Страница 6 из 40
Еще чего, гитара!..
Еще чего, гитара! Засученный рукав. Любезная отрава. Засунь ее за шкаф. Пускай на ней играет Григорьев по ночам, Как это подобает Разгульным москвичам. А мы стиху сухому Привержены с тобой. И с честью по-другому Справляемся с бедой. Дымок от папиросы Да ветреный канал, Чтоб злые наши слезы Никто не увидал.Жизнь чужую прожив до конца…
Жизнь чужую прожив до конца, Умерев в девятнадцатом веке, Смертный пот вытирая с лица, Вижу мельницы, избы, телеги. Биографии тем и сильны, Что обнять позволяют за сутки Двух любовниц, двух жен, две войны И великую мысль в промежутке. Пригождайся нам, опыт чужой, Свет вечерний за полостью пыльной, Тишина, пять-шесть строф за душой И кусты по дороге из Вильны. Даже беды великих людей Дарят нас прибавлением жизни, Звездным небом, рысцой лошадей И вином, при его дешевизне.Казалось бы, две тьмы…
Казалось бы, две тьмы, В начале и в конце, Стоят, чтоб жили мы С тенями на лице. Но несравним густой Мрак, свойственный гробам, С той дружелюбной тьмой, Предшествовавшей нам. Я с легкостью смотрю На снимок давних лет. «Вот кресло, — говорю, – Меня в нем только нет». Но с ужасом гляжу За черный тот предел, Где кресло нахожу, В котором я сидел.Зачем Ван Гог вихреобразный…
Зачем Ван Гог вихреобразный Томит меня тоской неясной? Как желт его автопортрет! Перевязав больное ухо, В зеленой куртке, как старуха, Зачем глядит он мне во вслед? Зачем в кафе его полночном Стоит лакей с лицом порочным? Блестит бильярд без игроков? Зачем тяжелый стул поставлен Так, что навек покой отравлен, Ждешь слез и стука и башмаков? Зачем он с ветром в крону дует? Зачем он доктора рисует С нелепой веточкой в руке? Куда в косом его пейзаже Без седока и без поклажи Спешит коляска налегке?БУКВЫ
В латинском шрифте, видим мы, Сказались римские холмы И средиземных волн барашки, Игра чешуек и колец, Как бы ползут стада овец, Пастух вино сосет из фляжки. Зато грузинский алфавит На черепки мечом разбит Иль сам упал с высокой полки. Чуть дрогнет утренний туман – Илья, Паоло, Тициан Сбирают круглые осколки. А в русских буквах «же» и «ша» Живет размашисто душа, Метет метель, шумя и пенясь. В кафтане бойкий ямщичок, Удал, хмелен и краснощек, Лошадкой правит подбоченясь. А вот немецкая печать, Так трудно буквы различать, Как будто маргбургские крыши. Густая готика строки. Ночные окрики, шаги. Не разбудить бы! Тише! Тише! Летит еврейское письмо. Куда? — Не ведает само. Слова написаны как ноты. Скорее скрипочку хватай, К щеке платочек прижимай, Не плачь, играй… Ну что ты? Что ты?Сегодня снег…
Сегодня снег, Моя погода. От зимних нег Нам нет прохода. Холодных струй Укол нестрашный Твой поцелуй Напомнит влажный. В снегу густом Видны пустоты, Как будто в нем Мерцают соты. Дары зимы При блеске резком, Ячейки тьмы С янтарным блеском. Метет метель, Стирая дали. Играй, Адель, Не знай печали. Снежинок рой Кружит, сверкая, Одна — пчелой, Шмелем — другая. Сейчас скажу Всю правду сразу, Снежок держу Так близко к глазу. Метет метель. О чем хлопочешь? Бери свирель, Играй что хочешь! Кружись, взлетай, Снежку подобно. Адель, играй! На чем угодно!