Страница 21 из 32
Появившийся в столовой Зете заметил его отсутствие, недовольно сморщил лицо и, не дожидаясь объяснений Андрея, направился к Махмуту.
— Что случилось? — Зете грубовато одернул с мальчика одеяло и потрогал его голову: — Небольшая температура. Ничего особенного. — Принеси-ка воды! — сказал он Шарифу.
Затем Зете вытащил из кармана таблетки, завернутые в прозрачную бумагу, и одну из них протянул Махмуту:
— Глотай!
— Не надо… И так пройдет…
— Глотай, говорят тебе! Сколько думаешь валяться здесь?
— Пить не буду… — пробормотал Махмут, вспомнив как Зете поил «лекарством» Шульца.
— Глупец! — раздраженно сказал Зете. — Это лекарство, понижающее температуру. Вот смотри! — Зете проглотил таблетку, приготовленную для Махмута. — Видел? Бери!
Дрожащей рукой Махмут взял одну из таблеток и положил в рот.
— А ты пойдешь со мной! — Зете указал пальцем на Шарифа.
— Выздоравливай! — Шариф погладил друга по голове.
В столовой Зете нагрузил Шарифа какими-то термосами и повел дальше.
Они вышли в незнакомый коридор.
Было такое ощущение, словно Шариф попал на территорию завода. Из боковых дверей слышалось жужжание машин, что-то ритмично стучало, что-то издавало резкий металлический визг, пахло машинным маслом. За приоткрытой дверью работал станок, под его колесом сверкали сине-зеленые искры.
В дальнем конце коридора Зете открыл дверь и пропустил Шарифа вперед. Тут было намного темнее. Зете включил фонарь. Бросились в глаза узкие рельсы, протянутые посреди пещеры. Они выходили из-под широких двустворчатых дверей и, поблескивая в свете редких ламп, скрывались за поворотом.
Вошли в очень маленькую комнату с железной дверью. Как только стукнула закрываемая дверь, комната вздрогнула и полетела вниз.
Лифт! Вот он мягко остановился. Дверь открылась.
Они окупались в новой пещере. И первым, кого увидел Шариф, был Рестон.
То ли потому, что Рестон владел немецким языком не в совершенстве, то ли из-за его сильного английского акцента, Шариф понимал его речь с трудом. То, что он сейчас понял, можно было бы перевести так:
— Надо поторопиться со следующей радиопередачей, мистер Зете. Когда думаете выходить наверх?
— Мистер Рестон, — подавленно отвечал
Зете, — в последнее время мне очень часто приходилось выходить в связи с приездом Миллера. Считаю, что надо переждать некоторое время. Пусть все успокоится наверху.
— Нет, это очень важное сообщение и не терпит отлагательства. Анализы, сделанные Миллером, показали, что заряды в своем составе имеют посторонние элементы.
Однако эти заряды получены по вашим инструкциям и под вашим руководством. И по вашему же указанию я сообщил, что материалы соответствуют инструкции.
— Я вынужден признаться в недостаточности моего опыта и сделанных просчетах. Поймите, в отрыве от всего мира, в условиях этой пещеры…
К Рестону подоили двое, одетые так же, как Шариф,
— Готово! — один из них кивнул на темное углубление в стене.
Все отошли в сторону и. насторожившись, чего-то ждали.
Прошло не больше минуты, и вдруг где-то под землей раздался взрыв. Из темного углубления пахнуло ветром. Пещера долго гремела, как во время грозы.
— Подождем, — сказал Ростом. — Пусть сядет пыль.
— Можете пообедать, — добавил Зете. — Откройте термосы.
Запахло бульоном.
Шариф почувствовал, как заныло в желудке.
— Ешь и ты! — сказал ему Зете.
После обеда все надели какие-то маски, чем-то напоминающие противогазы. Такую же маску дали Шарифу. Вместе со всеми он полет в углубление в стене.
Ход был узким и низким.
Минут через пять добрались до просторного грота. Он был завален сине-зелеными и зеленовато-желтыми камнями. В воздухе здесь все еще стояла сероватая пыль.
Рестон указал Шарифу на железную тележку и прокричал на ухо:
— Вози эти камни к лифту, — он осмотрел несколько камней, по-видимому, остался доволен, махнул рукой рабочим и скрылся.
Рабочие быстро загрузили тележку.
Трудно, очень трудно было везти тяжелую тележку по узкой, низкой и неровной трубе. Мешала маска. Сперло дыхание. Потели очки, то и дело их надо было протирать. Несколько камней с грохотом полетели на землю
Шариф поставил фонарь и с трудом забросил камни на тележку. Почувствовал острую боль в руке. Тыльная сторона ладони кровоточила. Рана была неглубокой, но в нее попала едкая пыль. Он поднял руку; чтобы кровь скорее свернулась.
На глазах выступили горькие слезы. Как он проклинал про себя эти камни, ящики, тележку, пещеру, подлых людей, которые жили здесь.
Слезы принесли какое-то облегчение… Но разве слезами поможешь горю? Его ждет больной Махмут. У них есть тайная надежда — Дорога Свободы. Она ждет, чтобы Шариф и Махмут открыли ее.
Шариф протер маску и снова взялся за работу…
АНДРЕИ СТАНОВИТСЯ ОТКРОВЕННЫМ
Махмут открыл глаза. В «берлоге» пусто и тихо.
Значит, Шариф все еще не приходил Куда его увели?
Махмут хотел подняться и не смог все тело сковывало бессилие.
Во рту было горько и сухо. Он толкнул дверь ногой и громко простонал
— Пить!..
Скоро он услышал за дверью кашель Андрея
— Проснулся? А зачем кричишь? — спросил Андрей и поставил на пол кружку с чаем — Пей!
Чай был еще теплый. Махмут залпом выпил всю кружку.
— Вот обуза! — сердито прохрипел Андрей. — Им только пить да жрать…
Холодной, костлявой рукой он потрогал лоб Махмута.
— Ага, температуры уже нет! — воскликнул он, словно радуясь выздоровлению Махмута, и, помолчав, прибавил: — Кто вас заставил сюда ехать? Эх, вы!.. Здесь не только такие сопляки пропадают, но и взрослые… Еле-еле душа в теле!
— Дядя Андрей, — участливо, совсем по-детски произнес Махмут. — В молодости вы, наверно, были очень крепкий, здоровый?
— Хэсрэт,[5] — вдруг заговорил Андрей по-башкирски, — таких, как ты, кидал десятками одной левой рукой!
Удивленный тем, как правильно Андрей произнес башкирские слова, Махмут приподнялся, внимательно посмотрел на него. Свет падал на Андрея сзади, поэтому лицо его было в тени. Однако нетрудно было понять, что его взволновали какие-то воспоминания.
— Агай![6] Ты — башкир, да?
— Тебе-то что? Не все ли равно?.. Ты же щенок! Дать тебе один раз, и все!.. А я… Меня вели под конвоем. Двое. Вооруженные. А у меня ничего нет. Но… обоих! — У Андрея сжались кулаки, в глазах блеснул диковатый огонек. — Ахнуть даже не успели. А я… Ищи ветра в поле… А когда я добрался до белых!.. Вот была жизнь! Деньги!.. У-у-у! Рестораны! Девушки!.. Тебе такое даже во сне не может сниться…
Махмута затрясло от презрения и отвращения. А Андрей наслаждался своими воспоминаниями. Он все говорил и говорил:
— Да, были времена… У-у-у! Как хорошо белые приняли меня! Я помог им поймать более двадцати коммунистов. В лесу прятались.
— Среди них был один комиссар. Большой комиссар. Жалко, успел пустить себе пулю в лоб.
— Не то я бы получил еще больше денег… Эх, проклятый кашель замучил…
— Агай, вам надо лечиться на свежем воздухе, под солнцем, на земле, — превозмогая отвращение, мягко сказал Махмут.
— Пещера погубила меня… Было время, знал агай, как жить! До всего доходили мои руки и ноги. Все горы, леса и тропы в этих краях я знал, как свои пять пальцев… А у моего отца, знаешь, сколько было земли? О скоте, я уже и не говорю. Считали не по головам, а только стадами! Эх, и молод же я был тогда!
— Подольше бы пожить в том раю!.. Только белые ушли. Долго скитался я по чужим странам…
— Откуда же ты родом, агай?
— Тише! Называй меня «дядя Андрей». И смотри! При других не смей обращаться ко мне по-башкирски! Понял? Это я сейчас просто так… Захотелось, как в детстве…
А почему по-башкирски нельзя? Мы же с Шарифом разговариваем. О том, что ты башкир, не знают, что ли?
5
Хэсрэт — горемыка.
6
Агай — дядя (здесь вежливое обращение к старшему).