Страница 7 из 10
Страх перед смертью страшнее самой смерти; в этот момент Лайза осознала это как никогда ясно. Лучше бы умереть там, на сиденье Миража, пусть даже в кювете или же с перерезанным горлом, нежели очнуться здесь живой без возможности двинуть пальцем.
Тело не отзывалось.
Глаза видели лишь то, что позволял увидеть угол со скошенной на бок шеей. Руки не чувствовались, ноги не шевелились. Хотелось заплакать, но сил не хватало даже на слезы. Онемевшая, беспомощная, искалеченная. Небо, не дай ей напоследок подвергнуться пыткам, сжалься, пожалуйста, сжалься…
Совсем некстати в памяти всплыл телевизионный репортаж, услышанный месяц назад; помнится, она тогда завтракала после душа, листала журнал мод и краем глаза поглядывала в телевизор. Диктор рассказывала про странное убийство: жертвой оказался парень, найденный за рулем собственной машины, припаркованной на обочине одной из пустынных улиц Нордейла. Множественные повреждения: разрывы тканей, внутренние кровотечения, отек легких.
— Его тело будто убило себя изнутри, — комментировал на фоне клиники седовласый доктор в белом халате, — повело себя так, как если бы решило взбунтоваться и выдать наличие сразу нескольких сложных заболеваний, приведших к летальному исходу. Никаких внешних насильственных признаков; даже не знаю, что на это сказать…
Опытный доктор определенно находился в замешательстве.
Тогда, потягивая кофе, Лайза потратила почти минуту, размышляя, как подобное могло произойти. Почему чье-то тело вдруг ни с того, ни с сего отказало? Мистика и только.
Теперь же она знала как. Как знала и то, чье лицо тот бедолага запечатлел в своей памяти последним.
Ужас. Теперь ей предстоит сплошной ужас. Наверное, она будет молить о смерти…
Создатель, кто бы знал, что можно опуститься до такого, дойти до последней черты? Почему ни кто-то другой, почему она?
Когда раздался звук открываемой двери, Лайза начала обратный отсчет оставшихся секунд жизни. Наверное, охотник не поверил ей насчет бумаг. Решил применить какие-нибудь психотропные средства или же пытать. Все эти скальпели, щипцы, бинты… Только не это. Пожалуйста, лучше уж сразу яду, но только не это… Боже, не допусти!
Когда на лицо упала тень, Лайза всхлипнула и зажмурилась.
"Пришла в себя, хорошо", — читалось на ненавистном лице, когда мужской палец приподнял веко, чтобы через секунду в зрачок ударил свет тонкого медицинского фонарика. В этот момент Лайзе меньше всего хотелось видеть, и слепящий свет помог ей в этом. Ненадолго. После осмотра глаз, прощупывания головы и шеи и измерения пульса похититель — теперь его полноправно можно было называть этим словом — на секунду отошел от стола, чтобы достать с полки одну из стеклянных бутылок, запечатанных гибкой резиновой пробкой.
Чувствуя себя тяжелой и неповоротливой, Лайза, с безысходностью приготовленного для растопки полена, смотрела на перекатывание крепких рельефных спинных мышц, обтянутых черной футболкой. Этот монстр не просто силен. Он дьявольски силен.
Мысль не принесла ни удовлетворения, ни облегчения.
Не обращая на "пациентку" внимания, мужчина сорвал с ваты бумажную упаковку и отложил в сторону.
Что готовит этот дьявол? Что он собирается делать?
Ни коротко стриженый затылок, ни мощная шея не давали ответа. Жесткий профиль пугал. Лайзе некстати подумалось, что такой тип должен, просто обязан был играть плохого парня в каком-нибудь боевике: идеальный вид, пугающая аура силы и властности и исходящая от крепкого тела опасность. Зрители замирали бы в экстазе, с грохочущим сердцем наблюдая за каждым движением, верили бы каждому жесту…
Вот только это не фильм. Это жизнь, ее жизнь, превратившаяся в кошмар. От страха хотелось скулить.
Тем временем незнакомец, закончив с приготовлениями, повернулся к операционному столу и с деловитым хладнокровием принялся привязывать конечности к столу.
ЕЕ конечности.
Лайза забилась в судорогах и захрипела.
Мучитель бросил на нее короткий равнодушный взгляд и продолжил свое занятие.
Ей не были видны крюки, вделанные в стол, но были видны концы веревок в его руках, которые последовательно затягивались на лодыжках, коленях… чуть выше коленей, вокруг талии, на запястьях и, наконец, на локтях.
Только не это! Зачем привязывать человека к столу?! Во имя Создателя — ЗАЧЕМ?!
Мочевой пузырь едва сдерживал влагу, Лайзе казалось, она сейчас обмочится. Обмочится перед смертью. Как постыдно…
Закончив вязать узлы, Чейзер все с тем же равнодушным выражением лица повернулся к столу у стены, оторвал кусок ваты, смочил ее спиртом и тщательно протер сгиб собственной руки. Затем достал из упаковки пустой шприц и неторопливо и аккуратно ввел иглу себе в вену.
Думала, не могла быть хуже? Могло. Теперь Лайзу мутило.
Чем больше густой темно-красной жидкости набиралось в шприц, тем нестерпимее становились желудочные спазмы.
Эта ночь не могла стать хуже, просто не могла. Хуже просто некуда…
Едва справляясь с позывами тошноты, Лайза, с оцепеневшим от паники мозгом, наблюдала за тем, как игла наконец выскользнула из-под кожи, как к проколу прижалась ватка, как незнакомец, держа шприц в руке, повернулся и посмотрел на нее.
Что хотел сказать его взгляд: "сейчас будет хуже?" Или "терпи, будет больно"? Снова больно? Зачем больно, для чего? Почему все время больно?
В какой-то момент Лайза устала. Устала бороться и постоянно проигрывать, устала чувствовать предельное напряжение нервов, устала слушать грохот отбойного парового молота — собственного сердца.
Когда тот, кто испортил этот вечер (а заодно и всю жизнь), шагнул к столу, ей стало почти все равно. Умирать, так умирать. Лишь бы скорее. Вот уж не думала, что доживет до этой мысли… Пусть смерть будет благородной и заберет сразу, пусть не держит на грани, пусть просто вынет душу и заберет с собой, оставив это тело — любимое тело, способное служить еще долгие годы (но карты выпали иначе…) — этому миру.
Теплота чужих рук не успокаивала, прикосновения не отзывались эмоциями, лишь равнодушными сигналами в мозг: "он держит шею… он поворачивает шею… шприц совсем рядом…"
Неприятное ощущение от введения иглы оказалась ничем по сравнению с той болью, которая начала медленно расплываться по телу, стоило чужой крови попасть внутрь. Лава, поганая жидкая лава, чужая субстанция мутанта… вирус-убийца… зачем же так изощренно…
Рыча в агонии, Лайза не чувствовал ни впившихся в запястья веревок, ни собственных метаний, ни оставляющих синяки на коже крюков, ни мужских рук, держащих ее голову.
В зеленовато-коричневых глазах застыло предельное напряжение; по виску стекала капелька пота.
Он держал ее, пока хрипы не стихли.
Подергивание конечностей продолжалось еще около минуты, затем тело обмякло, выключилось, теперь шла внутренняя работа.
Да, жестко. Да, больно.
Если бы Мак не привязал руки и ноги к столу, Лайза могла бы повредить себе: в момент ввода антидота — коим являлась его собственная кровь — человек утрачивал контроль над совершаемыми действиями. По крайней мере, так помнилось из полученных от Комиссии знаний, не из практики. Потому что практики до этого момента не было; еще ни разу Чейзер не останавливал разрушительный процесс, спровоцированный собственным влиянием, для этого в прошлом не было ни желания, ни необходимости.
Что ж, все когда-то приходит впервые.
Глядя на бледное лицо и искусанные губы, Мак чувствовал дискомфорт в голове и непривычную тяжесть в груди. Она не умрет. Не должна. В следующие несколько часов он будет находиться рядом и беспрерывно наблюдать течение восстановительного процесса. Если понадобится, повторит ввод антител.
Тлела надежда, что до этого не дойдет.
Дыши, попавшаяся под руку девчонка, дыши.
Спустя полчаса он перенес ее вниз, в спальню. Убедился, что регенерация тканей началась, и только тогда набрал номер друга.
— Рен, не отвлекаю?