Страница 6 из 10
Б. А. Рыбаков предполагал, что Стрибог не столько собственное имя, сколько эпитет, определение Единого, верховного божества как отца Вселенной: «Стрибог (“бог-отец”)… Род (“рождающий”) – эти слова могли означать одно патриархальное мужское божество, пришедшее на смену архаичным представлениям о Небесных Владычицах» (Рыбаков, 1981; также см. Гаврилов, Наговицын, 2002, с. 377–382).
У болгар и боснийцев известно поверье, что ветер посылают людям Бог и святой Илья. Хорошо известно, что святой Илья заместил древнеславянского Перуна, связанного с грозой, а значит, и с ветрами. Кто же (или что) тогда «Бог»? Может быть, Богом называли именно Стрибога, «Старого/старшего бога», «Бога-отца»? О значимости этого великого бога говорит его место в перечислении языческих кумиров из летописей.
Но, по большому счету, это не слишком удачное истолкование, ибо слово «Стрый» довольно уверенно указывает на степень родства, отличную от «первой». Стрый – родственник, брат родителя, но не родитель. Сокращение же слова «старый» как «стрый» в источниках неизвестно…
Татищев со ссылкой на Мацея Стрыйковского и изъятия из «рускаго древняго летописца» указывает, что у славян были: «1) Перун, грома бог, ему же неугасаемая жертва от дров дубовых, яко у грек и римлян Юпитеру содержана, 2) Стрибо, 3) Мокос, скотов [бог. – Авт.], 4) Хорс, 5) Дидо, богиня брака и любви, 6) ея сын Ладо, или Лело, равный Купиде, 7) Тор, 8) Купало и пр.» (Татищев, т. IV, с. 116).
Однако суждение о том, что до реформы Владимира, который «…княжа в Киеве и постави кумир на холме вне двора теремного Перуна древяна, а голова его серебряна, а оус золот, и Хорса, и Дажьбога, Стрибога, и Семаргла, и Мокош» (ПСРЛ, II, 56), Перун занимал лидирующее положение, представляется весьма сомнительным. Сегодня эту точку зрения у нас рьяно отстаивают разве что Л. С. Клейн (Клейн, 2004) и, отчасти, В. Я. Петрухин.
Правда, последний при этом полагает еще и что «при этом учрежденный Владимиром в Киеве пантеон едва ли мог представлять собой реальное средоточие религиозного культа, собрание богов с дифференцированными функциями. Судя по лингвистическим реконструкциям, основанным на значении теонимов, функции божеств этого синкретического пантеона дублировались и пересекались – Хорс и Дажьбог воплощали солнце, Дажьбог и Стрибог давали и “простирали” благо. Симаргл, если сопоставлять его с Сэнмурвом, вообще “выпадал” из высшего “божественного” уровня, будучи химерическим существом, собакой с птичьими крыльями, вестником богов, но не персонажем одного с ними ранга. Показательно вместе с тем, что Симаргл замыкает список мужских “божеств” – далее следует единственный женский персонаж пантеона, Мокошь, чье имя определенно связано с представлениями о плодородной влаге, “матери – сырой земле”; таким образом, находит себе объяснение и место Симаргла – посредника между небесными богами и богиней земли. Летописный список богов, очевидно, не был конструкцией древнерусского книжника, а во площал древнерусскую языческую космологию – летописные списки имен (этнонимов, антропонимов) вообще отличались особой точностью передачи традиции и особой структурой, когда список начинался с главного (обобщающего) персонажа и т. д.» (Петрухин, 2004, с. 250)[5].
На наш взгляд, постановка в источниках Перуна на первое место связана с обращением к реформе Владимира – событию яркому, но неоднозначному. Но, быть может, Стрибог и есть эпитет (прозвание) того же Бога-вседержителя, «подспудно» присутствующего в договоре князя Игоря с греками и отличного от Перуна?
В поучениях против язычества встречается жалоба, что в народе-де «кумирьскую жертву ядять… верують Стрибога, Даждьбога и Переплута, иже вертячеся ему пiють в розех» (Лет. рус. лит. 99, 108-9).
Стрибога могли изначально считать богом пространства и неба. Соотнесение понятий «пространство» и «ветер» знаково. В известном смысле ветры – то, что деятельно заполняет и, если можно так выразиться, определяет пространство. Сказки приписывают ветрам всеведение (по крайней мере, прослеживается некая связь с судьбой). Всем памятна сказка А. С. Пушкина о спящей царевне и семи богатырях, где королевич Елисей узнает о судьбе своей суженой от ветра. В мифах многих народов они переносят вести и волю богов. В «Слове о полку Игореве…» ветры названы «Стрибожьими внуками». Поход Игоря неудачен и направлен на нарушение порядка и единства как в Русской земле, так и в степи. Вот Стрибог и гневается, через своих внуков предвещая беды, написанные ослушникам «на роду». Его внуки-ветры разгоняют тучи, очищают небо, символически участвуют в борьбе. Они имеют стрелы-молнии и копья.
Рудра, как и Стриба, считается прародителем ветров-марутов (рудр), старым Богом.
Полезно обратиться и к образу карело-финского Укко, который почти полностью соответствует индоевропейскому представлению о верховном боге-творце – о Боге, Стрибоге или даже Роде.
Уже из самой первой руны Калевалы мы узнаем о том, как Укко посредством ветра и воды зародил в жене своей Ильматар, раздув ей чрево, великого песнопевца Вяйнямейнена и помог богине при родах. В образе Утки на колене Ильматар Укко свил гнездо и снес железное яйцо первотворения, из которого произошел весь прочий Мир.
Существенно, что от того же ветра понесла и черноликая слепая богиня Ловьятар, породив благодаря совету Укко (и при посредстве Лоухи, «Похъелы хозяйки»), девять злых сыновей, несущих беды всем смертным. С большими ухищрениями их побеждает сам Вяйнямейнен (руна 45).
Как Единый, Укко равно поддерживает и созидательное («доброе»), и разрушительное («злое») начала.
К сожалению, даже весьма авторитетные современные исследователи не избежали «очарования» громовника и по инерции проецируют на него сведения, которые к Перуну отношения не имеют. Так, опять же В. Я. Петрухин пишет: «Восприятие культа Перуна, как дружинного культа божества, которое почиталось верховным у славян уже в VI в. (по свидетельству Прокопия Кесарийского), упорядочивало позиции княжеской дружины…» (Петрухин, 1995, с. 141). Но ведь это своего рода подтасовка – ведь Прокопий, как мы прекрасно знаем, вовсе не называет имени верховного бога «склавенов и антов». Он свидетельствует лишь, что славяне знают и бога – владыку всего и что он создатель, творец молнии. Таковым могли быть и Сварог, и древний родитель ветров Стрибог.
Еще один фаллический идол из числа славянских древностей (изображение Рода?)
По древности почитания со Стрибогом может соперничать разве только Велес, тоже традиционно старый Бог, упоминаемый еще в договорах с греками Олега и Святослава. В договоре Игоря его имя тоже могло быть заменено на «Бог». В противном случае следовало бы предположить, что при Игоре произошла некая неизвестная нам религиозная реформа, принизившая роль «скотьего» бога.
Связь Рода с рождением и смертью – вне зависимости от его истинного положения в пантеоне – не вызывает сомнения хотя бы в силу имени. Рудра также почитался как даритель жизни и смерти. У него просили никого не убивать, а также помощи и лекарств в случае болезни. Следовательно, Рудра тоже был хозяином жизни и смерти.
5
В числе критиков взглядов Б. А. Рыбакова стоит упомянуть и украинского исследователя Н. И. Зубова, который, комментируя «Слово св. Григория…», пишет: «…Названия род и рожаница <…> предстают в том изначальном нарицательном смысле, который, очевидно, и вкладывали в них первые древнерусские составители документа: род – это ‘тот, кто родился’; рожаница – это ‘та, которая рождает’.
В более позднее время нарицательное название род на фоне других собственных имен языческих богов еще церковниками было переосмыслено как имя собственное. С названием рожаница этого не могло произойти, поскольку оно в памятниках изменяется по числам, чего не бывает в грамматике имени собственного. А еще позже это представление о Роде вошло и в научное обращение. Фактически же языческие славяне особого бога по имени Род (или даже низшего демона под таким названием), скорее всего, не знали и почитать его не могли» (Зубов, 1995).
В приведенных строках особое внимание, на первый взгляд, привлекает рассуждение об численных изменениях слова «рожаница», но по здравом размышлении оно все-таки представляется поспешным.