Страница 128 из 168
Сколько раз обернулось колесо вагона под нами, пока поезд из Москвы пришел под 42-ю параллель во Владивосток? В голове же человека больше колес, и они там, в голове, еще много больше прошли. Впрочем, конечно, голова голове рознь, каждый о своем думает, иной просто спит всю дорогу…
…в тени. Он сел спиной ко мне и стал чем-то усердно заниматься. Может быть, он обедал? Я решил обождать и потом подойти к нему и разговаривать: пусть поест себе, ничем не смущаемый, свою благословенную и единственную пищу чумизу. Насекомых не было, я задремал, и прошел целый час. А кореец все в той же позе сидел спиной ко мне и чем-то спокойно и усердно занимался. Теперь я подошел к нему и увидел у него на коленях маленькую собачку. Это он выбирал у нее блох. И я думал, вспоминая прежнюю Русь с ее непритязательными мужиками, что этот кореец еще много прежде живет теперь того покорного русского мужика, что и в то время и, вероятно, когда еще и я не был на свете, наши мужики все-таки не доходили в жизни своей до той последней корейской простоты и потому и тогда не имели возможности тратить часами время на то, чтобы выбрать блох из собачки. Все кругом говорят, будто корейцы очень плохой народ, японцы держат их в рабстве, и там у них они хороши, а у нас они хамят. Но я посмотрел этими глазами на свой собственный народ, как иностранец посмотрел, и подумал: кто же лучше, мы или корейцы? Но что китайцы лучше нас, это бесспорно.
Продолжение рассказа о винограде и чумизе. Кореец ест чумизу, а коза внизу ест виноград. Когда же здесь были французы, то бочками увозили виноградный сок, потому что в этом винограде особенный букет (такая экзотика!). Корейская и китайская культура, быть может, хороши на месте, где существует перенаселенность страны, и грядка вырастает, как необходимость. Но здесь, на огромных пустых пространствах, требуется американский подход, широкий. Садоводство возможно: яблони с трудом, но в иных местах американское яблоко очень урожайно (с Канадой очень похоже). Груши. Мичурин иностранные сорта прививал к уссурийской дикой, и выходило очень хорошо. Вишня не растет, но слива отлично. Кусты смородины и других ягод на зиму зарывают в землю.
У нас на Майхе было ясное утро, но с моря к Владивостоку подходили туманы-пары, встречаясь с горами, они должны были подниматься вверх и там охлаждаться и, охлаждаясь, падать за перевал, и там вновь испаряться и опять охлаждаться. Женщина стояла на скале и ожидала, не развеется ли туман и не увидит ли она там внизу китайца с какой-нибудь провизией. И вдруг, как бы по ее просьбе, туман побежал, и открылась внизу улица, там шел китаец, совершенно как представляя собой аптекарские весы: с длинным коромыслом на плече, на концах коромысла по большой чаше и в чашах картофель. «Ходя!» — крикнула ему женщина с горы. А туманы, поднимаясь, вовсе очистили гору, и постепенно выше женщины показывались козы, коровы и на самой вершине козлы и быки.
…успел добежать откуда-то целый табунок оленух, и с ними два старых шишкача и саек с одним тонким и смешным рогом. Ни одного оленя не показывалось со стороны старого парка, в который по болотистой долинке вела оленья тропа, совершенно черная по зеленому с определенным раздвоением: одна веточка вела на берег Майхе, другая в ту сторону, где Майхе своим лиманом обнимала скалу, погруженную в Уссурийский залив. Старый парк теперь был пустыней: зеленели в нем только несъедобные травы, и на их все-таки зеленом фоне всюду торчали черные прутья ощипанных дочиста молодых деревьев. И когда одна оленуха, проходя к кормушкам этим кустарником, потянулась к одному зеленому листику, и в этот момент я ухитрился щелкнуть шторкой своей фотокамеры и снять оленя и конечно испугать его, то заведующий с большим удивлением подошел к зеленому листу и стал его разглядывать. Он удивлялся тому, что всего за какие-то три дня со времени удаления оленей в новый парк успел явиться новый лист. Пока все это происходило, Иван Францевич и трубил и сыпал из мешка в кормушки сою. Теперь олени собрались в большой табун у кормушек, а из кустов являлись все новые и новые. Я уже привык видеть издали в лесах и на горах и отдельно кормящихся оленей и их табунки, я привык смотреть на них непременно в бинокль, укрываться даже и на значительном расстоянии. И вот удивительно, что когда эти прекрасные и таинственные существа плотной массой окружили нас, то прелесть оленя-цветка нисколько не уменьшилась от их близости. Среди этих оленей нашлось несколько выкормленных с рук, к ним свободно можно было подходить и гладить, как собак. Все олени привыкли к собаке Тайге до того, что почти не обращали на нее никакого внимания, и только изредка какая-нибудь оленуха-мать молниеносно бросалась на нее, стараясь ударить передними ногами. Но Тайга и от барса умела увертываться, Тайга вдвоем за уши держала молодого секача. Но все-таки и на старуху бывает проруха. Что-то укусило Тайгу в самое нежное место и так больно, что, уткнув голову в область хвоста, наморщив нос, зубами часто стала, как это делают собаки, подбираться к блохе своими частыми зубами, как едет парикмахер машинкой по волосатой щеке. Одна молодая оленушка обратила внимание на беспомощное положение Тайги, шаловливый огонек блеснул в ее прекрасных оленьих глазах, она осторожно, неслышно, как пойнтер, подошла и вдруг одной ногой, этой острой вилочкой, дала Тайге по спине. Конечно, Тайга опрометью бросилась прочь, я, к сожалению, следил за Тайгой, смеялся и не видел оленуху, между тем, теперь мне положительно кажется, будто слышался смех… с той стороны. По всей вероятности, это Иван Францевич смеялся.
Иван Францевич нарочно тонким слоем сыпал из мешка сою, чтобы олени не сбивались в кучи, а распределились во всю большую длину кормушек и, таким образом, создалась «бесконечность» в перспективе кормящихся оленей. Оленята в это время, справедливо побаиваясь попасть в давку больших, общим табунком собрались в стороне на долине, некоторые из них нетерпеливо посвистывали, очень похоже, как иногда коршун свистит в высоте. Когда соя была съедена и олени стали расходиться не спеша, матери сошли к оленятам, некоторые тут же кормили, но по большей части медленно уводили их в Новый парк.
В скором времени старый парк будет совершенно закрыт для посещения оленями и оставлен в ремонт. Предполагается новый парк не допускать до такого опустошения и перегнать оленей в третий парк и создать переменное пользование в трех парках.
Если оленей можно созвать трубой для подкормки, то это называется полупарк, а если олени содержатся исключительно на домашнем кормлении, то это — домашний питомник. Здесь, в Майхе, соединяется полупарк с домашним питомником, потому что весной, когда все олени выходят в парк, пантачи остаются в питомнике до тех пор, пока у них не срежут панты.
И вот какая выгода оленю, если он живет здоровым, со всех сторон тогда ему являются помощники против слабых. Во-первых, у более сильного скорей вырастают панты, значит, он скорей других выпускается в парк и там нагуливает против и без того слабых, сам, и без того уже сильный, новый избыток здоровья и сил. Такому оленю легче и зиму перенести, и на осенних боях во время рева, конечно, он бывает победителем. По всей вероятности, и в человеческом быту тем самым объясняется примета о том, что если кому-нибудь счастье повалит, то оно так и продолжает счастливцу валить, против несчастного, на которого, как на бедного Макара, все шишки летят.
Операция срезки пантов имеет то же значение, как всякий сбор урожая, и тоже, как урожай может погибнуть от дождя или огня при неосторожности, так и драгоценные панты могут быть смяты и разломаны при неумелом обращении с оленем.
В среду 19-го было предназначено для срезки пантов восемь оленей. Егерь Иван Францевич поопасался позволить мне посмотреть, как он распределит предназначенных для спилки оленей по денникам, ведь малейшая неосторожность, подчас даже щелчок спуска шторки фотокамеры, может быть причиной того, что олень взовьется и обо что-нибудь сломает свои драгоценные панты. И даже заведующий не принимал участия в этой подготовительной операции.