Когда забудешь, позвони

— Поговорю с Васильичем завтра.

— Лады! Тогда до завтра.

Борис варил кофе, держа медную джезву за длинную деревянную ручку, и анализировал разговор. То, что инвестор согласен вложить деньги в их проект, конечно, здорово. Можно будет спокойно проводить исследования, подобрать небольшой штат, арендовать помещение и наладить производство. Настораживало другое: причина согласия. Сашка рассказывал, что этот Баркудин ни уха ни рыла в науке. Допустим, Попов убедил его в выгодности вложения капитала, но откуда такой процент? Тридцать и семьдесят! В благородство нынешних выскочек как-то не верится. «Тьфу ты, черт!» Пышная темная пена залила плиту. Борис вылил в чашку остатки кофе, выкурил пару сигарет и решил прогуляться на сон грядущий. Хорошенько на свежем воздухе все обмозговать, а заодно и Аллу встретить.

Глебов вышел на улицу. Октябрьский вечер был тихим и прохладным. Небо ясное, звезды видно. Особенно сияет Сириус. И Борис пошел прямо на свою любимую звезду. Душа оттаивала и рвалась от грешной земли в ночное небо. «Щас запою!» — вспомнился мультяшный волк.

Впереди, метрах в десяти, затормозила дорогая иномарка. Такие уже раскатывали по Москве, надменно виляя отполированными задами. Из машины вышел водитель, высокий стройный мужчина в светлом плаще, и подошел к передней пассажирской дверце. Нажал на ручку, открыл. В свете фонаря мелькнул идеальный пробор, даже на расстоянии видно, как тщательно трудился над ним парикмахер. А из черного приземистого автомобиля вышла его жена, провела рукой по щеке водителя, что-то сказала, приблизив свое лицо к чужому, и быстро пошла навстречу низкому раскидистому дереву, под которым застыл Глебов. Листва еще не облетела, пожелтела только, а потому неплохо скрывала силуэт человека.

Ночная улица развела троих — мужчину за деревом, женщину с красивой походкой и низкую черную машину, шелестящей змеей проскользнувшую мимо.

Третья новость оказалась с минусом, и она перевесила две с плюсом.

Январь, 2003 год

«7 января.

Вот это новость! Убит Баркудин, президент «Баррель». А эта компания — основной спонсор нашего фильма. Вересов ходит мрачный, вчера вызывали в милицию. Группа гудит, сплетничает об убитом. Ходят слухи, что он промышлял какими-то темными делами, на том и вылез. Михаила Яковлевича, продюсера, затаскали на Петровку. Мы с Олегом тоже пообсуждали ситуацию, но ни к какому выводу не пришли — кроме газетных «уток» информации нет. По телевизору показывали вдову — красивую женщину лет тридцати пяти. Говорят, что он изменял ей направо и налево. Слухи, слухи, слухи… У продюсера и режиссера одна проблема — где взять деньги? Вчера нас собрал Вересов и сказал, чтобы не паниковали, съемки будут продолжаться. А на какие шиши?»

Глава 7

Лето, 1992 год

— Позвольте, я вам помогу, Василиса! — На нее весело смотрели синие глаза Полторабатьки, старпома корабля, на котором без малого семь лет назад наслаждалась последним подарком судьбы везучая телевизионщица.

Каким безоблачным было то плавание! Вспомнились их с Владом жаркие ночи в маленькой каюте, и роскошное угощение в скальном ресторанчике, и старая цыганка, угадавшая судьбу. Воспоминания выцветились ярко, четко, словно все случилось только вчера. Как давно это было! Бравый моряк, выскочивший табакерочным чертиком, одним махом перемахнул стену, которой Васса огородилась от своего безмятежного прошлого. Сам того не ведая, он напомнил, что с жизнью каждому выдаются и права — на счастье и любовь прежде всего. Ей захотелось вдруг бросить осточертевшую (прости, Господи!) кастрюлю и кинуться на шею загорелому мореходу.

Но всякому зерну — своя борозда. Сейчас шел другой сев, и будет другой урожай. Тот — уже давно съеден. По обе стороны капитанских плеч стали двое, вернув на землю разнеженную пирожницу. Один — коренастый и невысокий, в милицейской форме, другой — высокий и сухощавый, в штатском. Трио уставилось на Вассу, ожидая соло. Первым не выдержал милиционер Федя.

— Завтра в шесть будь на месте! Есть разговор. — И, развернувшись, двинул прочь — за правом на силу.

Ученый физик имел право быть сытым, в конце концов, он оплатил его своими кровными. Она молча достала из кастрюли сиротливый пакет и протянула выходцу из аббревиатуры. Тот сунул его под мышку и вяло поплелся в другую сторону. Ему явно не хватало одного лишь права на сытость.

Остался тот, кто не заявил ни о каких правах и не проявил ни хамства, ни такта. Он расплывался в улыбке и оставлять «солистку» одну вовсе не собирался.

— Позвольте, я помогу вам, Василиса! — предложил капитан в третий раз.

Все! Бог, как известно, любит троицу, и игнорировать это — большой грех.

— Помогите, — улыбнулась недавняя черница.

В квартире было чисто, уютно и хорошо пахло. Как это удается — тайна за семью печатями, прежде всего для самой хозяйки.

— Проходите… — Она замялась. Господи, как же его звать-то? Фамилия помнится отлично, а вот имя выпало из памяти.

— Алексей Федотович, — улыбнулся гость и наклонился снять туфли, — только, пожалуйста, зовите меня просто Алексей, — попросил он и слегка покраснел.

«Надо же, — умилилась забывчивая, — до сих пор краснеет!» Она вспомнила стыдливый румянец на тщательно выбритых моряцких щеках.

— Не снимайте обувь! Проходите, устраивайтесь, сейчас будем чай пить. — И добавила: — Я помню, как вас зовут. — Половинная правда — не ложь.

Хозяйка прямиком направилась в кухню и захлопотала у плиты. А гостей принимать приятно — охватило ее давно забытое чувство.

— Помощь не нужна?

— Нет, спасибо.

Но поднос с чашками, заварочным чайником и горкой пирожков на блюде он все-таки перехватил и осторожно поставил на стол.

— Чай горячий, вы можете обжечься, Василиса.

Пустяковая забота, а приятна. Как давно о ней никто не заботился! И это было вторым воскресшим ощущением, которое обволакивало и расслабляло.

— А вы, я вижу, уже капитан первого ранга? — Она налила в большую чашку душистый чай и придвинула поближе к гостю пирожковую горку.

— Да. Год назад сменил Арсения Кирилловича. Может, вы его помните?

— Конечно.

Капитана, маленького, сухонького, с приветливой улыбкой и строгим командным голосом Васса помнила отлично. Ярый телеман относился к съемочной группе с почтительным уважением и частенько сравнивал их экранные путешествия со своими походами.

— Значит, вы ходите на том же корабле?

— Да.

Она поднесла ко рту чашку и с наслаждением вдохнула жасминовый аромат. Интересно, помнит ли палуба их шаги? Или все следы давно смыла швабра усердных матросов?

— А ваш муж по-прежнему снимает передачи?

— Нет.

— Перешел на другую работу?

— Умер.

— Простите, — смешался Полторабатько, — примите мои соболезнования. Он был очень приятный человек. — Бедный капитан явно не знал, что сказать, и от смущения да сочувствия совсем оробел.

— А что привело вас в Москву? — резко сменила тему Васса. — Дела?

— Нет, я в отпуске. У меня сестра здесь живет, на этой улице. — И радостно доложился: — Ваша соседка!

— Дружите?

— Да, хотя в детстве ей здорово доставалось. А у вас есть брат, Василиса?

— Нет.

Он вкусно, с удовольствием произносил ее громоздкое имя, точно ребенок облизывал эскимо.

— А вы совсем не изменились, Василиса, — робко заметил храбрый моряк. — Даже лучше стали.

Она молча улыбнулась в ответ.

— Еще чаю?

— Да, спасибо.

Васса опять повторила нехитрый маневр: налила чай и ловко перекинула на гостевую тарелку троечку румяных лепестков.

— Ешьте.

— Очень вкусно! — признался гость, отправляя в рот пирожок.

За ним приятно было наблюдать: капитан ел с аппетитом, но без жадности. Он и жил, наверное, с аппетитом: вкусно ел, весело ходил по морям, с радостью влюблялся в женщин, с удовольствием молчал. Вот только рядом с хозяйкой бравый мореход явно тушевался. Ее это забавляло, но не волновало никак. Вассу притягивало в нем прошлое, его тянуло к настоящему. И они, будто два вектора, указывали разные направления.