Страница 75 из 112
– Пожалуй, это было непросто. Поверьте, непросто. Я не припомню, чтоб чем-нибудь оскорбил вас, я всегда был вежлив с вами…
– Вы сами по себе – оскорбление, – прервал его Джервас. – Мне не нравится ваша физиономия. Эта фатоватая жемчужная серьга оскорбляет мой вкус. И ваша бородка мне отвратительна. Короче говоря, вы – испанец, а я ненавижу испанцев.
Дон Педро вздохнул с улыбкой.
– Наконец-то я все понял. Разумеется, сэр, ваша обида велика. Мне стыдно, что я дал вам повод. Скажите, сэр, чем я могу заслужить вашу благосклонность?
– Своей смертью, – ответил Джервас.
Дон Педро провел рукой по бороде. Он сохранял учтивость и хладнокровие перед разъяренным противником, и каждым словом, в котором сквозили презрение и насмешка, намеренно разжигая его ярость.
– Вы слишком много просите. А вас позабавила бы попытка убить меня? – поинтересовался дон Педро.
– Чертовски, – охотно отозвался Джервас.
Дон Педро поклонился.
– В таком случае я сделаю все возможное, чтобы угодить вам. Если вы подождете, пока я схожу за оружием, я предоставлю вам эту приятную возможность.
Улыбнувшись и кивнув Джервасу, дон Педро быстро удалился, предоставив Джервасу злиться и на него, и на себя. Он проявил чудовищную бестактность по отношению к этому ревнителю безукоризненных манер. Он стыдился собственной грубости в достижении цели: дон Педро преподал ему урок, как решает подобные проблемы подлинный аристократ. Теперь он делом докажет то, что не смог надлежащим образом выразить словами.
Он так и сказал дону Педро с угрозой в голосе, когда они наконец направились к дальнему газону за живой изгородью из боярышника, чтобы укрыться от посторонних глаз.
– Если вы мечом владеете так же искусив, как языком, дон Педро, значит, вы мастер своего дела, – с издевкой заметил Джервас.
– Не волнуйтесь, – последовал спокойный ответ.
– А я и не волнуюсь, – резко сказал Джервас.
– У вас нет причин для беспокойства, – заверил его дон Педро. – Я вас не изувечу.
Они уже обогнули изгородь, и сэр Джервас, отвязывавший рапиру, разразился проклятиями в ответ на любезное обещание.
– Вы меня совершенно неправильно поняли, – сказал дон Педро. – Во всяком случае, вы многого не понимаете в этой истории. Рассудили ли вы, к примеру, что, убив меня, вы ни перед кем не будете держать ответ, но если бы я убил вас, ваши варвары-соотечественники, скорей всего, повесили бы меня, несмотря на мое происхождение?
Джервас, снимавший камзол, замешкался. На его честном молодом лице отразилось недоумение.
– Разрази меня гром, мне это и в голову не приходило. Послушайте, дон Педро, у меня нет желания ставить вас в невыгодное положение. Дуэли не будет.
– От нее уже нельзя отказаться. Создается впечатление, что я обратил ваше внимание на двусмысленность ситуации, чтобы избежать дуэли. Долг чести не позволяет мне принять ваше предложение. Но, повторяю, сэр, у вас нет основания для беспокойства.
Насмешливая самоуверенность дона Педро вызвала новую вспышку гнева у Джерваса.
– А вы чертовски уверены в себе! – сказал он.
– Конечно, – кивнул дон Педро. – В противном случае, разве бы я согласился на дуэль? Вы по горячности многое упустили из виду. Учтите, что я пленник, взявший на себя определенные обязательства. Быть убитым на дуэли не сделает мне чести, ибо я – равноправный ее участник, и такая смерть была бы равнозначна побегу из тюрьмы. Отсюда следует, что я должен быть очень уверенным в себе, иначе я бы и не согласился на дуэль.
Этого Джервас не мог стерпеть. Его восхищали достоинство и невозмутимость испанца. Но его напыщенность была невыносима. Он в гневе скинул с себя камзол и, опустившись на землю, принялся стаскивать сапоги.
– Какая в этом нужда? – спросил дон Педро. – Я всегда опасаюсь промочить ноги.
– У каждого стой вкус, – последовал короткий ответ. – Можете умереть с сухими ногами, если вас это больше устраивает.
Испанец ничего не сказал в ответ. Он расстегнул пояс и отбросил его вместе с ножнами, оставшись с обнаженной рапирой в руке. Он принес меч и кинжал, обычное оружие для дуэли, но, обнаружив, что у Джерваса нет другого оружия, кроме рапиры, дон Педро согласился на оружие противника.
Стройный, изящный, дон Педро невозмутимо ждал, пока его противник закончит долгую подготовку к дуэли, сгибая в руках длинную гибкую рапиру, как хлыст.
Наконец они заняли боевую позицию, и дуэль началась.
Сэр Джервас не раз доказывал, что он наделен от природы отвагою льва, но в фехтовании, как и в жизни, он был простодушен и прям. Сила мускулов снискала ему среди моряков славу умелого фехтовальщика, и он сам уверовал в то, что способен сразиться с любым противником. Это объяснялось не самонадеянностью, а наивностью сэра Джерваса. В действительности же его искусство было далеко от совершенства, как часто и довольно зло напоминала ему Маргарет. И в тот день ему предстояло кое-чему научиться.
Истинное искусство фехтования тогда переживало еще период младенчества. Родившись в прекрасной Италии, взлелеявшей все искусства, фехтование было сравнительно мало известно в других европейских странах. Правда, в Лондоне жил мастер фехтования мессир Савиоло, дававший уроки нескольким избранным ученикам, появлялись мастера своего дела и во Франции, Испании и Голландии. Но в целом и кавалер, и особенно офицер больше полагались на силу, чтобы отразить удар противника и нанести ему удар в самое сердце. Напор дополнялся несколькими весьма сомнительными приемами, совершенно бесполезными, как сегодня убедился сэр Джервас, против тех немногих фехтовальщиков, кто серьезно изучил это новое искусство и в совершенстве освоил его принципы.
Можете представить себе, как был потрясен и разочарован сэр Джервас. Разящие удары, в которые он вкладывал всю силу, стремясь настичь гибкого дона Педро, лишь понапрасну рассекали воздух, умело отраженные его рапирой. Непосвященному все это казалось колдовством, словно рапира испанца была колдовской палочкой, одним лишь прикосновением лишавшая оружие и руку Джерваса силы. Джервас рассердился и очертя голову ринулся в бой. Дон Педро мог заколоть его раз двадцать, не прилагая особых усилий. И именно легкость, с которой испанец вел бой, особенно злела молодого моряка. Дон Педро был почти неподвижен. Рука его, согнутая в локте, почти все время оставалась в этом положении, зато кисть работала непрерывно, поспевая повсюду, и в то же время не делая ни одного лишнего движения. И каким-то непостижимым таинственным образом испанец умело отражал его удары, делая тщетными все усилия Джерваса.
Джервас, с трудом переводивший дух, мокрый от пота, прыгнул в сторону, намереваясь атаковать противника сбоку. Но и этот маневр не удался. Испанец мгновенно повернулся и парировал удар. Джервас рванулся вперед, чтобы выбить у него рапиру из рук, но испанец остановил его, мгновенно направив острие рапиры к горлу Джерваса.
Обескураженный, Джервас отступил, чтобы отдышаться. Испанец не пытался в свою очередь атаковать его. Он лишь опустил рапиру, давая отдых руке, выжидая, когда противник возобновит поединок.
– Боюсь, вы слишком разгорячились, – заметил испанец, сохранявший хладнокровие и легкость дыхания. – Вы слишком часто прибегаете к удару лезвием и потому излишне утомляете руку. Вам следует научиться больше работать острием. Прижимайте локоть к боку, вращайте запястье.
– Гром и молния! – яростно выкрикнул Джервас. – Вы вздумали давать мне уроки!
– А разве вы не поняли, что нуждаетесь в уроках? – вежливо осведомился дон Педро.
Джервас сделал выпад, и все остальное произошло чрезвычайно быстро, не успел он опомниться. Меч испанца отразил его яростный удар жестче, чем раньше. Со звоном скрестились клинки, звякнули друг о друга эфесы. Вдруг дон Педро выкинул вперед левую руку и стиснул правое запястье Джерваса. Дальше события развивались с быстротою мысли. Испанец бросил свою рапиру, и, прежде чем Джервас разгадал его замысел, выхватил у него оружие.