Страница 9 из 40
О слава, ты также прошла за дождями…
О слава, ты также прошла за дождями, Как западный фильм, не увиденный нами, Как в парк повернувший последний трамвай, – Уже и не надо. Не стоит. Прощай! Сломалась в дороге твоя колесница, На юг улетела последняя птица, Последний ушел из Невы теплоход. Я вышел на Мойку: зима настает. Нас больше не мучит желание славы, Другие у нас представленья и нравы, И милая спит, и в ночной тишине Пусть ей не мешает молва обо мне. Снежок выпадает на город туманный. Замерз на афише концерт фортепьянный. Пружины дверной глуховатый щелчок. Последняя рифма стучится в висок. Простимся без слов, односложно и сухо. И музыка медленно выйдет из слуха, Как после купанья вода из ушей, Как маленький, теплый, щекотный ручей.ВМЕСТО СТАТЬИ О ВЯЗЕМСКОМ
Я написать о Вяземском хотел, Как мрачно исподлобья он глядел, Точнее, о его последнем цикле. Он жить устал, он прозябать хотел. Друзья уснули, он осиротел: Те умерли вдали, а те погибли. С утра надев свой клетчатый халат, Сидел он в кресле, рифмы невпопад Дразнить его под занавес являлись. Он видел: смерть откладывает срок. Вздыхал над ним злопамятливый Бог, И музы, приходя, его боялись. Я написать о Вяземском хотел, О том, как в старом кресле он сидел, Без сил, задув свечу, на пару с нею. Какие тени в складках залегли, Каким поэтом мы пренебрегли, Забыв его, но чувствую: мрачнею. В стихах своих он сам к себе жесток, Сочувствия не ищет, как листок, Что корчится под снегом, леденея. Я написать о Вяземском хотел, Еще не начал, тут же охладел Не к Вяземскому, а к своей затее. Он сам себе забвенье предсказал И кажется, что зла себе желал И медленно сживал себя со свету В такую тьму, где слова не прочесть. И шепчет мне: оставим все как есть. Оставим все как есть: как будто нету.ПОЙДЕМ ЖЕ ВДОЛЬ МОЙКИ, ВДОЛЬ МОЙКИ…
Пойдем же вдоль Мойки, вдоль Мойки, У стриженых лип на виду, Глотая туманный и стойкий Бензинный угар на ходу, Меж Марсовым полем и садом Михайловским, мимо былых Конюшен, широким охватом Державших лошадок лихих. Пойдем же! чем больше названий, Тем стих достоверней звучит, На нем от решеток и зданий Тень так безупречно лежит. С тыняновской точной подсказкой Пойдем же вдоль стен и колонн, С лексической яркой окраской От собственных этих имен. Пойдем по дуге, по изгибу, Где плоская, в пятнах, волна То тучу качает, как рыбу, То с вазами дом Фомина, Пойдем мимо пушкинских окон, Музейных подобранных штор, Минуем Капеллы широкой Овальный, с афишами, двор. Вчерашние лезут билеты Из урн и подвальных щелей. Пойдем, как по берегу Леты, Вдоль окон пойдем и дверей, Вдоль здания Главного штаба, Его закулисной стены, Похожей на желтого краба С клешней непомерной длины. Потом через Невский, с разбегу Все прямо, не глядя назад, Пойдем, заглядевшись на реку И Строганов яркий фасад, Пойдем, словно кто-то однажды Уехал иль вывезен был И умер от горя и жажды Без этих колонн и перил. И дальше, по левую руку Узнав Воспитательный дом, Где мы проходили науку, Вдоль черной ограды пойдем, И, плавясь на шпиле от солнца, Пускай в раздвижных небесах Корабль одинокий несется, Несется на всех парусах. Как ветром нас тянет и тянет. Длинноты в стихах не любя, Ты шепчешь: читатель устанет! – Не бойся, не больше тебя! Он, ветер вдыхая холодный, Не скажет тебе, может быть, Где счастье прогулки свободной Ему помогли полюбить. Пойдем же по самому краю Тоски, у зеленой воды, Пойдем же по аду и раю, Где нет между ними черты, Где памяти тянется свиток, Развернутый в виде домов, И столько блаженства и пыток, Двузначных больших номеров. Дом Связи — как будто коробка И рядом еще коробок. И дом, где на лестнице робко Я дергал висячий звонок. И дом, где однажды до часу В квартире чужой танцевал. И дом, где я не был ни разу, А кажется, жил и бывал. Ну что же? юсуповский желтый Остался не назван дворец, Да словно резинкой подтертый Голландии Новой багрец. Любимая! Сколько упорства, Обид и зачеркнутых строк, Отчаяния, противоборства И гребли, волнам поперек! Твою ненаглядную руку Так крепко сжимая в своей, Я все отодвинуть разлуку Пытаюсь, но помню о ней… И может быть, это сверканье Листвы, и дворцов, и реки Возможно лишь в силу страданья И счастья, ему вопреки.