Страница 8 из 20
— Пещера здесь недалеко, — вернул воркующую парочку на землю Мусса. — Вон та тропа выведет вас прямо к обрывистому склону. Пещера высоко. Надо уметь по скалам лазать, либо на верёвке сверху спускаться. Я вот нашёл тебе, Наташка, в багажнике альпинистский шнур капроновый. Держи, пригодится. Но назад в пансион уже сами добирайтесь. Я не знаю, когда вы и когда я освобожусь.
— Ничего, Мусса, мы разберёмся, — кивнула девушка, подхватив увесистую бухту капронового каната.
— На всякий случай запомните, — промолвил тот на прощание. — Человеку на земле, кроме любви, вовсе ничего не надо. Не надо и всё. Хотя нет, нужна ещё надежда, чтоб верить в «Ничего не надо». Если надежды нет, то сразу появляются миллионы претензий не только к окружающим, а и к самому Богу.
— Не знаю, может, вы и правы, — Наташа задумчиво взглянула в глаза татарину. — Может, всё в этом мире гораздо проще, чем мы выдумываем? Не знаю.
— Ну, герой, — обратился Силкан к Дмитрию. — Девушку на тебя оставляю. Не потеряй, смотри!
Татарин некоторое время глядел вслед удаляющейся парочке потом, воровато оглянувшись, перекрестил их вслед, как делают только русские бабушки и жёны, крестя вослед уходящих на войну сыновей. В этом не было ничего необычного, если бы уходящих не перекрестил мусульманин Мусса Силкан.
Тропа огибала несколько новых кирпичных домов, отгроханных по запросам «новорусской архитектуры», ныряла меж одиноких глинобитных домов, оставляя в стороне настоящие сакли — а как же в горах без этого! — и мимо кипарисов, зелёным забором окруживших тютину, [9] убегала дальше в горы. Наташа взяла Дмитрия за руку, потянула на тропинку:
— Ну что, идём, блуждающий странник? — улыбнулась она. — Вместо всех известных крымских экскурсоводов вашим вниманием, уважаемая публика, завладею я на некоторое время. Надеюсь, вы не против?
Публика была нисколько не против, поэтому оба, весело болтая, пересекли Грушевку и вышли в дикий Старый Крым, где не ступала нога человека. Ну, или хотя бы не ступала. В Крыму, конечно, невозможно найти «белого пятна», но очень хотелось верить в обратное. Подъём к ожидаемому пещерному зеву не стал от них долго прятаться, не понадобилось даже дорожных указателей на белое пятно планеты.
— Спасибо тебе, Дима, — прозвучал голос девушки.
Это было так неожиданно, что тот поперхнулся каким-то недовысказанным словом. В скитаниях по киммерийским кущам ничего удивительного не было. Именно поэтому слова благодарности прозвучали какой-то диковиной, если не дикой музыкой.
— За что спасибо? — подозрительно взглянул Дмитрий. — За то, что я тащусь с тобой как верный цепной друг?
— Конечно, — улыбнулась Наташа. — Ты, не спрашивая ни о чём, действительно потащился за мной на край света…
— В небольшую горную вылазку, — поправил он.
— …пусть так. Но ты ничего не знаешь об известной, казалось бы, пещере. Ещё в Москве мне про это место рассказывали удивительные вещи.
— Мне тоже.
— Ин-те-рес-но, — голос спутницы звучал немного по-другому. — Что это тебе рассказывали и где?
— Где, где, — проворчал Дима. — В «Моисеевой бороде» — есть такой новомосковский ресторанчик на Старом Разгуляе. Не слышала? А напрасно. Так вот, говорят, что совсем недавно из этой пещеры, — он рукой показал чёрную дыру, красующуюся на боку скалистого обрыва, куда они направлялись. — Из этой дыры спустился на верёвке мужик, прибежал ночью в Грушевку, постучал в окошко сакли на окраине и спрашивает у хозяина: «Гамарджёба, генацвали. В Ялте на рейде фашистских крейсеров много?» Хозяин сакли сделал квадратные глаза и отвечает: «Да что ты, дубина! Война шестьдесят пять лет уж как кончилася!» «Ничего себе! — чешет немытую башку партизан. — А я всё это время диверсии устраивал, дома взрывал, склады с горючим…». Так что про эту пещерку давно всё известно. Не удивлюсь, ежели там Беничка Ладен с одесскими шмуликами прячется. Америкосы его по всему миру ловят, а он, скорее всего, в Старом Крыму виноград кушает.
— Про Ладена — ничего, сойдёт, — кивнула Наташа. — А про партизана — анекдот с бородой до пояса, то есть постарел не по годам. И ты вместе с ним. Кстати, знаешь, за что аборигены съели капитана Кука?
— Нет.
— За то, что рассказал бородатый анекдот, — подытожила девушка. — Но мы действительно уже добрались.
Яркий скалистый обрыв не предвидел людское посещение, поэтому не запасся никакими тайными тропами, а жаль. Во всяком случае, наша парочка от удобной тропиночки точно бы не отказалась. Альпинизмом ни тот, ни другой не увлекались, так что усиленно пришлось искать обходные пути. К счастью, в этом государстве всегда и везде найдутся какие-нибудь обходные пути. Нашлись они и здесь.
— Нормальные герои всегда идут в обход, — профальшивил Дмитрий известную бармалейскую песенку.
— Ох, куда нас только понесло, — отозвалась запыхавшаяся Наташка. — Меня то есть. Знала бы, ни за что б не согласилась в скалолазки записываться.
Но вскоре её недовольство было удовлетворено открывшимся со скалы ландшафтом. Раскинувшееся в обе стороны нагорье не отличалось каким-либо диким, первозданным или же райским видом. Зелёные обрывистые, не слишком крутые склоны теснились у ног путешественников. А не слишком большое нагромождение скал даже радовало глаз — это был всё-таки Старый Крым и обрывы не хвастались друг перед другом крутыми боками. Одна только скала, где оказались дикие туристы, выпирала над всем нагорьем. Зато с неё далеко-далеко до края земли, просматривалось море, пытавшееся скушать полоску горизонта.
— Дождик брюзжит в подоконник, горы вспороли зенит,
бродят по берегу кони — память поныне хранит
этот сюжет незатейный — тени ползут в тишине,
сгустками черных мгновений липнут к холодной стене.
Сосны. Молчание моря. И вековуха луна.
Где-то на ближнем нагорье влажно запела зурна.
Неосторожные звуки мне не понятной тоски —
благословенье на муки? взмах безнадежной руки?
Волны по-прежнему немы. Там, где кончается мрак,
море сливается с небом, да не сольется никак.
Дима пробормотал это, не вставая в позу, не затачивая на стихоплётстве внимания, но заметил, что девушке это явно понравилось. Всеобъемлющее впечатление полёта над миром приходит к автору, разливается по всему видимому пространству и даже захлёстывает жгучей морской волной, когда пусть не ты, а что-то сотворённое тобой приносит радость присутствующим. Любой человек не спасён от впечатлений, тем более от радости.
— Это твои стихи?
— Да, — честно признался Дима.
Наташа, воздерживаясь от комментирования услышанного, чтобы не наступить слишком больно на поэтино уязвимое место, подошла к обрыву и осторожно заглянула в пропасть.
— Здорово! — удовлетворённо кивнула она. — Только спускаться придётся мне одной. И не спорить! — повысила голос девушка, увидев, что её спутник уже подыскивает какие-то возражения.
Наташа расстегнула сумку, вытащила ещё один моток тонкой капроновой верёвки, альпинистский пояс с корсетом для позвоночника, альпеншток и пристегнула к правой ноге ножны с большим тесаком, на котором тупая сторона выглядела как пила. Что говорить, такая дальновидность была просто прекрасна, но как же она в пещере — и одна?!
— Во-первых, — Наташа сразу же пустилась в объяснения, поскольку кислая физиономия Дмитрия явно требовала подслащения. — Во-первых, ни ты, ни я альпинизмом не занимались и если спустимся оба, то кто ж вытаскивать будет? Во-вторых, мне взглянуть там надо только на одну вещь. Это сталагмит находящийся совсем недалеко от выхода. Я знаю, что петли времени могут захлёстываться на нём, как на простом торчащем из земли пне. В-третьих…
— А что это такое, петли времени? — перебил Дмитрий.
— …в-третьих, — продолжила собеседница, не обращая внимания на мужское любопытство, — мы забрались сюда не для того, чтобы заняться уроками по мистической истории земли. Я тебе потом как-нибудь всё расскажу. Придётся потерпеть и поверить мне на слово.
9
Тютина (местечковое) — шелковица.