Расследованием установлено…

Живи и радуйся. Одно беспокоило, червяком точило нервы, что все это — как бутылка под полой на школьном вечере, тайно, в обход правил. Пытался было утешиться мыслью: возможно, правила не те? Брошюрки издательства «Посев», которые привозил Гест, говорили об этом прямо. Но верить потаскушкам, их писавшим, — себя не уважать. Они были вроде маклаков, тершихся среди коллекционеров с картинками из грязных журнальчиков, поскольку ничего другого на руках не имели, — гнать таких пинками…

Книжонки эти, скорее, умножали тревогу, и зря, пожалуй, давал их читать другим… Плюс ко всему прибавились и необъяснимые странности в поведении Карла, особенно в последнее время. В свой предыдущий приезд вовсе удивил — попросился ночевать. В гостинице, мол, не сумел устроиться… Уж соврал бы что-нибудь другое — на улице холодно, выпил много… Тогда действительно поздно засиделись. Петров рассказывал о новом самолете, которому еще только предстояло появиться в Бурже. Гест сильно интересовался подробностями: какие грузоподъемность, и скорость, и потолок «Руслана». А потом Лена постелила ему в комнате, где были материалы, альбомы фотографий, подробная картотека по конструкторским бюро.

Петров гнал сомнения прочь. Зачем бы Гесту искать приключений? Со всеми разделами его коллекции Карл и раньше был знаком. Но раньше он не интересовался современными боевыми самолетами. Внешне, во всяком случае. А вчера…

Вчера был день в середине недели, условленный для встреч, и Петров с раннего вечера ждал у телефона. Гест часто приезжал в Ленинград по делам фирмы, где работал начальником отдела, о своем появлении предупреждал звонком. И в этот раз все было как обычно.

За телефонным звонком — через полчаса — звонок в дверь. Гест переступил порог с любезной улыбкой, нарядный, в левой руке, обтянутой лайковой перчаткой, неизменный «дипломат», правой обнял за плечи «дорогого друга Гену». В портфеле оказались комплект журналов «Эйр интернейшнл», упаковка лезвий «Жиллет» (заказы Петрова), традиционная бутылка с пестрой этикеткой и брошюра «Советская военная угроза».

— Здесь есть много фотографий, — сказал Гест. — Тебе будет интересно.

Петрову было интересно. Вечер покатился, как состав по накатанным рельсам, от рюмки — к рюмке, от вопроса — к вопросу.

— Гена, ты все знаешь, — наклонив голову, произнес Карл, разливая вино, — и тебе не будет трудно сказать… Я имел с друзьями маленький спор. Они говорят: истребитель Су-15 — нет пушки. Я говорю обратное. Кто есть прав?

Для дорогого дружка — и сережку из ушка… На отпечатках с негативов Саввича Су-15 изображен во всей красе. Достать снимки было делом нескольких минут. Такие же Петров отослал Даниэлу…

Карл принял фотографии бережно, словно полную рюмку, которую боялся расплескать.

— Очень хорошо. Но я вижу под крыльями ракеты…

Петров объяснил что к чему. И только, теперь, утопая в глубоком и мягком кресле бара, подумал: а зачем все это знать друзьям Геста?

Сидеть дураком над пустым стаканом было нелепо. Карл не торопился. Петров встал из-за низкого столика, пошел навстречу музыке, доносившейся из открытых дверей ресторана все на том же втором этаже. Здесь их было много — и этажей, и ресторанов — «Ленинград», «Петродворец», «Пушкин»… Гостиница напоминала город, раскинувшийся не вширь, но ввысь. Даже фонтан имелся. Фигурка обнаженной девушки из белого камня смотрелась в зеркало стоячей воды, где искрились блики десятков светильников. Возле фотографировались туристы.

Сделалось обидно за нее — бессловесную, а может быть, пожалел себя… Кто-то положил руку на плечо. Обернулся — Гест.

— Теперь ничто не мешает, — сказал он, промокая платком высокий, с залысинами, лоб. — Куда пойдем? Экспресс-бар, «Панорама» или русский бар? Сегодня ты мой гость.

— Все равно.

Карл кивнул, подхватил под руку, повел к лифту. С мелодичным звуком разошлись створки дверей. Гест легонько коснулся пальцами клавиши пятнадцатого этажа:

— Там ближе к небу. Мы поднимаем первый тост за авиацию.

За стеклянной стеной бара гасли огни города. С каждой опрокинутой рюмкой их становилось меньше — в окнах домов выключали свет, и под конец лишь пунктиры уличных фонарей остались в темени осенней ночи. И Карл напротив — свеженький, будто не пил наравне, с поблескивающими в стеклах очков, огоньками.

…Петров с трудом поднял тяжелые веки. Потолок качнулся.

На душе муторно. Вчерашняя ночь или сегодняшнее утро — разошлись с Карлом в четвертом часу — помнились нетвердо. Застряла в голове последняя фраза Геста:

— Пойдем, Гена, ты хорош… И мне не нравится парень за тем столиком. Он слишком долго пьет свой кофе…

Жена ворчала, но на это Петров привык не обращать внимания. Ладно еще на работу не нужно. Голова болела не только от выпитого. Приняв душ, он сразу взялся за магнитолу, распаковал, снял панель. Отверточка подрагивала, не сразу попал в шлицы винтов, а перед глазами стоял улыбающийся Гест. Никогда не снимавший пиджака в квартире Петрова. Не выпускавший из рук черный «дипломат». Даже переходя из комнаты в комнату, он прихватывал его с собой. Что было там, внутри, за наборными замками в отделении со всегда задвинутой «молнией»?

Петров перевел дух: ничего постороннего в магнитоле не обнаружил. Чуток отлегло от сердца. На смятой салфетке отыскал телефон гостиничного номера Геста. Семь раз крутнул диск, ждал ответа, сжимая трубку вспотевшей ладонью.

Ответа не было. Успел, значит, собраться. Быстро…

Следующая встреча через три недели, в среду. К этому времени Гест посоветовал Петрову оформить допуск к закрытым материалам.

Длинные гудки отдавались в висках. Перед глазами мерцали разноцветные круги, точно кто-то издалека сигналил флотской азбукой флажного семафора: «Ваш курс ведет к опасности».

За рябым от дождя ветровым стеклом тлел огонек сигареты. Оперативная машина ждала майора Верещагина на стоянке у подъезда: группа в полной боевой… Открыл дверцу, сел рядом с водителем.

— Здравствуй, Коля. В Гавань…

Тот кивнул, включая зажигание. Адрес был известен. Серая «Волга» вывернула на Литейный, заняла свое место в вечернем потоке спешащих машин. Щетки стеклоочистителей со скрипом разгоняли водяную морось. Огни светофоров плыли в радужном ореоле.

На перекрестке встали. Николай, молодой парень, недавно отслуживший в армии, покосился на Верещагина:

— Не успел… Надо было проскочить под желтый, Да?

— Ничего, идем с запасом.

В отдел пришло сообщение, что Карл Фредерик Гест запросил визу на въезд, в Союзе пробудет три дня. Значит, подумал Верещагин, он не будет оттягивать встречу с Петровым, и, вернее всего, состоится она сегодня же вечером. И, пусть без приглашения, было очень заманчиво принять в ней участие. На месте познакомиться с действующими лицами этого дела.

Прокурор санкционировал обыск в квартире коллекционера, и теперь, по прикидке Верещагина, можно было не торопиться. Пусть там, куда они едут, все идет своим чередом до той минуты, пока интуиция и опыт не скажут: пора! Так искусный стрелок добивается момента совпадения мушки в прорези прицела и яблочка мишени, ощущая эту секунду холодком задержанного в груди дыхания.

Единство места, времени и действия — правило и классической трагедии, и меткого выстрела… Да и вообще, подумал Верещагин, не это ли главное в любой работе: в нужный час сделать то, что требуется?

Зеленый свет открыл дорогу. Николай рванул с места сразу на второй скорости, и Верещагин отметил: спешит, тревожится водитель, все ему в новинку. И хорошо, если первоначальная острота останется с ним на все время работы в органах госбезопасности. Равнодушные здесь не задерживаются.

Парень словно угадал его мысли:

— Сергей Иванович, а вы сейчас как — волнуетесь?

Не без этого, — честно признался Верещагин.

— И у меня мурашки по коже, как в Афганистане бывало, когда в «зеленку» въезжаешь. Там по сторонам дороги сплошная зелень, виноградники. У душманов для засад излюбленные места. Катишь себе, солнце, птички поют, а сам все время ждешь подвоха… Напряжение постоянное. Иной раз думаешь — скорей бы уж стрельба…