Страница 49 из 98
В этот день следователь не вызывал Сухачева на допрос. И хотя время тянулось долго, все же днем можно было прочитать газету от корки до корки, обед, завтрак и ужин тоже отнимали время, да и болтовня Ивана Ивановича как-то сокращала томительные часы ожидания.
Но, когда наступала ночь и Сухачев оставался один на один с собой, снова подступали черные мысли, от которых не было спасения.
«Надо взять себя в руки, — решил он. — Завтра меня обязательно вызовут на допрос, а я совершенно к нему не готов. Итак, о чем меня может спросить следователь, к чему я должен быть готов?..»
Дело по обвинению Сухачева было поручено старшему следователю следственного отдела Управления КГБ СССР по Ленинградской области Виталию Николаевичу Волкову. За плечами служба в армии, юридический факультет университета, пять лет следственной работы —.срок достаточный, для того чтобы обрести определенную уверенность в себе, в раскрытии преступления, каким бы трудным оно ни было. Конечно, путь молодого следователя не увенчан одними розами, на нелегком этом пути шипов очень и очень много. Ведь даже небольшая ошибка следователя может иметь весьма тяжелые последствия: следователю нередко противостоит человек, который всеми путями хочет избежать ответственности и немедленно использует любую его ошибку в своих интересах.
Предвосхищая возможный вопрос читателя, сразу скажу о том, почему дело Сухачева, подозреваемого в организации контрабанды, ведет следователь Комитета государственной безопасности. Как известно, следственные отделы органов КГБ расследуют дела о государственных преступлениях: прежде всего особо опасных, таких» как измена Родине, шпионаж, диверсия, террористический акт, а также дела и об иных государственных преступлениях, к их числу относится и контрабанда, ответственность за которую предусмотрена статьей 78 Уголовного кодекса РСФСР.
Согласно этой статье «контрабанда, то есть незаконное перемещение товаров или иных ценностей через государственную границу СССР, совершенная с сокрытием предметов в специальных хранилищах, либо с обманным использованием таможенных или иных документов, либо в крупных размерах, либо группой лиц, организовавшихся для занятий контрабандой, либо должностным лицом с использованием служебного положения, а равно контрабанда взрывчатых, наркотических и ядовитых веществ, оружия, боеприпасов и воинского снаряжения — наказывается лишением свободы на срок от трех до десяти лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки».
К сказанному можно добавить, что действия контрабандистов, посягающие на монополию советской внешней торговли, причиняют большой ущерб экономическим интересам нашей страны, эти действия часто связаны с другими тяжкими преступлениями: спекуляцией, взяточничеством, хищением государственного и общественного имущества.
…Следователь Волков еще раз медленно прочитал протокол допроса Сухачева. Итак, Сухачев Владимир Иванович, сорок четыре года, уроженец города Калинина, русский, имеет высшее техническое образование, ранее не судим, работал инженером-приемщиком, женат, имеет дочь, проживает в Ленинграде по проспекту Гагарина.
Протокол допроса Сухачева начинался с изложения его служебных обязанностей как приемщика пароходства. Далее речь шла о его взаимоотношениях с сотрудниками судостроительной верфи «Гунарсен», которая занималась постройкой судов для советского морского флота, а также их ремонтом.
Волков сразу отметил для себя признание Сухачева в том, что именно по его указанию работники верфи погрузили на борт сухогруза четыре ящика, в которых находились два комплекта сантехники фирмы «Орас», сварочный аппарат ТИГ-10 и два комплекта инструмента фирмы «Блэк энд Деккер».
«Я признаю, — читал он показания Сухачева, — что поступил неправильно, не оформив, как полагается, эту поставку товаросопроводительными документами. Но дело в том, что пароходство, точнее, судовой отдел остро нуждался во всех этих вещах. Мне неоднократно звонили по этому вопросу и просили ускорить отгрузку. Сухогруз отходил в рейс в воскресенье, когда дирекция верфи не работала. Хочу также отметить, что с дирекцией верфи «Гунарсен» вопрос был полностью согласован — иначе оборудование не было бы допущено на борт сухогруза. Никаких претензий фирма к нам не предъявляла и безусловно не предъявит. Записано с моих слов правильно и мной прочитано. В. И. Сухачев».
Следователь откинулся в кресло. Конечно, первый допрос Сухачева был проведен его предшественником довольно поверхностно. Чувствуется, что коллега был, по всей видимости, ограничен во времени.
«…Судовой отдел остро нуждался во всех этих вещах. Мне неоднократно звонили по этому вопросу и просили ускорить отгрузку». Кто звонил, когда, какие были указания об оформлении груза? Существуют же определенные правила поставки товаров из-за рубежа.
Их надо изучить. И наверное, в пароходстве существует учет международных телефонных переговоров. Надо выяснить, осмотреть соответствующие журналы…
«…Сухогруз отходил в рейс в воскресенье, когда дирекция верфи не работала». Но ведь инструменты, сантехнику и сварочный аппарат погрузили на судно в будний день. Кто-то ведь это делал и кто-то давал распоряжения?
Ну а если при таможенном досмотре все эти вещи не были бы найдены, тогда кто бы за ними явился на борт сухогруза? Ведь должна же была быть на этот счет какая-то договоренность?
И еще один вопрос неминуемо возникает. Если инструмент, сантехника и сварочный аппарат попали на судно без документов, то они и приняты будут кем-то так же без документального оформления… И если предметы потом попадут в частные руки, то это ведь никак не отразится на учете. Никакой недостачи. Все, как говорится, «в ажуре».
А судостроительная верфь «Гунарсен»? Откуда такой альтруизм? Зачем сделаны подарки? Что они с этого имели?
На все вопросы надо было получить ответы.
Примерно такие же вопросы, только под другим углом зрения, беспокоили и Сухачева:
«Иван Иванович абсолютно прав. Надо взять себя в руки и все хорошо продумать.
Итак, что есть у следователя? Нашли на сухогрузе сварочный аппарат и какую-то мелочь: сантехнику, инструменты. Ну и что? Нет документов. Согласен, виноват. Но ведь не для себя старался — для нужд пароходства. И в этом признаваться надо сразу, ведь если начнут все ворошить, то могут докопаться и до валютного фонда, и тогда все будет выглядеть гораздо хуже.
Но как быть с Ваулиным? Как плохо, что меня задержали прямо у трапа и я не успел ему позвонить. Знает ли он о моем аресте? Конечно, знает — все-таки начальник судового отдела. Ему должны были сообщить об этом. А мне, наверное, о нем говорить не нужно. У Ваулина большие связи, и если он захочет, то он может многое для меня сделать. Он должен захотеть! Ведь я столько для него сделал! Он не может оставить меня в беде. Пусть он не сумеет меня освободить, но облегчить-то мое положение наверняка может.
А если дома сделали обыск? Что тогда? А ничего! Я три года жил за границей. Работал, как вол, питался кое-как, ходил в одном костюмчике, носил одно пальто. Не пью, не курю, за женщинами не волочусь. Конечно, кое-что привез, так сказать, для дома, для семьи. Вот и весь разговор!»
Следователь Волков, ожидая появления арестованного Сухачева, не положил на стол ни уголовного дела, ни бланка протокола допроса. Демонстрировать Сухачеву тонюсенькое дело было просто неразумно, а отсутствие каких-либо бумаг на столе в определенной степени снимало налет официальности и могло способствовать контакту между следователем и допрашиваемым.
Ждать пришлось недолго. В кабинет вошел среднего роста мужчина с гладко причесанными волосами, одетый в обычный темно-синий однобортный костюм. Голубая рубашка без галстука была застегнута на, все пуговицы. Подойдя к столу, он остановился.
— Здравствуйте, Сухачев! — сказал следователь. — Садитесь, пожалуйста. Моя фамилия Волков, я старший следователь следственного отдела УКГБ. Мне поручено расследование по вашему делу.