Страница 131 из 160
Злое дело.
Дорогой Родион Васильевич,
считаю Вас виновником небольшого злого дела в моем доме: Вы отказались жить у меня летом, и мне пришлось для охраны пригласить Анну Васильевну; Вы ее знаете: ее призвание жить в пустых квартирах, она говорит, что пустые квартиры — это современная пустыня, где можно спасать свою душу. (Рассказ).
<На полях> «Деловой» (вор).
К рассказу «Автомобиль» <см. 30/VII>. Развить сюжет (Офелии) на фоне охоты на уток в Заболотье. Сюда: стадо сгрудилось у клад ей, одна корова отошла прочь и весь час безобразий простояла незаметная по шею в тростинках, а когда все ушли, потихоньку вышла и пошла домой. Ко всему реву мат. ругань, напр., того охотника, который разделся и полез за лозняком, ружье оставил, а из лозняка 11 крякв: вот он ругался. Автомобиль можно пустить по гати. У кладей могут быть всякие люди (изобразить сцену бешенства женщины и стегание ремешком: и тут автомобиль).
Сережа 50 к. заплатил за полбилета в лесничество и стал охотником.
2 Августа. Ильин день.
Солнечное крепко росистое утро. Искал глухарей и не нашел.
Вальдшнепы. Суша была только возле самых берез обрывками, погруженными в жидкость чернильного цвета, из черного кое-где поднимались ослепительно зеленые листья мать-мачехи, а иногда с березовой зеленой подставки свисала над черным коралловая кисть самой <2 нрзб.> глухариной ягоды костяники. В этой лесной крепи раздался крик, вроде ням, ням, ням! Это была мать вальдшнепа, носилась возле самой Нерли, а между листьями мать-мачехи крепко вмазался в грязь молодой вальдшнеп величиной в кулак, еще с бледными перьями и коротеньким клювом, но большими вальдшнепиными глазами.
Взял трех тетеревят. Нерль имела отличную практику.
Встретился мужик из Власова и стал звать меня на тетеревиные и глухариные выводки. «Там заказник!» — сказал я. «Бьют, — ответил он, — все бьют». — «Пусть! Я не буду: ведь я же и выдумал этот заказник». Мужик вдруг что-то понял. «Зять, — сказал он, — ко мне приезжал и тоже не бьет в заказнике, я удивлялся, а теперь тебя второго встречаю, значит, что-то есть!..» Вдруг встрепенулся и вспомнил: «Уй с ним, с заказником, у нас есть одна вырубка, Илюхина сторожка, приходи, там тетеревья!»
Послышался странный крик в высоте, и я увидел там очень высоко, как редко бывает, как я никогда не видел: три цапли летели. И я вспомнил свою заветную тетрадку, куда записываю самое любимое и самое главное, и мне захотелось вернуться туда, к себе в свой собственный мир и записать туда, что сегодня 2-го Августа на невидимой высоте три цапли летели…
Еще я видел сегодня в поле: молодые ласточки учились летать кругами в воздухе не очень высоко над рожью, и вот две молодые, тихо пролетая одна навстречу другой, вероятно, вспомнили, что из одного гнезда, и узнались, завернулись, встретились, вроде как бы обнялись, кувыркнулись весело почти до самой ржи и разлетелись продолжать свое необходимое для довольно теперь уже скорого перелета на юг.
Встречается вечерами очень много ежей совсем маленьких, пожалуй, меньше…
3 Августа. Ночью был дождь и гроза, вот почему вчера вечером (в 6 час. уже) казалось, что наступает затмение солнца: так оно тускло светило даже при безоблачном небе. Утро было теплое, я вышел в без 20 минут пять на Петрушинские угодья и через все Серково большою палью в 12 д. пришел домой. В чаще нашел три выводка тетеревей, но убить ничего не мог, отчасти потому, что не хотел возиться с Дубцом: не могу любить зараз двух собак, делать два дела и т. п.
Потешно было нападение семейного козодоя (полуночник) на Дубца: он летал возле самого его носа, кричал и, наконец, сел на сушину в двух метрах от нас, свесил крылья так, что они у него качались, болтались, как на мертвом, а сам открывал свой безобразный рот во всю голову и шипел. Он так близко летал возле моего лица, что я каждый раз инстинктивно закрывал ладонью глаза. После этого я шел, долго раздумывая о совершенной необходимости войны до тех пор, пока наша природа не будет переделана заново. Наш ужас состоит в том, что мы это время можем предвосхищать в мечте, и потому нас не удовлетворяет естественное к нему приближение, как нам кажется, чрезвычайно медленное, почти неуловимое.
На большой пали с одной сухой березы слетела редкая у нас синяя птица сивоворона и пересела, пролетев шагов двести, на небольшую сосну, вершина которой представляла правильной формы шар. Эта птица чрезвычайно осторожная, два-три шага в ее направлении, и она перелетает дальше на засыхающую елку такого цвета, что я долго принимал ее издали за бурую корову. Кроме этих отдельных редких, в большинстве случаев несовершенных деревьев, встречаешь правильно круглые островки ольхи, эти курганы бледной зелени из центра правильно сходили на нет по окружности, потому что из года в год к старшим кустам присоединялись младшие…
Нравятся мне поля в лесных краях, потому что когда созреет рожь, то в лесу она, как на блюдце, и человеческий труд кажется в таком согласии с природой, много и птицам достается от этих полей, нигде нет столько птиц, как в таких лесах, окружающих поля. Лесные голуби с начала жатвы такие же неизменные свидетели человеческого труда, как кроншнепы во время покоса болот. Со времени жатвы витютни поселились у нас на соснах, ближайших к полям.
Сегодня я нашел подосиновик диам<етром> в две четверти, увидав внезапно такой огромный гриб ярко-рыжего цвета, Дубец шарахнулся от него и очень осторожно знакомился, пока, наконец, не решился понюхать…
Наши хозяева, солидные люди, сегодня зажали рожь (беднота жнет зеленую), и это надо считать началом жатвы.
4 Августа. Люди вернулись вчера от родных с годового праздника (Ильин день) и еще сегодня, в воскресенье, не могут прийти в себя, рожь прямо просится под серп, а они слоняются, как сонные мухи. Жутко подумать иногда, что наши крестьяне, многие миллионы людей, живут исключительно для себя, конечно, и все вообще живут для себя, но все-таки продукт производства <одних> людей попадает к другим, здесь все остается у себя, и только люди размножаются, создавая новую податную единицу и нового солдата: крестьянское население в полном смысле слова у нас опора трона.
(Когда ни глянешь в окно, на деревенской улице все петух занимается с курицей…)
Так упрощенно: человек отдает государству налог, отдает защитника-солдата, считая государство как бы завоевателем; глубоко презирает государство и смысл существования видит в своем личном существовании. Но… по глубокому существу так оно и есть все на свете: глубоко личное самочувствие наряду с готовностью воспроизводить человека…
На озере супротивники закона, запрещающего весеннюю охоту, объясняют уменьшение уток тем, что селезни перебили яйца. На самом деле причина в том, что по непонятным причинам в этом году вся птица, и водяная, и лесная, запоздала в развитии, и утка теперь далеко не вся на крыле.
Были с Петей вечером на Журавлихе. Петя убил крякву, разделся и поплыл за ней по телорезу, чуть не утонул в грязи и все тело себе изрезал…
Начало рассказа охотнич.: «Если человек с бронхитом, насморком и повышенной температурой станет купаться в Сентябре, то неминуемо сильнее простудится и, быть может, умрет, но если тот же самый захворавший человек убьет крякву и решится, не раздумывая, сплавать за ней по плесу, то ему ничего не будет в худшем случае, а в лучшем это купанье хворь как рукой снимет».