Фархад и Ширин

* * * Когда Хосров был сыном умерщвлен, Отцеубийца поднялся на трон И возложил на голову венец Правления тяжелого венец. В нужде мы и убийце угодим: Стал Шируйя царям необходим. Пытался он Михин-Бану привлечь, И сразу о Ширин завел с ней речь. Ответила: «Она еще больна. Оправится — решить сама вольна. Ее судьба в ее руках, а я Ни в чем ей не помеха, Шируйя! Но лучше ты поговори с ней сам: Захочет — я благословенье дам…» Но так как грубым он невеждой был, А страсть в нем разожгла надежды пыл, То он кумиру своему послал Письмо любви, в котором так писал: «О гурия, ты обольщенье глаз, Чью красоту я видел только раз! Но, вспыхнув от ее огня, с тех пор Ношу в душе пылающий костер. О, ни Фархад, ни мой родитель-шах, Клянусь, не мучились в таких кострах! Отцовскую пролить осмелясь кровь, Чем докажу еще свою любовь? Никто таких страданий не терпел, Какие мне любовь дала в удел. Всю летопись судьбы перелистай Лист за листом подряд — и прочитай Все повести любви из века в век, — Такой любви не ведал человек! Хоть я владыкой стал, тебе скажу: Я горькую утеху нахожу В том, что, тебя любя, о мой кумир, Себя на весь я опозорил мир. Да, мне в позоре этом равных нет, И мучеников столь бесславных — нет!.. Не отвергай, Ширин, моей любви И к жертве страсти милость прояви. О пери, обещаньем мне ответь, Надеждой на свиданье мне ответь! Хоть я не жду отказа, но клянусь: Ни перед чем я не остановлюсь, И — не добром, так применяя власть, Ответить на мою заставлю страсть!..» * * * Ширин, приняв посланье от гонца, Лишилась чувств, не дочитав конца. Она понять сначала не могла Столь небывало страшные дела. Но, долго размышляя над письмом, Она, увы, уверилась в одном: «Вот подлинно безумный, страшный тем, Что чувство страха утерял совсем! Кто мог отца с пути любви убрать, Преступит все и может все попрать, Чтоб своего достичь. Я цель его, И ждать я от него могу всего. Нет, не хочу я на него смотреть! О боже, помоги мне умереть! Да, смерть — одно спасение мое, В ней вижу воскресение мое!..» К такому заключению придя И в нем успокоение найдя, Она с довольным, ласковым лицом Речь повела почтительно с гонцом. Сказала: «Шаху передать прошу: Я за него молитвы возношу. Угодно было, видимо, судьбе Хосрова бремя передать тебе. И если жизни ты лишил отца, То был орудием в руках творца, И, значит, воли был своей лишен, А сделал то, чего хотел лишь он. Я ль не пойму страдания твои? Сама я знала плен такой любви. Ты слышал о Фархаде, кто гоним И кто загублен был отцом твоим, Кто был любви поклонникам главой, Всем верности сторонникам главой? Круговращенье вечное небес Таких еще не видело чудес, Такой любви, как между им и мной, Примером ставшей для любви земной. Не преходящей похотью сильна, — Сильна была единством душ она! Фархад низвергнут был Хосровом в ад, И принял смерть из-за меня Фархад. И я теперь в разлуке вечной с ним, Но сердцем так же безупречно с ним. Я заболела от тоски по нем И чахну безнадежно с каждым днем. Я птицей недорезанной живу И непрестанно смерть к себе зову… Но если шах действительно мне друг, Он, может быть, поймет, что мой недуг Тем более жесток, что милый мой Еще поныне не оплакан мной. И если б, как обычаи велят, Я, завернувшись в черное до пят, Здесь труп его оплакать бы могла И скрытой скорби выход бы дала, То, душу от печали облегчив, Я жить могла б, недуг свой излечив… Шапура в цепи заковал Хосров; Освободи Шапура от оков — И я с людьми туда пошлю его, Где брошен труп Фархада моего. Он привезет его ко мне — и я Свою очищу совесть, Шируйя, И, выплакав свою любовь к нему, Покорной стану шаху моему. А твой отказ — он приговор твой, шах, Тогда меня получишь мертвой, шах!..» Гонец понес царю, ликуя, весть. Услышав от гонца такую весть, Был счастлив Шируйя, повеселел — И выпустить Шапура повелел. Шапур пришел к Ширин и весь в слезах — Ниц распростерся перед ней во прах. И вся слезами залилась Ширин, — Фархада вспомнила тотчас Ширин. Настолько встреча их горька была, Что почернело небо, как смола. Но жалоб сердца отшумел поток, — Настал для разговора дела срок: Убрав тигровой шкурой паланкин, Дала Ширин Шапуру паланкин И, двести человек в охрану дав И пышность царских похорон создав, Отправила весь караван туда, Где смеркла навсегда ее звезда… Шапур с людьми ушел — и там, в горах, Нашел того, кто рушил горы в прах И кто теперь горою бедствий сам, Мертв, недвижим предстал его глазам. Не как гора! — зверями окружен, Лежал как средоточье круга он. Но звери разбежались от людей — И люди стали на места зверей, И на носилки возложили труп, И шелком и парчой покрыли труп, И почести, как шаху, оказав И, плача, на плеча носилки взяв, Печалью безутешною горя И щедро благовоньями куря, Так до дворца Ширин они дошли, Фархада тайно во дворец внесли, В ее опочивальне уложив И ей затем, печальной, доложив…