Тринадцатый этаж

Она открыла глаза и улыбнулась:

— Что случилось?

— Я выпустил в тебя луч, Джинкс, — с чувством раскаяния признался я. — Я не хотел. Думал, что ты конт… полицейский.

Я поправил себя вовремя. Мне никак не следовало усложнять ситуацию, заново вернув ей воспоминания о запретном знании.

Джинкс попыталась принять сидячее положение. Я помог девушке, поддержав рукой ее спину.

— Я… я услышала о беде, в которую ты попал, — сказала она. — И должна была приехать.

— Тебе нельзя было этого делать! Кто знает, что с тобой может случиться. Тебе нельзя здесь оставаться!

Она попробовала встать на ноги, но лишь свалилась обратно на кушетку. На какое-то время она оказалась не способна передвигаться без посторонней помощи.

— Нет, Дуг, — возразила она. — Я хочу остаться здесь, с тобой. Я вылетела сюда, как только узнала.

С моей помощью она, наконец, встала на ноги и приникла ко мне, тихо плача и прижавшись щекой к моей щеке. Я обнял ее так, как будто она могла оказаться единственным реальным существом во всем этом иллюзорном мире. И пошатнулся, ощутив всепоглощающее чувство утраты. Всю мою жизнь я хотел иметь с собой рядом человека, подобного Джинкс. Однако я не был счастлив оттого, что нашел ее. Ибо для нас не существует другой реальности, кроме выбросов смещающихся импульсов в цепях электронного симулятора.

Джинкс слегка подалась назад и сочувственно посмотрела мне в лицо, затем снова приникла ко мне и страстно прижала свои губы к моим. Словно она тоже знала, что должно было произойти.

Целуя Джинкс, я с тоской думал о том, как могла бы сложиться жизнь. Если бы только Большому Оператору удалось уничтожить симулятор Фуллера! Если бы только я по-прежнему работал в «Реэкшенс», и тогда я мог бы сделать это сам! Если бы Симулектронщик в той Верхней Реальности переориентировал меня, как Он это сделал с Джинкс!

— Мы останемся вместе, Дуг, — прошептала она. — Я никогда тебя не покину, дорогой!

— Но тебе никак нельзя со мной оставаться! — запротестовал я.

Неужели она не понимает, насколько все безнадежно? Уже сам факт того, что жизни моей угрожает Спекли со своей полицией, перечеркивает все мои надежды.

И вот я снова в замешательстве. Я вновь вынужден рассматривать разумные альтернативы. Либо любовь Джинкс ко мне так безгранична, что ей не страшны никакие преграды, либо Джинкс просто не знает обо всех тех обвинениях, которые выдвинули против меня копы. Конечно, она не слышала, каким образом был убит Коллингсворт, — иначе сейчас ее здесь бы не было.

— Ты знаешь, что меня разыскивают по обвинению в убийстве твоего отца? — спросил я.

— Ты не делал этого, дорогой!

— А про… Эвери Коллингсворта тебе все известно?

Она замялась:

— Ты не… не мог… не мог совершить такого…

Она говорила таким тоном, словно совершенно не сомневается в этом. Значит, она по-настоящему любит меня и верна мне. Теперь я был даже благодарен Им за то, что Они так успешно перепрограммировали Джинкс, что ей теперь не угрожает та опасность, с которой сталкиваюсь я.

Джинкс схватила меня за руку и повлекла по направлению к двери.

— Может быть, мы сможем вырваться, а, Дуг? Мы найдем какое-нибудь место, где сумеем укрыться!

Я не шевельнулся, а Джинкс ослабила свои пальцы, и моя рука повисла, освободившись от ее хватки.

— Нет, — уныло произнесла девушка, — некуда пойти. Они найдут нас.

Джинкс не знала, насколько она права. И я испытал необыкновенное облегчение потому, что она совершенно не осознавала, как двусмысленно звучит слово «они»!

Снаружи послышался какой-то шум, и я поднял винтовку. Подойдя к окну, я раздвинул шторы, но увидел лишь олениху, перескакивающую через изгородь, чтобы добраться до ныне пустой кормушки для животных.

Встревожившись, она подняла морду и посмотрела на коттедж. Моя тревога унялась, и я вернул шторы на прежнее место. И тут я насторожился. В это время года в этих местах олени появлялись редко. Я снова выглянул в окно. Животное направилось к машине Джинкс, остановилось на небольшой дистанции и начало рассматривать открытую дверцу.

Я покрепче сжал лазерную винтовку. Олени в Нижнем Мире могут быть всего лишь частями реквизита, лишь тенями, отбрасываемыми сверху на иллюзорную окружающую среду, чтобы усиливать впечатление реальности. Но возможно, и они, подобно реактивным единицам-людям, воспринимают свою псевдофизиологию как подлинную.

Если последнее предположение правильно, то почему бы оленихе не быть запрограммированной так, чтобы забрести на поляну рядом с моим коттеджем и посредством сопереживательной связи пронаблюдать, что происходит в окрестностях!

Животное повернуло голову к коттеджу, подняв уши к светлеющему небу, и пошевелило ноздрями.

— Что там? — спросила Джинкс.

— Ничего, — сказал я, стараясь не выдать волнение. — Если тебе не трудно, приготовь парочку чашек кофе.

Я проводил взглядом Джинкс, бредущую в кухню, после чего чуть приоткрыл окно, чтобы туда пролез линейный интенсификатор винтовки. Я слегка уменьшил ширину рассеивания луча.

Через какое-то время олениха отвернулась и направилась к гаражу.

Я спустил курок и поливал ее широким лазерным лучом по меньшей мере десять секунд, стараясь как следует охватить голову. Животное повалилось на землю и осталось лежать неподвижно.

Услышав шипящий звук разряда винтовки, Джинкс выскочила из кухни.

— Дуг! Это…

— Нет. Просто олениха. Я уложил ее часа на два. Она чуть не залезла в твою машину.

Мы сидели в кухне напротив друг друга и молча отхлебывали кофе из чашек. Лицо девушки, лишенное косметики, оставалось напряженным, серьезным. Прядка черных волос сбилась, прикрыв один глаз. Но вид Джинкс нельзя было назвать жалким или измученным, потому что лощеная маска собранности и изысканности уступила место прежнему очарованию юности, прекрасному в своей чистоте.

Джинкс взглянула на свои наручные часы во второй раз за то время, пока мы сидели в кухне, потянулась ко мне через стол и взяла за обе руки.

— Что мы теперь будем делать, дорогой?

Я позволил себе нагло солгать:

— Мне нужно только тихо отсидеться денек-другой. Потом все само образуется. — Я сделал паузу, придумывая, что сказать дальше. — Понимаешь, Уитни может доказать, что я не убивал Коллингсворта. Возможно, как раз сейчас он это и делает.

Джинкс, казалось, не испытывает облегчения. Она лишь снова посмотрела на часы. Я продолжил:

— Так вот, поэтому ты сядешь в свой аэромобиль и улетишь, как только тебе станет лучше. Если тебя там хватятся, а тебя нигде нет, то это удвоит их шансы, чтобы найти меня. Они, возможно, даже будут искать меня здесь.

Джинкс упрямо ответила:

— Я остаюсь с тобой.

В тот момент мне не особенно хотелось с ней спорить, и я понадеялся, что сумею убедить ее позже.

— Будь начеку. Я хочу побриться, пока еще есть такая возможность.

Когда спустя десять минут я закончил бритье и вернулся в большую комнату, то увидел, что дверь во двор открыта. Джинкс стояла невдалеке, согнувшись над парализованным телом оленихи. Она оглянулась на коттедж и непринужденной походкой пошла дальше по поляне.

Я посмотрел, как она исчезла из виду среди деревьев, двигаясь грациозно и плавно, точно нимфа. Да, я принял твердое решение: Джинкс нельзя оставаться в моем коттедже. И все же я был рад, что она прилетела ко мне.

И вдруг, подобно язвительной насмешке, в моей голове взорвалось неожиданное осознание: каким образом она узнала, что я нахожусь здесь, в лесном домике? Я никогда не рассказывал ей об этом месте.

Схватив винтовку, я двинулся за ней следом. Быстро перебежав через поляну, я углубился в лесной массив. Среди гигантских, покачивающихся сосен я остановился и внимательно прислушался к хрусту упавшей хвои под ногами, чтобы определить, в каком направлении идет Джинкс.

Различив нужные мне звуки, я двинулся туда же. Я пробрался через невысокий кустарник на небольшую полянку и встал как вкопанный… прямо перед перепуганным оленем-самцом с огромными развесистыми рогами.