Страница 6 из 6
Гайдар бы заступился. Он не предал ни одного товарища, хлопотал обо всех…
Так или иначе, в 1990-е годы победившее воинствующее «буржуинство» вычеркнуло писателя из школьной программы. Из библиотек вычистили его книги. Точно так же они исчезали в 1938-м. Ожидался скорый арест Гайдара, и библиотекари спешно утилизировали творчество врага народа.
Тогда от ареста Гайдара спас Александр Фадеев, секретарь Союза писателей: на свой страх и риск внес в списки литераторов, представленных к ордену «Знак Почета». Газета «Известия» с Указом Президиума Верховного Совета о награждении Гайдара остановила репрессивный механизм…
Поостыли и нынешние страсти вокруг Аркадия Гайдара. Умер писатель Солоухин. Умер внук Егор Гайдар, высидевший хищное племя олигархов. Возможный коммунистический реванш канул в небытие. И Аркадий Гайдар ограниченными тиражами вернулся в книжные магазины.
И, должно быть, замер потрясенный Борис Камов, выпустивший в 2011 году монографию-исследование «Аркадий Гайдар – мишень для газетных киллеров». Он-то сражался за честное имя Гайдара последние двадцать лет и победил! А враги вдруг рассыпались, как тридэшная рать Анубиса из фильма «Мумия». С кем разделить торжество? Нет поверженных тел. Никто не сдался в плен; вокруг лишь один исторический прах из разбитых песочных часов, только рыхлые телеса Российской Федерации: кризис, гнилая экономика, полиция, Северный Кавказ, десталинизация, Манежная площадь; грядет уже «распиленная» Олимпиада в Сочи, новые взрывы в московском метро и аэропортах. Какой Гайдар?! До всей русской культуры нет никому дела! До России нет ни кому дела. Все в ней нерентабельно, кроме нефти и газа…
Поздно, поздно. Интернетовские ветра давно разнесли солоухинские семена «правды» о Гайдаре по всем городам и весям. Кровь невинно убиенных натекла в Википедию. «Зверства» Гайдара проросли, как сорняки, по всей Сети. Выполоть это вранье уже невозможно. Оно обрело самостоятельную жизнь.
Теперь у России два Аркадия Гайдара. Один – позабытый гениальный писатель, фронтовик и герой. Другой – подзабытый мифологический вурдалак: «В черном-пречерном Арзамасе, на черной-пречерной улице…»
И по большому счету, не нужны оба. Дети в России больше не читают и не интересуются «светлым царством социализма». Новая Россия не нуждается в кибальчишах. У государства спрос на потребителя и исправного налогоплательщика.
8
Я тоже верил в другого Гайдара, юного берсеркера, подверженного приступам больной ярости. С той разницей, что он не оттолкнул меня. Даже наоборот – привлек. Он представлялся мне мальчиком Каем, раненным в глаз и сердце ледяной шрапнелью. Революция, как Снежная Королева, поцеловала его и увезла в свой холодный чертог. За кровавым Гайдаром, как Герда, бежала Литература, освобождая его жестокое сердце слезами, голубыми чашками, тимурами, чуками и геками…
Я, боготворивший обэриутов, искренне восторгался бесконечным диапазоном гайдаровского слога. В эпистолярном мастерстве Гайдар не уступал перу поэта-чинаря Даниила Хармса:
«Дорогой т. Ермилов! Как только получишь это письмо, так сейчас же постучи в стенку или высунься и позови т. Вармута. Когда он войдет, ты попроси его, чтобы он сел. Сначала скажи ему что-нибудь приятное. Ну например: “Эх, и молодец ты у меня Вармут”, или еще что-нибудь такое, – а когда он подобреет, ты тогда осторожно приступи к разговору насчет 6 февраля. Если он сразу согласится, то ты его похвали, и скажи, что ничего другого от него и не ожидал. А если же он сразу начнет матом – то ты не пугайся, а выслушай до конца. А потом кротко загляни ему в глаза и проникновенно спроси: “Есть ли у него совесть?” От такого неожиданного вопроса кто хочешь смутится. А ты дальше, больше, продолжай, продолжай, и все этак диалектически, диалектически, и тогда он раскается и, схватившись за голову, стремительно помчится в бухгалтерию. Пока всем вам всего хорошего. Очень только прошу не понять, якобы я только пошутил. Деньги мне в самом деле нужны, так крепко, как никогда…»
Шесть лет учили меня в моем сумеречно-вечернем университете, что личность автора следует отделять от его трудов. И хоть бы сам Фредди Крюгер написал: «Отговорила роща золотая березовым веселым языком», изучай золотую рощу и березовый язык, а не личность Фредди Крюгера.
В случае с Гайдаром тянуло и на личность. Сколько раз я примерял на себя его кавказский поступок от 1920 года. Безмозглые красноармейцы из его роты ради бандитского шика отпилили стволы у винтовок – сделали «карабины». Чтоб доказать олухам, что изувеченная винтовка в цель не попадает, ротный Голиков приладил такой «карабин» к пулеметному станку, сам стал в пятидесяти шагах и велел навести на себя. Выстрелили и не попали. Вздорный, эксцентричный поступок, готовый эпизод для красного вестерна. Гайдар сделает из него потом рассказ «Обрез», но из скромности назначит главным героем своего тогдашнего помощника Трача. Это даже не «русская рулетка» с одним патроном в барабане.
Но по красочности этот обрез все же не сравнится с гайдаровской бритвой. Когда любопытные граждане интересовались шрамами на груди, Гайдар не без юмора отвечал: «Хорошего человека встретил, сердце хотел показать».
О том, что в грозные минуты помутнений Гайдар резал себя, рассказал его хабаровский знакомец, человек с удивительно бюрократической фамилией, похожей на советское учреждение: Закс. Будущий американский эмигрант Борис Закс.
История о гайдаровских «запоях и буйствах» появится в 1988 году в парижском русскоязычном альманахе «Треугольный х…», то есть, виноват, «Минувшее». Это Закс первым расскажет о кровожадных потребностях Гайдара, назовет его садистом, страдающим маниакально-депрессивным психозом. Обидно, что этому впечатлительному фетюку подарил Гайдар тетрадь с «Голубой чашкой».
Основываясь на воспоминаниях Закса, нагородит свои маниакальные реконструкции Солоухин.
Понятно, в свое время Гайдар здорово перепугал Закса. Поразительная особенность Гайдара – он вызывал дикую неприязнь у людей трусоватых и подлых.
Гайдара считали своим близким другом писатели Рувим Фраерман и Константин Паустовский.Это Фраерману писал Гайдар:
«Дорогой Рувчик – мне исполнилось 36 лет (5 месяцев). Из чего они складываются? 1. Рожденье. 2. Воспитанье. 3. Воеванье. 4. Писанье. Раздели 36 на 4, и жизнь моя будет перед тобой как на ладони, за исключением того темного времени, когда я задолжал тебе 250 рублей денег».
А до этого из санатория в Сокольниках:
«Здоровье мое хорошее. Одна беда: тревожит меня мысль – зачем я так изоврался. Казалось, нет никаких причин, оправдывающих это постоянное и мучительное вранье, с которым я разговариваю с людьми… образовалась привычка врать от начала до конца, и борьба с этой привычкой у меня идет упорная и тяжелая, но победить я ее не могу… Иногда хожу совсем близко от правды, иногда – вот-вот – и веселая, простая, она готова сорваться с языка, но как будто какой-то голос резко предостерегает меня – берегись! Не говори! А то пропадешь! И сразу незаметно свернешь, закружишь, рассыплешься, и долго потом рябит у самого в глазах – эк, мол, куда ты, подлец, заехал!..»
Закс или Солоухин прокомментировали бы этот отрывок так: Гайдара замучили «убитые в детстве люди», и ему так и хочется крикнуть Фраерману: «Это я грохнул старуху-процентщицу!»
Гайдар отлично понимал, что происходит в его стране. Знал, что молчать – стыдно, а правдивый «разговор» равен самоубийству. И он сделал все, что мог на тот момент, – написал «Судьбу барабанщика», самую первую книгу о репрессиях, об искалеченных судьбах детей, чьи родители арестованы. Написал и едва не поплатился свободой.
У писательских сыновей иногда наступают приступы одержимостью «отцом». Дмитрий Набоков так пишет предисловие к последней отцовской рукописи, словно бы сам Владимир Набоков водил его рукой.Много лет спустя сын Тимур поведает об отце безупречными гайдаровскими строчками:
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.