Страница 110 из 168
Он не скрывал от меня свои лекарства. Тем, кто страдал слабостью жизни, он давал в порошок растертые сухие панты, насыщенные кровью пятнистого оленя… От болезней душевных он давал корень жизни, жень-шень, иногда смешивая и панты и жень-шень, одним — больше панты, другим больше жень-шень, кроме того, у него было множество всяких лекарств… он брал, из лесных грибов, трав. Но он мне сам говорил, что это все панты и жень-шень. На все это я с улыбкой смотрел, как на знахарство, и помощь видел в самом влиянии необыкновенной личности старика, умевшего вдруг превращаться в юношу. Иногда я спрашивал его:
— Лувен, что, я болен?
— Немножко есть, — говорил он.
— Что же мне надо, панты?
Он очень смеялся, а я спрашивал:
— Или жень-шень?
Он прекращал смеяться, долго глядел на меня, и думал и ничего не говорил, но раз он сказал:
— Твоя корень жизни еще растет: моя тебе это скоро покажет.
Раз глубокою ночью Лайба залаяла и бросилась вверх, Лувен выбежал. Я схватил винтовку.
— Не надо, — сказал, возвращаясь, Лувен, — наша люди.
И скоро вышли к нам шесть вооруженных китайцев: это были высокие красивые маньчжуры с винтовками и большими ножами.
— Наша люди! — сказал им Лувен, показывая на меня.
Тогда все эти шесть хорошо вооруженных людей положили на стол какой-то небольшой предмет, окружили его со всех сторон и позвали к себе в круг Лувена, а он, как увидел, вдруг переменился в лице, и с ним это бывает, загорелся, сложил обе ладони возле подбородка в одно и восхищенно смотрел и все смотрел молча, и это было очень долго.
— Лувен! — сказал я потихоньку, — можно и мне посмотреть?
Лувен сказал по-китайски, и это было, конечно, «наша люди!»
Маньчжуры все обернулись ко мне, что-то сказали по-своему, а Лувен поманил.
И я это увидел. Из лубка кедра был сделан небольшой ящик, в нем была земля и в ней, черной, лежал желтоватый корешок, имеющий подобие человека: голова, руки и ноги, с головы падали длинные волосы-мочки, с рук и ног — длинные пальцы-мочки. Тогда я смотрел и ничего не видел. Теперь я понимаю, что это был корень жизни невиданной красоты и неслыханной ценности, и оттого маленькую вещь, которую можно одному легко спрятать за пазуху, несли шесть вооруженных людей.
Я тогда ничего не понимал, в чем тут дело, а теперь я знаю — есть Англия, где вся земля возделана и каждое дерево, каждый цветок вырастает с согласия человека и с его помощью, и есть вот эта пустынная земля, где вырастает само и… Там, где нет человека, жень-шень… а там, где одни только люди — там, я так теперь понимаю, жень-шень…
Я теперь так понимаю, но тогда в недоумении я просто стоял и разглядывал.
Прошло много времени, все переменилось, загудели палы по всей тайге, и там, где пал прошел, там навсегда замер и <2 нрзб.> корень жизни жень-шень.
К зиме — табунки в табунок.
Лудева — коридор из крон поваленных деревьев с волчьими ямами в проходах.
Легкие собачки по насту…
Загудели палы по всей тайге.
Панты <1 нрзб.> деятельность сердца и обмен веществ.
Пантач в рогаля (трение).
Есть, конечно, вовсе бесчувственные люди, и я не о них говорю, а вот те, кто люди в том самом смысле, как Лувен даже воробьев понимает, — все ли эти люди должны переболеть, как я, или это я один такой уродился? С белым светом, кажется, легче расставаться, чем было мне — сколько было слепых музыкантов, кому на место открытого белого света стал внутренний мир музыкальный. И у меня, конечно, происходила такая же замена утраты, но не мог же я сам ее видеть в себе, только вот одно было мне основанием жизни, и тут начинались догадки о каком-то моем переходе из внешнего мира беготни в какой-то более глубокий — что когда вспомнишь себя, вольного, легкого человека до самого того мгновения, когда олень Хуа-лу расцвела в человека и открылась какая-то прекрасная долина возможных сближений с людьми — при всем моем горе я не захотел бы вернуться в того человека…
Покров светолюбив. растений.
Сирень.
Даурский рододендрон.
Тенелюбивые растения.
Долинные светолюбивые растения.
Могучие заросли папоротников.
Дикие вишни.
Жасмин.
Барбарис.
На сырых местах лимонник с подростом ясеня и аралии.
Амурский кот.
Олень спасался от хищников у человека.
Ходовой серый волк.
Слезные ямки.
Хуа-лу (олень), Ма-лу (изюбрь), Чин-да-Гуйза (наоборот: мама-олень, папа-изюбрь).
Цвет красный с белыми пятнами.
15 мая.
Распускается зелень — олень летней окраски.
Хуа-лу… подробное описание наружности Хуа-лу.
Зимний — переход: сизо-стальной цвет.
Следок копытца самца покруглей, чем у самки.
4 сайка.
Старуха отелилась двумя и умерла.
1) обоняние, 2) слух, 3) зрение.
Подсосные детеныши.
Борьба с безрогим оленем человека.
Одинцы.
Утром был полный туман, но с 10 у. мало-помалу солнце освободилось. К сожалению, и прошлое мое в эти дни мне было, как туман{267}. А та известная мне тревога — это смертная тревога. Или может быть это жизнь такая, вернее музыка жизни и «смертная тревога» тоже музыка, о которой после в последнем равнодушии и холоде жизни с сожалением будешь вспоминать? Но может быть, я не доживу до холода, и жизнь моя оборвется на какой-нибудь ноте «музыки»?
Была возможность одного ничтожнейшего мгновенья (стоило руку протянуть, и как не пришло в голову?), а между тем ведь это упущенное мгновенье никогда не простишь себе и не оправдаешь даже ценою всей жизни{268}, посвященной служению науке, искусству, а может быть даже и добрым делам. Ненасытимость бесконечная религиозного чувства, возможно, тоже выходит из невозможности компенсировать чем-нибудь упущенное мгновенье жизни самой по себе. И сознание этого, вернее, признание рождает скептицизм. Нет: романтизм — это не взять здесь и возместить взятое в другом (искусство и проч.), скептицизм: это взять и увидеть «не то». Так, романтизм и скепсис, — как будто противоположные друг другу по существу, дети этого упущенного мгновенья, родные дети, истоки «духовной жизни».
Лектехсырье. Костромин Петр Иннокентьевич зав., Бухта Преображенье остр. Петрова, Альгологическая станция{269}; Гарри Иванович Гаил, латыш, энтузиаст морской капусты. Не Лектехсырье, а отдел Дальиод. Зав. Костромин устраивает свое питание по-китайски, потому что это питание богаче витаминами. Его точка зрения на объекты «темного товара» такая, что если на этих товарах сосредоточено самовнушение народа, то пусть эти товары полезны, и мы имеем полное право ими торговать.
Морская капуста Laminaria.
Агаровые водоросли (красные) Jredia, <1 нрзб.>.
Морская трава Lostera.
Трепанг Goloturia, Хай-шэнь (полулекарственные),
Гребешок сушеная ракушка (пепельница).
Мактра белая ракушка Mactra <1 нрзб.>.
Мидия Mussel.
Рапана.
Устрица.
Чилимцы.
Мизига.
Преимущество всех этих товаров экспорта то, что экспортируются товары те, которые у нас не потребляются.
Осьминог.
Каракатица.
Кальмар.
Лангуст (омар) — вновь открыт.
Один ангел <1 нрзб.> в тот самый момент об утрате самого ценного момента жизни: ангел упущенного мгновения стал служить человеку, заменять <1 нрзб.> романтизм; другому <3 нрзб.> великое счастье, мгновение жизни было поймано, и ангел стал охранять его (скепсис).