Страница 131 из 176
2 Сентября. Тихое свежее солнечное утро, потом сильный ветер. Разбился термос — какое горе! Расстроился желудок. Я вышел только в 7 утра на близкое болото с Ромкой. Сделал подряд пять промахов в бекасов и вернулся домой не совсем здоровый. Друг мой, вырви язык охотнику, который говорит, что он стреляет бекасов без промаху.
Ромка тоже работает неважно, схватил бекаса очень далеко, по топкому болоту, не успеешь за ним, а он все лезет и лезет на болотную стойку, пока бекас не слетит. Но хорошо, что по взлете бекаса, если я по нем не стрелял, Ромка не только бежит за ним, а приходит ко мне виноватый и ложится…
<Запись на полях> Работа собаки в ветер.
Я пробовал пустить его против ветра, он схватывает далеко, и мне плохо приходится. Потом пробовал пускать его по ветру, так он держится ближе, потому что ему нужен ветер и приходится обертываться назад. Так выходило, будто невод закидываешь и потом собираешь его к себе: отбежав шагов на сто, Ромка делает круг в обратную сторону, выбирает ветер и вдруг, схватив желанную струю, вытягивается, наступает. Часто ему не верится, он подается назад и оттуда несется на всем карьере к тому месту, где ему пахнуло и перестало, и если опять на этом месте он остановился, значит, это уж верно: бекас где-нибудь тут. Нет, скорей всего: Ромка не плохо работает, а это я плохо стрелял по болезни и с больной головы переводил на здоровый живот.
3 Сентября. Ясная, тихая и очень холодная ночь. Перед восходом было холодно и в шерстяной куртке, потом начался сильный ветер. Охотился с Кентой на Ивановском болоте. Бекасов очень много, постоянно пересаживаются, как дупеля. Я убил, направляясь против ветра возле кустов, восемь штук, назад, на Кубже было еще больше, но и Кента их за ветром спихивала, не причуяв, а патроны мои давали осечки.
Всех бекасов подарил Вере Антоновне, которая сегодня отправилась в Шеметово. Сегодня удалось мне наконец-то узнать, почему Кента иногда не находит убитых бекасов: один из убитых мной бекасов так запрятался в кочках, что, когда Кента и причуяла и указала носом, я не мог его найти, и только уже когда велел ей подать, она запустила нос в глубину и вытащила.
<Запись на полях> Брусника.
Запасаемся брусникой. Чтобы отделить ягоду от листьев и всякого мохового мусора, который неизбежно попадает при сборе, ставит Е. П. наклонно крышку стола и катит по ней ягоду, и мусор, и листики остаются на столе.
<Запись на полях> Боговник и кочки.
В. А. задохнулась в моховом болоте от боговника, ей представилось, что ей ко рту приложили вату с хлороформом, ей страшно стало, что огромные кочки качаются и что их было много, без конца. Ужас ее охватил. И через это я понял огромное расстояние вкусов культурного человека от болот.
<Запись на полях> Царство болото.
А Берендей потому мудрый царь, что заставил себе служить все, что люди называют злом: комары, слепни, гнус, и топь, и кочки — все это охраняет Берендеево царство от вторжения недостойных людей. Потому попасть в Берендеево царство все равно что в Невидимый град: надо потрудиться, надо быть сильным и чистым сердцем. Вот и простые русские люди на болотные кочки…
<Запись на полях> Хозяева стали позднее вставать (молотьба). Лисья шуба.
4 Сентября. Хозяин говорил вчера Е. П-не, что этой зимой сына ему придется женить. «Есть, — говорит он, — у нас лисья шуба, я ее к свадьбе берег, а он теперь стал понашивать и заносит, а к свадьбе придется другую делать». Так выходило из слов хозяина, что лисья шуба главная причина скорой женитьбы Сережи. Женится и кончено: хомут на всю жизнь, да и какой хомут!
По вечеру больше заметно движение осени, чем по утру. Но все-таки замечаю и утром, что мои хозяева стали много поздней меня вставать. У меня начинается самое хорошее время, предрассветные часы, в которые лучше всего работается. Я вышел сегодня не совсем рано, в 5 у., солнце, впрочем, еще только что поднялось и в тумане было, как месяц. Я пошел с Кентой на Ивановское болото пострелять бекасов всласть и на обратном пути в кустах проверить тетеревей.
Утро было прохладное, тихое и росистое. Мелкий лес, — березки, через пятое десятое, осинки и как редкость сосна или елочка с краснеющими кочками брусники — этот лес ждал охотника.
Я очень спешил попасть на болото до скота. В 5½ солнце вышло из тумана, и я отпустил Кенту, сказав «ищи!» Но нет, на поскотине дупелей еще не было. Я перешел на ту сторону Кубжи за бекасами, и как раз в это время вошло на мое место стадо, все лошади собрались в кучу и стали смотреть на мою собаку.
Мне казалось, они это на меня смотрят, попаду я или промахнусь в бекаса поначалу. Среди них был, конечно, и не видимый мне пастух. Я всегда делаю промахи, когда на меня смотрят. Не было исключения и в этом разе: три раза подряд. Но это меня ничуть не потревожило, теперь я уже уверен в своей стрельбе и знаю даже, что промах вначале лучше, чем счастливый выстрел. Опираясь на удачу, можно отлично разохотиться и без промаха бить в этот день, но это не значит, что завтра опять будет так. А вот когда началось с промахов, и притом знаешь наверное, что впереди будет лучше и лучше, то это уже не гаданье, а стрельба.
В охоте на бекасов, прежде всего смелость, решительность выстрела, чтобы стрелять не выцеливая, не выжидая, а сразу. Это не значит, что в этой стрельбе «сразу» тоже нет расчета, есть, конечно, только там уж рассчитывает не этот утопающий в грязи человек, а какой-то другой, легкий, свободный, счастливый. Вот именно надо выйти из расчета, из страха промазать на глазах всех лошадей, от всего этого мелкого надо отрешиться и выйти на всю волю. После трех неудачных выстрелов я, наконец, вышел из расчета, забыл лошадей.
Бекас летел, казалось, чуть-чуть не в меру, и я решился, стрельнул ему поперек пути. Он продолжал лететь после выстрела, но я что-то заметил, верно, это была оставшаяся в воздухе пушинка, а может быть, особенность полета. Бекас как будто совершенно нормально выбрал себе с высоты место для спуска, снизился, раскрыл крылышки совершенно так, как они делают при опускании в траву, но последнюю четверть аршина он спускался не так, было что-то неестественное, прямое… Я взял Кенту и, когда приблизился, выслал ее. Она сделала стойку и потом поняла: бекас лежал мертвый. Вот после этого, казалось бы, дурацкого, но смелого и решительного выстрела все пошло хорошо, и я взял свою норму (за норму считаю просто больше бекасов в сумке, чем промахов).
На обратном пути в кустах нашел ранний выводок тетеревов, который разлетелся невидимо. Потом нашел тетерку с двумя петушками, начинающими чернеть. Это был поздний выводок. Я взял обоих петушков, и бекасов у меня было 7 штук.
Ветер начался только в 10 у., но и то не такой, как вчера, и сегодня значительно теплее.
<Запись па полях> Безлюдье.
Я немножечко принастрелялся бекасов, тетерева в этом году с маленькими выводками неинтересны, все что-то нет «овсяных» дупелей.
Сижу я, отдыхаю в лесу под кустом, и является мне что-то вроде упрека: «как можешь ты выносить на родине такое безлюдье?» Мне очень знаком этот «социальный» голос по старому времени. Я тогда себе так ответил: «а как же моряки, как путешественники, исследователи, колонизаторы и т. д., мало ли таких людей на свете: все они живут надеждой на свидание с родными, с друзьями. Когда-нибудь и я увижусь».
И мне мой литературный путь кажется путем к близким мне людям. Оно так и оказалось, появились искренние люди, близкие, и стало среди них почти как в семье. Но все это было не совсем то: истинный друг так и остался недоступным, где-то за морями. Вот и теперь после разрушения литературной семьи стало еще виднее, что друг этот недоступный существует непременно и что этого довольно, чтобы выносить безлюдье пустыни и часто быть счастливым и не одиноким.