от родосских берегов. Тиберий желал знать, получит ли он верховную власть и когда именно. Этот вопрос не давал ему покоя. Многие годы он служил Августу и подспудно чувствовал, что в глубине души Август относится к нему без особого уважения. И тут Тиберий оказался прав. Август признавал его ум и ценил способности в военном деле, но как человек зять ему не нравился.
Пригласив Фрасилла на Родос, Тиберий подверг его допросу, который, как рассказывает Тацит [70], происходил на террасе виллы Тиберия.
Далеко внизу — очень далеко — посверкивает море, небо отливает лазурью, терраса утопает в цветах, но насекомые не мешают беседе. Нервозно бормоча, Фрасилл раскладывает свои таблицы, а Тиберий одобрительно хмыкает или откашливается, прежде чем впасть в хмурое молчание, которым он славился. Тиберий бегло говорил и читал по-гречески, обожал греческую литературу, но образование его ограничивалось риторикой, поэзией и военным делом. В науках он был не силен. Таблицы, разложенные на его столе, имели отношение к астрономии, о которой он не имел никакого понятия.
Я так и вижу, как, теребя мочку уха, потом нервно дергая нос, проводя пальцем от переносицы и сдавливая ноздри, Фрасилл производит расчеты. Общие предположения относительно его жизни и личности были бы оскорбительны для Тиберия. Таблицы Фрасилла ставили особенный вопрос, а расположение Солнца, Луны и планет в них соответствовало тому моменту, в который он был задан. Фрасилл испещрял пергамент каракулями и астрологическими символами. Он измерял углы и рисовал стрелки. Возможно, даже начертил машинально пару-тройку эзотерических формул. Очевидно, самыми точными его инструментами были водяные часы и сложная планетарная таблица, ходившая по римскому миру десятки лет. И вот, погруженный в работу, он вдруг прозрел собственную судьбу, обвившую его щиколотки в ремнях сандалий, точно мощная лиана.