Незаконная планета

Прошла долгая Плутонова ночь, над плато поднялась крупная звезда, именуемая Солнцем. Ее слабый свет заиграл на металлических сочленениях девяти роботов. Десятый, пострадавший, остался на корабле заряжаться. Второй день десанта благополучно подходил к концу. В рубке корабля, на командном пункте экспедиции Морозов, дав десантникам сигнал возвращаться, уже готовился закрывать вахту, а Чейс, хлебнув из неизменной фляги ямайского рому, позвал Заостровцева играть в шахматы. И тут-то Драммонд доложил: опять нападение! Еще один робот выведен из строя…

Теперь Заостровцев стоял рядом с геологом, выслушивал его сдержанно-раздраженную речь и думал о том, что дело плохо. Разрядить блок загрузки памяти — это значило превратить автомат в бесполезную груду металла. В корабельных условиях не удастся восстановить его программу. И если каждый день плутоняне будут выводить из строя автоматы, то геологическую разведку придется свернуть. Все, кажется, предусмотрели на Земле при подготовке экспедиции, а вот это не предвидели, не могли предвидеть — разрядники огромной мощности в руках аборигенов.

— Надо что-то с ними делать, — сказал Драммонд. — Эти ахондропласты перебьют всех роботов. Обуздать их надо.

— Обуздать, обуздать, — сказал третий пилот Олег Черных, заглянув в отсек. — Братьям, во мрак погруженным, откажем ли в светоче жизни?

— Ты о чем, Олег? — спросил Грегори.

— Я о том, что начальник экспедиции просит всех пройти в рубку.

В дневные часы, когда экспедиционная группа работала на Плутоне, Морозов почти не покидал рубки, — только при заходе корабля в радиотень позволял себе вылезти из кресла, поесть, размяться на снарядах. Более всего заботила его группа Баркли — Короткова, работавшая близ тау-станции, в главном районе скопления плутонян. Но там, на удивление, все было спокойно. Баркли изучал процесс строительства Дерева. Коротков занимался биологическими исследованиями, крутил фильмы. Зрителей, впрочем, не было, а если и останавливался перед экраном, хоть на миг, кто-нибудь из прохожих аборигенов, его тотчас отгонял прочь «жезлоносец». Так они называли плутонян, вооруженных разрядниками, — «жезлоносцы».

Видимой враждебности аборигены не выказывали. Тем удивительнее было то, что они нападали на роботов в пустынной местности, где работала геологическая разведка.

Не прекратить ли ее? — думал Морозов, сидя в своем кресле. В рубке было полутемно, только ярко светились глазастые приборы да горели в иллюминаторах фонарики звезд. Ведь они разумные, продолжал он размышлять, и не могут не понимать, что мы, хоть и незваные, но пришли с добрыми намерениями. Впрочем, нельзя судить по земным критериям: наши действия и намерения могут быть так же непонятны им, как недоступен нашему пониманию чужой разум… Но почему недоступен? Разве не универсально, не всеобщно свойство разума — именно стремление к пониманию?..

В рубку входили один за другим участники экспедиции. Драммонд вплыл ногами вперед, Морозов поймал его за башмак и подтянул книзу.

— Почему вы не включаете искусственную тяжесть? — сдержанно спросил геолог.

— Приходится экономить энергию. — Морозов жестом пригласил садиться. — Ну, так что у вас стряслось?

— Я уже доложил вам, сэр. Они опять напали на автоматы и один вывели из строя. Сегодня этих мохнатых было около дюжины. К сожалению, я не успел подъехать, чтобы воспрепятствовать им. Должен добавить, что Станко был поблизости, но не принял никаких мер.

Драммонд поджал губы, давая понять, что высказался до конца.

— Какие меры я должен был, по-вашему, принять? — Грегори Станко повернул круглое лицо к геологу.

— Вы должны были загородить им дорогу.

— Это смешно, Драммонд. Они бы обтекли мою машину и все равно прорвались бы к автоматам.

— И все-таки вам следовало попытаться, Станко. Но вы же будто приклеены к своим кинокамерам.

— Я делаю то, что обязан делать. У вас автоматы, у меня кинокамеры.

— Прошу прекратить бессмысленные препирательства, — сказал Морозов. — Обстановка усложнилась. Нападения плутонян на автоматы требуют ответственного решения. Что будем делать, коллеги? Ставлю на обсуждение вопрос о прекращении геологической разведки.

— Да как же это, Морозов? — вскинулся Драммонд. На его сухое длинное лицо пал зеленоватый свет навигационных приборов. — Тут под ногами сплошь редкие металлы. Вот! — Он быстро развернул походный планшет. — Сегодня пошла полоса колумбитов с богатейшим содержанием ниобия. Видите? Дальше, вот здесь, кажется, начинаются германиты, завтра я намерен это уточнить. Ни в коем случае нельзя прекращать разведку!

— То есть продолжать, пока аборигены не перебьют всех роботов, не так ли?

— Нет, сэр, я этого не сказал. Роботы нуждаются в защите — вот в чем проблема. Осмелюсь предложить: все вездеходы направить к месту разведки, окружить автоматы таким, знаете, подвижным кольцом. Тогда эти мохнатые не осмелятся нападать.

— Лучше называть их просто аборигенами, Драммонд. Итак, вы предлагаете прекратить все работы, кроме геологической разведки, и сосредоточиться на охране автоматов.

— Ну уж нет, — раздался басовитый голос Баркли из темного угла рубки. — Я свои исследования не брошу ради того, чтобы крутиться вокруг роботов.

— Так же и я, — сказал Коротков. — Пока позволяет время, надо добиваться контакта.

— Контакта мы вряд ли добьемся, — прохрипел второй пилот Чейс. — А разведка дает явные результаты. Редкие металлы — это, знаете ли…

— Дайте мне миллион за эти рудники и купите для меня обратный билет, — негромко сказал третий пилот Черных.

— Что такое? — взглянул на него Морозов. — А, опять Марк Твен. Очень приятно, когда пилот так начитан, но я бы хотел услышать ваше мнение, Олег. Есть оно у вас?

— Есть. — Черных быстрым движением взбил свои рыжеватые бакенбарды. — Редких металлов здесь, как видно, много, но они останутся вещью в себе, если плутоняне не откликнутся на наши пламенные призывы о дружбе. Мое мнение: продолжать все начатые работы, не отдавая предпочтения какой-то одной. Лично я готов вступить в гвардию по охране автоматов. Это даже приятнее, чем сидеть в лодке.

— Нет, — мотнул головой Морозов. — Вы командир десантной лодки, и ваше место там. Мы не можем оставлять ее без присмотра.

— По мне, — вставил Чейс, — не страшно, если эти парни выжгут автоматы: им же не больно, черт побери. Но Драммонду это больно, и я его понимаю. Ладно. Нас тут двое пилотов, коммодор, и вы все равно торчите в рубке, даже если вахта моя, так вот — отпустите меня на этот гнусный шарик. Буду нести у Драммонда полицейскую службу.

Морозов в раздумье смотрел на звезды, плывущие в иллюминаторах.

— Так, — сказал он. — Все высказались? Володя, ты почему молчишь? — обратился он к Заостровцеву.

— По-моему, — сказал тот тихим своим голосом, — сосредоточиться надо не на разведке, а на контакте.

— Что ты предлагаешь конкретно?

— Мне еще надо обдумать…

— Хорошо, думай. — Морозов помолчал немного. — За прекращение разведки никто не высказался. Ладно, попробуем продолжать. Завтра, Роджер, — взглянул он на Чейса, — отправляйтесь с Драммондом, раз уж сами вызвались. Станко будет вам помогать…

— У меня завтра телепередача на Землю, сюжет — тау-станция, строительство Дерева, — сказал Станко. — Некогда мне охранять роботов.

Круглолицый румяный Грегори Станко, канадец из Манитобы, был превосходным оператором. В свои тридцать с чем-то лет он изъездил с кинокамерой весь земной шар, снимал на Луне и на Марсе. Он был весел и удачлив. Пройдя по трудному конкурсу в состав Третьей Плутоновой, Грегори в первый же день, когда собрался экипаж, заявил, что происходит из украинского рода и зовут его, собственно, не Грегори Станко, а Григорий Штанько. Он неплохо говорил по-русски.

— После передачи, Гриша, поедешь к Драммонду, — сказал Морозов. — Баркли и Короткой продолжают свою программу. Черных — вахта в десантной лодке, пятиминутная готовность и связь. Мы с Заостровцевым — корабельные вахты и работы. Прошу учесть: темп роста Дерева не оставляет нам много времени. Придется интенсифицировать работу. Это все.