Страница 128 из 129
Но Джоэл ни минуты не колебался, в чем я и не сомневалась. Я словно слышала слова мамы: "Видишь – я оказалась права. Он был бы для тебя прекрасным мужем".
– Конечно, мы должны спасти графа, – сказал Джоэл, спокойно подчиняясь судьбе. Он вызывал у меня такое восхищение, какое граф едва ли мог бы вызвать. Но, увы, наши чувства нам неподвластны!
– Тогда, – продолжал Леон, – перейдем к деталям. Если нам удастся увезти графа, все должно быть в порядке. Но вы не будете в безопасности, пока не ступите на английскую землю.
Всю ночь мы по нескольку раз обсуждали каждую подробность. Леон вновь напомнил нам о риске, на который мы идем, и о страшной судьбе, которая ждет нас в случае неудачи.
Достигнем ли мы успеха?
Я наблюдала за ним, когда они уезжали в кабриолете. Джоэл был одет кучером, Леон облачился в наряд, который обычно носил его брат, надев на голову красную шапку.
Когда они уехали, я отправилась на свой пост на набережной Межиссери.
Мы не осмеливались действовать в дневное время, но и ночью на улицах было полно народа. Я пыталась выглядеть старухой. Мои волосы скрывал капюшон, и я, сгорбившись, волочила ноги. Город являл собой ужасное зрелище. Лавки были забаррикадированы, многие из них – разграблены. Повсюду происходили пожары. Навстречу попадались группы детей, распевающих "Ca Ira"[186]
Возможно, это моя последняя ночь в Париже. Так должно быть! Я отказывалась верить в неудачу.
Каким долгам казалось ожидание! Я была настороже, готовясь вскочить в кабриолет, как только он проедет мимо. Если он не появится в течение часа, то мне следовало вернуться в наш дом на улице Сен-Жак и ждать там. Если же они не возвратятся до утра, то я должна ехать в Грасвиль и отправляться в Англию с Марго и Робером.
Никогда я не забуду эти ужасные минуты, которые провела в самом сердце революционного Парижа. Я ощущала запах крови на улицах и видела мертвые тела в реке. Слыша, как часы бьют девять, я поняла, что если они преуспели, то уже находятся на пути ко мне.
Жестокое воображение рисовало мне тысячи ужасов. Я начинала думать, что наш план слишком безумен и опасен, чтобы остаться нераскрытым.
Если они не подъедут через несколько минут, то мне придется возвращаться на улицу Сен-Жак.
Какой-то подозрительный субъект пристал ко мне. Я поспешно отскочила, но боялась отходить далеко. По дороге шла толпа студентов. Если появится кабриолет, то они могут задержать его.
"Боже, – молилась я, – пошли нам удачу! Я бы пожертвовала всем, чтобы увидеть его снова!"
Послышался стук колес. Кабриолет быстро мчался в мою сторону.
Леон соскочил на землю и помог мне сесть.
Я посмотрела на своего возлюбленного. На руках у него были наручники, лицо было смертельно бледным, на левой щеке запеклась кровь. Но он улыбнулся мне, и этого было достаточно.
Никогда я не была более счастлива в своей жизни, чем в эти минуты на набережной Межиссери.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Нам удалось бежать. Леон оставил нас, как только мы выехали из города, и вернулся в кабриолете в Париж.
Джоэл, граф и я прибыли в Грасвиль, где нас ожидали Робер и Марго. Через несколько дней мы были в Англии, где я стала графиней де Фонтен-Делиб. Мой муж был очень болен, и прошло несколько недель, прежде чем я смогла его выходить. Дсррингемы вели себя по отношению к нам, как добрые друзья.
Шарль-Огюст – я долго не могла привыкнуть к этому имени и в мыслях продолжала именовать мужа графом – больше не был богатым и могущественным человеком, но он и не остался без гроша в кармане. У него имелись деньги в самых различных частях света, так что мы могли жить со всеми удобствами в небольшом поместье по соседству с Деррингемами. Мой муж был прирожденным землевладельцем, и вскоре имение начало процветать. К тому времени, когда родился наш первый ребенок – это был сын – наши владения значительно расширились.
Граф мало изменился. Он был все таким же властным, надменным, непредсказуемым, но, в конце концов, это был человек, в которого я влюбилась, и мне не хотелось, чтобы он становился другим. Жизнь нелегко обошлась с ним. Он всегда с горечью говорил о "черни", и я понимала, что дни, проведенные в тюрьме, оставили в его душе неизгладимый след. Шарль-Огюст не мог полностью радоваться жизни, пока ему не удастся вернуться во Францию и восстановить утраченные владения. Франция была у него в крови, и он страстно любил свою родину. Мы часто спорили, сравнивая наши страны, и он никогда не сомневался, что настанет день, когда мы сможем вернуться.
Марго родила еще одного сына, и я радовалась, что она дала Роберу то, чего он желал более всего. Граф всегда смеялся, вспоминая, как ловко она привела в свою семью Шарло, и не без гордости говорил, что она вся в него. Родители Робера никогда не узнали правды. В конце концов, говорила Марго, это только расстроило бы их.
Шарло рос сильным здоровым мальчуганом. Меня часто интересовало, что стало с его отцом, и позднее я узнала от одного из слуг, что он уехал на север и вполне там преуспел.
Джоэл так и не женился. Я испытывала по его поводу угрызения совести. Он был так добр и великодушен, а без его помощи нам не удалось бы спасти моего мужа из Консьержери. Мне очень хочется, чтобы Джоэл женился и был счастлив. Он заслуживает самого лучшего.
Мы очень горевали в тот день, когда казнили короля Франции, и когда вскоре за ним последовала королева. Это казалось концом прежней жизни.
– Убийцы не добьются успеха, – сказал Шарль-Огюст. – Они падут так же, как пали мы. Тогда мы вернемся во Францию и начнем все сначала.
Мне казалось, что я очень изменилась.
– Школьная учительница затаилась, – говорил Шарль-Огюст, – но она готова выскочить в любой момент и, не сомневаюсь, будет держать нас в строгости до конца дней.
Я довольна своей судьбой. Мне довелось испытать великий восторг и великий страх, великую радость и великое горе. Полагаю, теперь мне известно, что такое жизнь.
Мой брак, конечно, не был ложем из роз. Мы ссорились очень часто. Шарль-Огюст очень упрям и не терпит возражения, а я никогда не отказываюсь от своего мнения, если считаю его правильным. Мы оба знали, что это сделает неизбежными бури в нашей жизни. Но, очевидно, никто из нас не стремился к мирному и не богатому событиями существованию, которое я могла бы иметь в Деррингеме, и которого так ждала для меня моя мать.
Когда Шарль-Огюст собрался на короткое время во Францию посмотреть, что сталось с его владениями, я делала все, что в моих силах, чтобы предотвратить эту поездку. Он упорствовал, а я заявила, что поеду вместе с ним. Муж категорически запретил мне это, но я сделала по-своему – поехала на том же пакетботе, и когда он явился в гостиницу, то нашел меня там.
Шарль-Огюст пришел в неописуемое бешенство. Так мы еще никогда не ссорились. Он отказался взять меня с собой, потому что это могло быть опасным, а я отказалась остаться дома по той же причине. В этих столкновениях характеров мы по очереди оказывались победителями, но в той гостинице в Кале мы потом от души смеялись над собственной злостью.
Не могло быть сомнения, что мы созданы друг для друга.
Так проходили годы.
Революция прекратилась, и эмигранты стали возвращаться назад. Леон отличился в армии Наполеона.
Новый режим оказался не более успешным, чем старый. Бедняки по-прежнему завидовали богатым, и ненависть, злоба и эгоизм продолжали проявлять себя повсюду.
Мы вернулись в Шато-Сильвен, который каким-то чудом остался невредимым. Какое волнение мы испытывали, вновь поднимаясь по старой лестнице!
Марго, Робер и трое их детей вернулись вместе с Шарлем-Огюстом, мной и нашими двумя сыновьями. Жизнь продолжалась со всеми ее волнениями. Между нашими странами возникали конфликты, ибо когда Франция восстала из пепла, она вознамерилась завоевать весь мир под властью корсиканского авантюриста. Мы часто спорили на эту тему: я стояла за мою страну, а Шарль-Огюст – за свою.
186
"Дело пойдет" (франц.) – революционная песня на мелодию танца "Народный перезвон" композитора Ж.Бекура.