Страница 110 из 151
На этом закончилась первая часть.
После антракта – вторая, третья и четвертая части шли без перерывов. Тут были и оцепенение зимы, и торможение всего движущегося и дышащего, и то небывало ясное, лунное небо заметенного снегами, примолкшего города, какое я никогда не забуду. Дальше я ждал некоего «дане макабр», но его не оказалось. Шостакович почему-то не дал его, только в одном месте наметилась эта тема и сразу исчезла. И вот тут я потерял нить понимания и нашел ее не сразу.
Снова началась патетика. Столкновение стихий, волна нашего контрнаступления; слышалось, как громада вражеского нашествия откатилась, мне представилось отступление врага от Москвы или, может быть, другое – какое еще предстоит гитлеровцам, – от стен Ленинграда? Гибнущие в снегах наполеоновские солдаты? Во всяком случае – героизм побеждающей нашей армии!..
И симфония оборвалась для меня неожиданно…
Трудно, конечно, словами передать то, что я понимал и чувствовал Одно могу сказать: на фронте и в Ленинграде я часто думал о том, как эта война будет претворена когда-нибудь в художественных образах? И спасибо Шостаковичу, – я узнал это еще до окончания войны! Свидетелю, очевидцу, современнику кипящей сейчас войны, Седьмая была мне так близка, так понятна! Будто я заскочил на десять лет вперед и погрузился в образы уже легендарного времени!
Конечно, это – исключительное произведение композитора, которое будет живым и спустя века!
Странно было оказаться в обстановке консерватории (первый раз за эту войну): мрамор лестниц, яркий электрический свет в зале, публика – та, «довоенная», какую, казалось, уже никогда не увидишь! Было, пожалуй, только гораздо больше военных, чем в прежние, мирные времена. В публике я заметил и десятка два американских летчиков в их непривычной для нас форме.
Знакомых в толпе я не встретил, а зал был полон. Сидел я во втором ряду и скучал по близким, и казалось мне большой несправедливостью, что вот же сотни людей сидят здесь с родными и близкими, а я – одинок…
В Москве – переполненной людьми и теперь уже совсем не «фронтовой» – скучаю по Ленинграду, по его удивительно чистым, отвергнувшим все личное, не боящимся ни лишений, ни самой смерти людям… А ведь и там у меня не осталось никого из моих близких. Но там – родными стали все люди города, и чувства одиночества я никогда не испытывал, и никогда не бывало мне там так тоскливо, как здесь Я здесь все ощущаю иначе. Размышления мои о войне здесь особенно пространственны и остры.
Одиночество миллионов разлученных людей – вот что такое война! Это массовое томление людей, оторванных от своих жен, мужей, детей, ходит черным ветром по странам, по душам. И свист этого ветра я слышу ежеминутно, от него не спрячешь ушей, а выдерживать его непрерывно, вот уже полтора почти года, жить под него – слишком трудно. Человеку нужны воля и выдержка: противостоять давлению этого ветра, вытерпеть этот свист!
Стремлюсь скорей в Ленинград, вопреки всем отговорам (даже руководителя ТАСС) и множеству соблазнительных, но воспринимаемых как «лукавые» предложений Москвы Я знаю: так стремятся «домой» все нечаянно командированные сюда ленинградцы, все фронтовики, которые решили быть в родном городе – что бы там ни происходило! – до конца блокады!..
20 октября Ленинград
Сегодня в филармонии состоялось торжественное собрание актива Куйбышевского района. Обсуждались итоги работ по подготовке к зиме. Полным светом сияли четыре передних люстры. За столом президиума, покрытым лиловым бархатом и уставленным цветами в горшках, заняли свои места секретарь Ленинградского горкома и обкома партии Кузнецов, председатель исполкома Ленгорсовета П. С. Попков, первый секретарь Куйбышевского райкома партии Лизунов и другие партийные руководители, представители интеллигенции, отличившиеся в труде сотрудники жилищного управления, управхозы, домохозяйки, рабочие и работницы. Зал был полон.
В большой речи председатель райисполкома Пудов рассказал о работе по подготовке жилищ к зиме.
К 18 августа, когда были объявлены условия соцсоревнования, из пятисот двадцати девяти домов района – шестидесяти тысяч комнат – вода подавалась лишь в тринадцати домах. Остальные пользовались только уличными и дворовыми водоразборами. Триста пятьдесят подвалов были залиты водой, в некоторых домах вода проникла в первые этажи. Чтобы сделать ремонт в короткий срок, требовалось триста пятьдесят водопроводчиков, а было их в районе всего семьдесят четыре. Требовалось двадцать тысяч метров водопроводных труб.
Были организованы бригады по отогреву без перекапывания улиц, и особенно потому, что было бы преступно разрывать асфальтированные улицы. Очищено одиннадцать километров уличных магистралей, на эту работу понадобилось пятнадцать тысяч человеко-дней. Отремонтировано четыреста шестьдесят строений…
А ремонт кровли! В Ленинграде нет ни одного дома, где крыши не оказались бы продырявлены осколками немецких или наших зенитных снарядов. Нужно было найти не меньше ста кровельщиков, а нашлось четырнадцать. Требовалось триста тонн кровельного железа, а его почти не было, – пришлась заменять его специально пропитанной мешковиной. Таковы цифры.
Сегодня утром я беседовал с третьим секретарем Куйбышевского райкома партии С. И. Глазуновым. Из этой беседы и из речей, произнесенных на собрании, я узнал, как удалось организовать и провести всю эту огромную в условиях блокады работу.
В этом трудном деле райкому партии помог опыт весенних работ, когда после Страшной зимы необходимость заставила очистить дома, дворы и улицы от снега, от льда, от всех отбросов и нечистот. В каждое хозяйство тогда райком дал политорганизатора: «Твоя партийная обязанность по дому – поднять дух людей, мобилизовать народ!»
Умершие и умиравшие от голода, истощенные люди лежали в домах. Умерших нужно было похоронить. Живых, а точнее, полуживых людей – ободрить, вывести на работу. Только само население, какими бы слабыми ни были люди, могло совершить этот подвиг гигантского труда.
Работа после бомбежки – расчистка набережной.
Этот подвиг ленинградцы совершили. Результаты его всем известны.
И теперь снова политорганизаторы были прикреплены к каждому дому. В осенней кампании политорганизаторами в числе других стали сто инженеров, врачей, различных специалистов из технической интеллигенции. Опять пошла широкая политмассовая работа, выпускались «Боевые листки», в них сообщались имена и фамилии лучших работников, излагался опыт их работы. Во всех домах был создан актив из числа жильцов. Все работающие в городе промышленные предприятия были призваны помогать населению материалами и личным участием своих специалистов.
Откуда было взять материалы? Фанеру, олифу, краски, кровельное железо, батареи центрального отопления, смолу, – да мало ли что еще? Придумывали, изобретали заменители, брали кое-что из разбомбленных, разбитых артиллерией домов: проволоку, кирпич, трубы, железо, плиты. Обрабатывали деревянные перекрытия суперфосфатами, заготовляли дрова, использовали для пропитки рваные одеяла, мешковину и другие «внутренние ресурсы»… Работали главным образом женщины, многие никогда прежде не занимались физическим трудом…
Пудов сообщает цифры: план работ выполнен районом на 98, 6 процента. Четыреста шестьдесят строений отремонтированы. Все крыши починены. За два с половиной месяца восстановлено 12 873 водопроводных и канализационных стояка. Их общая протяженность – сто тридцать километров. Только для прачечных отремонтировано около тридцати километров труб…
После собрания в зале филармонии был концерт. В нем участвовали Горин-Горяинов, Исакова, Иордан, Васильев, Пельтцер, Нечаев, Михайлов, Вениаминов, Чернявская, Легков, Астафьева, Свидерский, Гербек и Сахновская…