Смерть отключает телефон

Анна Данилова

Смерть отключает телефон

1

– Глафира, по-моему, ты похудела за последние пару недель, – заметила Лиза.

– Да, я тоже так думаю. Если раньше я весила двести килограммов, то теперь – сто восемьдесят. Но это тоже результат.

Глафира Кифер отжала тряпку и принялась вытирать паркет уже возле самого порога их конспиративной, как они ее называли, квартиры, где Лиза (на табличке значилось: « Елизавета Сергеевна Травина. Адвокат ») принимала своих клиентов.

– Тебе еще не надоело мыть здесь полы? Давно уже взяли бы на работу уборщицу.

– Мы уже говорили об этом, Лиза. К чему нам посторонние? – возразила Глафира.

– Ладно-ладно, не кипятись. Давай, заканчивай с уборкой.

Лиза сидела за столом, заваленным документами и толстыми томами юридической литературы, попыхивала сигареткой, морща при этом лоб. Ее тонкие очки поблескивали золотом оправы. Был вечер, от настольной лампы «Tiffany» с мозаичным абажуром – веточки-цветочки-виноград – исходил мягкий, с разноцветными, розовато-зелеными бликами, свет.

В комнате было тепло, уютно, чуть слышно тикали старинные часы на камине, и Глаша, закончив уборку, уже предвкушала последнюю за этот вечер чашку чая, и – домой. Как вдруг раздался телефонный звонок. Вообще-то телефоны надрывались круглосуточно, и, как правило, все это были очень важные деловые разговоры, то есть обыкновенная каждодневная текучка. Но в этот раз Глашу, которая мыла руки над раковиной и в приоткрытую дверь слышала все то, что говорила Лиза, охватила тревога, как если бы разговор касался ее лично. Но нет, она ошиблась. И Лиза просто кого-то выслушивала, черкала что-то в своем рабочем блокноте, качала головой, словно удивляясь чему-то, хмурила свои тонкие брови и постукивала холеным указательным пальчиком по сигарете, стряхивая пепел в большую малахитовую пепельницу.

– Надо же… как интересно! Хотя, если честно, ничего-то интересного я и не наблюдаю. Сейчас люди постоянно исчезают. Я даже начинаю подумывать, что это происки инопланетян… Что? Ой, извините, если я вас обидела. Но это не шутка. Просто слишком много людей пропадает или лишается памяти. Да-да, все понятно, вам все это кажется чрезвычайно важным. Значит, говорите, что Вера Нечаева пропала ровно полгода тому назад и вы ее больше не видели? Это я поняла. Ее муж, точнее, сожитель говорит, что он понятия не имеет о том, где его жена. Так. И что? Вы хотите спустя полгода после ее исчезновения найти ее?..

Лиза молча выслушала все, что ей ответили. Вздохнула:

– В каком-каком городе? В Москве? Хорошо. Ваш приятель видел ее или женщину, удивительным образом похожую на Веру. Что ж, значит, она жива и здорова. Тогда в чем проблема? Поезжайте в Москву, попытайтесь там разыскать ее. Обратитесь в паспортную службу. Уже? И что вам сказали? Понятно. Говорю же – знакомая история! А я вам чем могу помочь? Ладно, уговорили… приходите. Я подожду с полчаса, не больше. Успеете?

Лиза отключила телефон, встала из-за стола и потянулась. Худенькая, высокая, она тряхнула своими распущенными волосами, потом собрала их, намотала на кулак и укрепила на затылке большой шпилькой.

– Глаша, ну что ты на меня так смотришь? Ты же слышала, правда? Конечно, мы можем отказаться, но, с другой стороны, а почему бы и не попробовать поискать эту женщину?

– Меня Адам ждет.

– Подождет! Позвони ему и скажи, чтобы ужинал без тебя. Тебе вообще вредно ужинать. Сделай себе лучше бутерброд, свари кофе. Глаша, не оставляй меня одну! Послушаем, что скажет нам этот страдалец, и потом пойдешь к своему Адаму. У нас, если ты не забыла, ненормированный рабочий день. Кстати говоря, сегодня на наш счет поступили денежки. Помнишь дело братьев Уваровых? Вот. Мы хорошо с тобой поработали, братьев отпустили. Вот Андрей, старший, и поблагодарил нас, доплатил, так сказать.

– Может, я тогда за пирожными сбегаю? – Глаша порозовела. – Так почему-то сладенького хочется.

Сказала – и тут же почувствовала угрызения совести. Подумаешь, деньги на счет пришли! Как будто бы без них она не могла себе позволить пару пирожных! Получается, что она при каждом удобном случае покупает себе пирожные. И конфеты. Кошмар!

– Кто бы сомневался?! Конечно!

– А на твою долю брать или как? – на всякий случай спросила Глафира, зная, что Лиза откажется от калорийного перекуса.

– Нет, я сухое печенье погрызу. Ты-то, вон, уже устроила свою жизнь, отхватила себе Адама. А мне еще только предстоит выйти замуж, поэтому я должна следить за фигурой.

Глафира улыбнулась. Она знала эту привычку Лизы подтрунивать над ней. В каждом ее слове сквозил упрек, который Лиза не могла озвучить напрямую – мол, хватит жрать, Глашка, и так ты уже разжирела, как свинья. Нет, она делала это интеллигентно, предоставляя Глафире полную свободу действий и не ограничивая ее ни в чем. И от этого-то Глаше становилось еще более неловко.

Она набросила шубку и выбежала на улицу. Промчалась несколько метров по заснеженному тротуару и нырнула в яркий и теплый мир кондитерской. Там, за стеклянной сверкающей витриной, на больших блестящих подносах лежали ровными рядами нежнейшие пирожные: эклеры, буше, бисквиты, песочные, корзиночки с фруктами… За столиками сидели такие же сумасшедшие любители сладкого и поедали всю эту вкусноту, запивая лакомства чаем и кофе.

Когда Глаша вернулась, напротив Лизы уже сидел худощавый, в черной курточке мужчина и мял в руках норковую шапку.

– Присаживайся, Глафира. Господин Наумов, знакомьтесь, это моя помощница. Вы можете спокойно излагать все в ее присутствии. Итак. На чем мы остановились?

Господин Наумов с тревогой посмотрел на Глафиру. Та поставила коробку с пирожными на столик, присела рядом с письменным столом в кресло и вся обратилась в слух.

– Так когда же все это произошло?

– Шестнадцатого июня две тысячи восьмого года. Она перестала отвечать на мои звонки.

– Вера Нечаева жила одна?

– Нет, что вы! – замахал руками Наумов. – Я же говорил вам по телефону! У нее был муж. Гражданский муж. Страшный человек, скажу я вам! Во-первых, он пил, а во-вторых – бил Веру. Когда я пытался встретиться с ней, она всегда находила тысячу причин, чтобы только не прийти на встречу. И я понимал, в чем дело. Вероятно, он снова разбил ей лицо… Она хоть и замазывала синяки крем-пудрой, но все равно оно становилось синюшным, ужасным. Если бы вы только знали, какой она была красивой девушкой! Ведь мы познакомились с ней, когда ей было всего двадцать лет. К сожалению, она не выбрала меня. Хотя я и предлагал ей руку и сердце. Она стала сожительствовать с этим… Халиным. Я даже имени его не знаю. Знаю только, где они жили.

– Вот вы постоянно говорите о Вере в прошедшем времени. Вы думаете, что ее нет в живых?

– А что мне еще думать? Ведь, если бы Вера была жива, она непременно бы мне позвонила.

– Вы обращались в милицию? – спросила Глафира, стараясь отвлечься от мыслей о пирожных.

– Да. Знаю, что и Халин тоже туда обращался. И милиция приняла оба наших заявления. Но Веру не нашли.

– Кто и когда видел ее в последний раз?

– Халин! – воскликнул Наумов в каком-то отчаянии и даже заломил руки. – Она же с ним жила, вот он ее и видел.

– Что он вам рассказал? Или вы с ним не разговариваете?

– Он тоже был расстроен тем, что Вера пропала, поэтому, отбросив все условности – а он прекрасно знал, что я люблю Веру, – рассказал мне, что она в последнее время вела себя как-то странно. Словно вся светилась изнутри. То есть она держалась так, как если бы в ее жизни случилось нечто необыкновенно приятное. Накануне она сходила в парикмахерскую, сделала прическу, надела свое самое лучшее платье, сказала, что ей нужно куда-то уехать, вернется поздно вечером, и ушла.

– И Халин отпустил ее?

– Я понимаю ваш вопрос. Нет, он не был тираном в прямом смысле слова. Конечно, он ревновал ее, но так, чтобы никуда ее не отпускать и устраивать ей сцены ревности – нет. Просто когда он пил, то становился агрессивным и придирался ко всяким мелочам. Ты, говорит, тарелку не на место поставила… Вот так. И это при том, что в доме у них постоянно был беспорядок, он сам все разбрасывал, оставлял после себя, когда Вера была на работе, гору грязной посуды, не помогал ей, не пылесосил…