Когда забудешь, позвони

Четыре года пролетели как четыре дня. Если бы не женитьба на Алле, вообще не заметил бы этих лет — таким спрессованным оказалось время. Он сам, как золотоискатель, тщательно подбирал людей, просеивая через сито разговоров, встреч и памяти. Зато собрал единомышленников, сколотил команду, кулак, в котором каждый палец незаменим, а все вместе — сила. И вот сегодня, в двадцать нуль-нуль, как говорит Иваныч (напомнить, чтоб обязательно был) их дружный коллектив собирается отмечать в «Праге» присвоение Государственной премии СССР.

— Доброе утро! — Над ухом раздался приятный баритон его зама Александра Семеновича Попова, Сашки, однокашника, соратника и друга в одном лице.

— Привет, Семеныч! Ты что это в такую рань? Не даешь поразмышлять в спокойной обстановке.

— Дурной пример заразителен, — хохотнул Попов. — Да и не сидится дома. Творческий зуд, знаешь ли. Слушай, старик, а как ты относишься к энергетическому влиянию на плод в утробе матери?

Сашку иногда заносило, но в его идеях было нечто такое, что прочно осаждалось в голове и терпеливо ожидало своего часа. Попов перешел к результатам вчерашнего опыта, потом стали подтягиваться остальные. Лаборатория постепенно заполнялась, начался обычный трудовой день, который оборвало время. Как всегда некстати — на экране монитора высвечивались интересные результаты, и они требовали осмысления.

— Борис Андреич, — в кабинет заглянула лаборантка Любочка, — я пойду? Восьмой час уже, а у нас ведь на восемь заказано?

— Да, Любочка, конечно, идите. — Он не отрывался от экрана: черт, не может быть!

— Хорошо, тогда до встречи? Борис Андреич, я там пакет положила на стул. Жена ваша передала.

— Да-да, конечно, спасибо.

К действительности вернул телефонный звонок.

— Да! — коротко бросил в трубку.

— Борька, ты успеешь доехать до «Праги» за пятнадцать минут? Мы уже на месте. — Голос Сергея был веселым и понимающим. — Я ведь без тебя как слепой без поводыря: не знаю, куда пойти и где прислониться. Чужак! Да и народ удивляется: чиво это я тута делаю? Спасибо, жена твоя рядом — греюсь в ее лучах. Нам с Галкой не так одиноко.

— Молодец, что позвонил! Уже еду! «Проклятие, нет времени даже домой заехать — переодеться!» Взгляд упал на большой пластиковый пакет, из которого торчала вешалка. «Ну Алчонок, ну золото! Клад, а не жена!» Он быстро облачился в светлую рубашку и новый серый костюм, галстук завязывал, сбегая по лестнице. Машина летела как ласточка — спасибо Иванычу, на все руки мастер. Пробок, на удивление, не было. И уже через двадцать минут новоиспеченный лауреат входил в холл ресторана «Прага». Народ в преддверии хорошей выпивки и вкусной закуски, а главное, от сознания заслуженности награды весело топтался в холле, перекуривая и сдерживая аппетит. Все ведь голодные, как черти, после работы. Особняком держались трое: его жена и друг с любимой девушкой. Алка, естественно, выглядела на все сто, нет, пожалуй, даже на двести. А вот Галина явно робела и старалась держаться поближе к Сергею.

— Борис Андреевич! — окликнул сзади знакомый голос.

Он развернулся. Ого, Уфимцев — собственной персоной! Вот это действительно подарок.

— Здравствуйте, Степан Егорович! Очень рад вас видеть.

— Благодарю, взаимно. А вы знаете, я хочу признаться в своей неправоте. И высокая награда здесь ни при чем. Я ведь проверил: действительно, найденные вами типы полей самым непосредственным образом воздействуют на функции клетки.

— А на чем проверяли?

— Сначала на дрозофилах, а потом на ваших любимых крысах.

— Линейных или беспородных?

— Пришлось разориться на линейных, — улыбнулся Уфимцев, — вистаровских.

— Степан Егорович! — окликнул академика Филимонов. — Милости прошу, проходите!

И директор, придерживая почетного гостя под локоток, увлек его в банкетный зал, где в ожидании томилась длинная буква «П», уставленная выпивкой и закусками. По вертикалям рассаживались весело, шумно и демократично — все свои, чинов не признают. Главный чин — серое вещество, способное выдавать интересные идеи. Горизонталь была солиднее: ее украшали приглашенный академик, институтская верхушка и какие-то холеные типы, скорее всего, цековские. Туда же порывались усадить и Бориса, но он категорически отказался, сославшись, что ему удобнее с краю. Ели вкусно, пили смачно — за науку, за прогресс, за творческий поиск в биоэнергетике, за светлую голову Бориса Андреевича Глебова. Расслабились, разбились на группки, потянулись в большой зал растрястись под музыку. Он танцевать отказался, пришлось Сереге отдуваться за двоих.

— Все, Ал, честно, не могу. Устал, — взмолился Сергей. — Потанцуйте с другими, а? Борька, отпустим наших дам на волю? Не побоимся конкурентов?

— Глебов, — жена капризно надула губки, — ты на меня совсем не обращаешь внимания. Сережа с Галей танцует, а ты со мной — нет.

— Я на работе. Это — продолжение моего рабочего дня. Вот закатимся куда-нибудь вдвоем, и я весь буду в твоей власти.

— Хорошо, — вздохнула Алла, — так и быть, поверю. Но обещай: в субботу ты меня ведешь в «Пекин».

— В субботу работаю.

— Ну вот! Видели? И это — мой муж!

— В воскресенье, — поспешил добавить муж.

— Поклянись!

— Век дрозофилы не видать! Алла рассмеялась.

— Страшная клятва! Галь, пойдем носики попудрим?

Молодые женщины поднялись из-за стола и направились к выходу.

— Борька, а ты знаешь, кого я недавно встретил? — спросил Сергей, задумчиво провожая взглядом два стройных силуэта.

— Не знаю.

— Василису. Твою крестницу.

— Какую крестницу? — не понял Борис.

— Ту, что вытащил с того света шесть лет назад. Помнишь, я тебе ее привозил?

В памяти всплыли умные страдающие глаза и темные волосы. Он всегда просил их скручивать в пучок, чтобы не путались в приборе. Больше ничего не помнилось. Умные глаза и темные волосы — вот и все.

— Серьезно? Телевизионщицу? Ты ведь, кажется, говорил, она потом куда-то исчезла?

— В монастырь.

— И что?

— Сейчас вернулась. Похоронила мужа. Совсем не изменилась… Даже лучше стала.

— Галка — хорошая девчонка, — заметил Борис. — И любит тебя. — Он вспомнил, как здорово тогда запал на эту Василису его друг.

— Борис Андреич, дорогой, мы с тобой еще не чокались! — К ним подошли Попов с Иванычем. — Не помешаем?

— Нет, конечно! — обрадовался Глебов. — Присаживайтесь и знакомьтесь. Это — мой друг, профессор Сергей Яблоков. А это — наш спаситель и мастер «золотые руки». Иван Иваныч знает каждый винтик в каждом приборе. Без него мы что дети малые.

— Да будет тебе! — ответил польщенный мастер, усаживаясь на освободившийся стул.

— Привет медицине! — Попов и Яблоков были давно знакомы. — Давайте, друзья, выпьем за Иваныча. Без него мы, правда, как без рук.

— Охотно! — подхватил Борис. — За вас, Иван Иванович, за ваше здоровье!

— Спасибо. — Старик с достоинством принял из рук Сергея рюмку, осушил ее одним глотком и поискал глазами, чем закусить.

— Прошу! — Сергей подал ему на вилке соленый корнишон.

— Благодарствуйте! Эх, ребята, гляжу я на вас — молодые, красивые, умные — душа поет! Я ведь тоже был таким. Диссертаций, правда, не писал, но обо мне писали, было дело.

— Серьезно, Иваныч? Расскажите! — попросил Борис.

— Было это в пятьдесят пятом, я только «капитана» получил, почти четыреста метров с нераскрытым парашютом летел. Заметка называлась: «Воздушное счастье». Дурацкое название, — фыркнул Иваныч.

— Сколько?! — вытаращились на старика «ребята».

— Четыреста, даже с гаком. Парашют, мать его за ногу, не раскрылся! Я туда, сюда — заклинило кольцо, хоть ты плачь. Ну, все, думаю, конец. А помирать-то неохота, тридцатник только разменял. Что делать? Богу молиться — веры нет, да и молитв не знаю, отучен советской властью. Глаза закрыл, вспомнил вдруг бабкино «на все воля Божья» и — упал.

— Куда?! — обалдели слушатели. ¦

— В стог сена, — рассмеялся Иваныч. — Точным попаданием в центр.