Страница 142 из 176
Встретил Зимина, который летом поехал в Бобошино учить собаку, но попал в историю (собака укусила мальчика) и не мог натаскать собаку. Он успел показать своей сучке только трех молодых чибисов. 1-го августа он поехал с этой собакой на охоту. Она еще стойку сделала по молодому тетереву, по другому. На болоте они напали на дупелей, провели по дупелям, и так он стал сразу с ней охотиться. Собака его — сука, плохого экстерьера и в английских сеттеров по природе вежливая — это главное, второе — Зимин хорошо занимался с ней домашней дрессировкой. Я думаю, главная причина успеха — индивидуальность собаки (как Кента), а к этому умелая проработка дома. Из этого вывод: какая разница между собаками!
Вылет и пролет дупелей, как говорил Зимин, по всей силе было с 11-го сентября и продолжалось, уменьшаясь, неделю. Так было и по моим наблюдениям. Дупеля ему нашлись тоже пятном (около Зимняка) и почти в том же количестве, как у меня, только я брал их ежедневно по 3–4, а он сразу, и потому у него было дело с настоящей высыпкой.
25 Сентября. Теплый день, серый с утра, с теплым туманом и осадками мглы, потом хороший, с просветами солнца. Такой прекрасный вечер. Мы с Петей и Яловецким весь день ходили с Соловьем. Убили бекаса. Видели несколько вальдшнепов.
<Приписка на полях> Уродистый — большой, крепкий, породистый.
«Меня, члена проф. союза, обложил матом и по партийной линии назвал обормотом».
Напугали войной население так, что все бросились закупать продукты, и теперь за мукой и крупой такие же очереди, как в революцию, и так же выдают по фунтику; вид хвостов само собой еще больше пугает, и так паника все растет и растет. Мне кажется, большинство крестьян не верит в возможность внешней войны и называют войной грядущий передряг внутри, при котором будем опять голодать. Я спросил деда Григория:
— Вот запугали войной народ совсем зря: войны, по всей вероятности, не будет.
Григорий твердо сказал:
— Война будет непременно.
Я очень удивился твердости его слов и сказал, как он может это знать, если и мы, образованные люди, спорим об этом.
— Никто, — ответил Григорий, — в настоящее время не может сказать, когда будет война, но что она будет — это верно ведь сказано, что все прощается и только не прощается хула на Духа. Вот почему непременно архангел Михаил дает оружие верным людям им сразиться с духом тьмы. Эта война будет непременно, а когда будет, не скажет ни один востроум.
27 Сентября. Воздвижение.
Вчера весь день дул южный знойный ветер и было жарко. Ночью стало тихо, вызвездило. Мне кажется, после восхода я видел где-то в лесу побелевшую от мороза зелень, но потом было так тепло, хоть в одной рубашке ходи, и тихо. Это был счастливый сентябрьский день. С 5 у. до 12 я обошел большой круг золотыми лесами — искал с Кентой вальдшнепов: от Киновийского ручья по канаве между большим лесом и малым до большой вырубки, ольхового заросшего по Черному ручью (так называю его по «Черному мосту», возле Параклита), краем озимого поля возле линии, потом опять большой ольховой зарослью, ельником, березняком до исходной точки. Я видел на всем этом пространстве только двух вальдшнепов и взял их. Один попался вначале в еловой чаще между большим монастырским лесом и малым. Кента сделала стойку — я провел по глазам ее линию: взлет вальдшнепа, мне казалось, в этой чаще был невозможен для стрельбы, верно, и Кенте это не нравилось, она зашла с другой стороны и стала опять, я провел линию с глаз до пересечения с первой линией, и как раз с этой точки вальдшнеп взлетел, был он виден одно только мгновенье, но рука, поставленная на бекасах, сделала верно, и вальдшнеп упал вместе с листьями и сучьями. Другой вальдшнеп нашелся в кусту возле озими. Я стрелял из кустов по опушке. На высоком берегу Черного ручья громыхнул невидимо выводок тетеревей, молодых не нашел, но старуху поднимал раз пять. Все утро токовали черныши. Я одного захватил врасплох возле озими, и он спасся только потому, что у меня был в стволе № 10-й. И еще было поднято несколько тетеревей. В общем, не исключается возможность иногда <1 нрзб.> петуха. Попадалось много рябчиков, больше только слышалось пырханье, но раза два все-таки можно было убить. Рябчиков я нашел даже возле Канавки, почти у себя дома. Огромная стая журавлей (перелетных), курлыкая, летела прямо на юг.
Решаю записывать материалы к роману теперь уже отдельно, чтобы потом сразу же и писать. Материалы эти будут записываться не по звеньям, не в порядке рассказа, а — или как что вспомнится, или — главные, по темам. Я надеюсь весь этот том написать одним духом, то есть как писались первые пять листов, Тюрьма и Зеленая Германия: в одном непрерывно нарастающем, все более и более завлекающем рассказе.
28 Сентября. Ночью до рассвета был дождь. Вот теперь, наверно, вальдшнепы подались к зеленям. Петя отправляется в Симушки с Ромкой. Это будет начало лесной натаски, так и пойдет.
В 7 у. началась гроза. Я долго не верил — так поздно! — думал, не телега ли гремит, но, взяв к уху трубку радио, убедился, что гроза самая настоящая. Около 8 у., казалось, все кончилось, пролетело, и я пошел проверить Зубачевскую озимь, возле которой в тот раз убил вальдшнепа. Это озимое поле, окруженное разводами (так называются прореженные для покоса кустарники), я возьму на примету, как дупелиное болото в Александровке, и буду следить, проверяя его, за пролетом вальдшнепов, кстати, сюда вылетают и тетерева. По линии ж. д. до Зубачевских полей около часа скорой ходьбы. В 9 я прошел к полю, но как раз тут начался сильный дождь и громовые раскаты одновременно в разных частях неба, так что гром был почти непрерывный. Я сидел целый час под елкой, потом быстро обошел часть опушки по озими, опять забрался под елку и потом, махнув рукой на дождь, мокрый вернулся домой.
В это время Петя мучился в Симушках. Но ему все-таки удалось хоть повидать одного вальдшнепа, на которого Ромка напоролся вне выстрела. По словам Пети, Ромка в лесу держится, хотя и недалеко, но ходит неправильно. Говорит Петя, что один рябчик свистел и во время дождя.
Когда начинается сильный дождь, вальдшнеп, заяц и тетерев перемещаются под елки, потому что дождь мало проникает туда, и, главное, там не пугают тяжелые от мокроты, падающие от ударов капели и своей тяжести листья. Я, как и все живое, тоже нахожу себе надежную ель. Собака уже хорошо знает все, начинает копать ямку до совершенно сухой земли и свертывается в ней калачиком. Но я сгоняю собаку, кладу в ямку кожаный ягдташ и сажусь на него, прислонившись спиной к дереву. Собака выкапывает рядом другую ямку, свертывается, и время начинает проходить под шум дождя и раскаты грома. Избранная мною ель довольно высока, и когда раздается резкий, короткий, как выстрел, удар, то поднимается страх, что следующий удар молнии придется в мою ель. Но я уговариваю себя не бояться, потому что ведь своего удара грома все равно не услышишь…
Через час прояснило немного, и надо бы встать, но все как-то боязно выходить. Так вот даже елка, если перебыть под ней во время дождя, становится немного, как дом: не хочется выйти из-под нее, и кажется, если случится опять дождь, то такой удобной уже не найти. Но я сделал усилие и вышел осматривать опушку озими. Это был напрасный труд: вальдшнепы во время дождя без следа сидели тоже, как я сидел, где-нибудь под елками. Я не успел пройти и половину опушки, раздались новые удары грома, и притом в разных частях неба, все небо загремело, полил дождь, и я опять забрался под елку, теперь уже не очень высокую, всю осыпанную золотыми листочками березы.