Страница 49 из 168
После часовой борьбы за свет, солнце, наконец, показалось. Быть может, пауки и начали бы работу, но роса была очень сильная, и начинать работу в такую росу было невозможно. Нет, скорее всего, пауки далеко до восхода в предрассветные часы уже знали хорошо, что день будет ненастный и трудиться незачем.
Птиц я тоже встречал очень мало, до самого Заболотья только двух бекасов, из которых одного убил. Петухи стали строгие и вылетают очень далеко. Журавли молчали на пойме. Ястребов и тех было как-то мало…
Я сделал несколько снимков паутины без солнца и потом после дождя, росы на сосне.
Ловушка философии состоит не в том, чтобы захватить человека в невозможность открытия вещи в себе… а что самое открытие не нужно (как полюс).
Сегодня перед грозой не было душно, а чрезвычайно тихо и раздумчиво. Среди чрезвычайно нежных огромных облаков и лазурных просветов и туч, очень синих на горизонте, издали полыхнула молния, и внезапное явление солнца — нельзя было не радоваться самому изнутри туда в ширь, не радоваться обилию жизни. Был сильнейший дождь и гроза, а я сидел под елкой сухой, вспоминая свою юность и молодость, но не жалел ее и не хотел возвращения, потому что моя старость гораздо лучше, чем моя молодость. Могу смело и о матери своей сказать, что только под старость она развернулась и жила сама собой…
Под елкой же думал об удивительном идеализме всего русского народа до революции, идеализм высших и готовность простых (что тоже, по существу, идеализм). Просто, как сон! И, правда, то был сон.
…Психология человека, который верен революции и побеждает всех ее явных и тайных врагов: массы — это пасть, в которую нужно бросать векселя на «хорошую жизнь»; надо сбрасывать этот балласт, чтобы дальше лететь в будущее; часто в угоду массам приходится жертвовать лучшим из настоящего (гибель интеллигенции) (рабочим выдают конфеты в буквальном смысле)…
3 Сентября. Так со вчерашнего утра до вечера с перерывами, а с вечера и до утра без перерыву идет дождь. Д. И. ставит самовар, я говорю ей: — Вот, Д. И., вчера утром вы будили Серегу молотить, и я спросил вас, какая погода? Вы сказали: хорошая. А пауки в это время и еще много раньше знали, что будет ненастье, и не работали. Выходит, что паук больше человека знает. — А как же? — сказала Д. И. и впилась в меня своими очень маленькими, похожими на муравьиные головки глазами.
В этом вопросе заключается целое мировоззрение, противоположное современному господствующему. Современный человек, если и признает в чем-нибудь превосходство над собой природы, то лишь, как временное, а в будущем разум непременно овладеет всеми этими «тайнами».
Характеристика такого человека, как homo faber[10], или как существо, делающее орудие, неверна: паук ведь тоже делает оружие производства. Разница его с homo в том, что делает орудие свое чувством, а не разумом. Может быть, это чувство тоже является частью общего Разума, но мы привыкли «разумом» у человека называть нечто самое характерное для homo faber: способность делать орудие «на все руки». Паук и рыбак делают только сети, кустари только в своей части, унаследованной от родителей. Для homo faber нет наследственности и родства в производстве, он может перекидываться во все производства, быть всюду и всем «на все руки». Само собой он при этом должен утратить все привязанности к предкам своим, не чувствовать родства с миром и эту часть Разума даже совсем отделить от своего человеческого счетного на все руки разума и назвать его «инстинктом». Понятно также, что обретение этого нового разума, способного с легкостью перекидываться во все области производства сопровождается чувством «свободы». Так, напр., было на днях, приехал в деревню зять хозяйки, коммунист, матрос с женой, дочерью хозяйки. Она истеричка, изнеженная, так сказать, «абортовая». Зашел разговор о детях, он говорит: «Нет, этого не будет!» Павловна ему: «Вы партиец и должны пример давать нам, а если все как вы, то и род прекратится». «А и пусть, — ответил он, — меньше будет этой сволочи. Вот если бы мы в 18-м году всю буржуазию перерезали, так нам бы и пятилетки не надо было теперь, все давно бы сделали». В то же время жена его, дочь хозяйки, не видит никакого смысла в деревенской жизни: в Москве театр, чисто, легко — и все! Да и каждый в деревне теперь, отрываясь от обязанностей к делу отцов, от самих отцов, испытывает непременно при переходе на городское «положение» веселость, легкость и, скажем, свободу.
Чудовищно грубо и смешно, а если поглубже вникнуть, то ведь и не так все глупо: не жить же, в самом деле, как пауки! (Между прочим, поэты и художники являются непременно хранителями органического Разума.) Наши коммунисты, истинные властелины всей природы, всего органического труда, пауки для них есть только техники, Европа с наукой — слуги социализма (все ихнее мы покупаем за лес). Такое homo-центрическое мировоззрение, вероятно, является продуктом европейского индустриального безверия, поддержанного и обращенного в веру русской революцией (изнанка этой веры: «жить хочется»).
<Приписка на полях:> И так надо и быть посему впредь до «установки». При первой же возможности схватятся за органичность.
Мне представляется все так: мировоззрение homo faber несомненно является теперь господствующим на земном шаре, но даже в Европе ему противостоят здоровье и органичность народная, бесчисленные навыки в труде, перенесенные из ремесленного быта в капиталистический, громадная работа ученых, поэтов, художников, приносящих органичность жизни посредством культуры.
4 Сентября. Так и продолжается дождь, как в ноябре с сильным SW. Небо даже не серое, а прямо белое и совершенно сплошное. Вспоминаю, что эта резкость перемен погоды была еще зимой и так продолжается до сих пор. Сидим в пальто дома после росисто-солнечных дней и дожидаемся перемены, как на станции поезда.
Вычитал у Арсеньева, что староверы называют переселенческую мелочь, с ее слабостью и развратом: «шуга». У нас в деревне только один не «шуга» — Качалов. По случаю дождя все сидят, не работают, а у него гумно крытое и он молотит, а когда начнутся ясные дни, он будет картошку копать, а шуга овес дожинать; и так он всегда впереди и ежедневно он даже на работу выходит первый. (Я сказал сегодня дома: «представьте себе, что в Германии все такие в деревне, как наш Качалов»…) Между тем, человек он немудрящий, когда начнешь с ним говорить, то стыдно за него становится: до того он, такой значительный в труде, такой рослый и красивый, начинает вывертывать неприятно по-городскому свое слово и мысль. В общественной жизни он мало годится руководителем: «уедчив» — говорят о нем. Но все прощается ему за его красивый труд и (хотя он считается кулаком), чувствуешь, что такой человек все-таки гораздо ближе к социализму, чем «шуга» (социализм — в смысле поэзии, может быть религией творческого труда).
А литературная шуга?
Вот уж тут я похож на арсеньевского старовера: живет на месте не более 5 лет, как только приближается «шуга», так он продает им дом, а сам уходит подальше.
5 Сентября. Вот еще одни сутки сплошного дождя. Говорят, что в Зимняке вода Дубка идет через шоссе и что вообще настоящее наводнение, притом еще холодно… Достали за 6 руб. ½ лит. водки, позвали Шершуновича и выпили за хорошую погоду. Ночью ветер несколько стих, и к утру дождь приостановился, но сейчас в 6 утра все-таки ничего нельзя сказать о перемене, скорее — в одном положении. Выпивка наша видимо не помогла.
10
homo faber (лат.) — созидатель.