Страница 86 из 160
— Нет, мадемуазель выпивает перед сном только стакан слегка подсахаренной воды, иногда чуть-чуть надушенной цветами апельсина, если с нервами плохо.
— Превосходно, — заметил Ришелье. — Я тоже это пью. Так что мое лекарство вполне ей подойдет.
— Подойдет?
— Разумеется. Я капаю себе в питье несколько капель эликсира и ночью сплю, как младенец.
Николь пыталась сообразить, к чему клонит герцог.
— Что же ты молчишь? — поинтересовался он.
— Я подумала, что у мадемуазель нет вашей водицы.
— Я тебе ее дам.
«Ах, вот оно что», — подумала Николь, для которой наконец забрезжил свет в ночи.
— Ты капнешь две капли в стакан своей госпожи, но только две капли, запомни, не больше и не меньше, и она заснет. Таким образом, она не сможет тебя позвать, и, следовательно, у тебя будет время скрыться.
— Ну если нужно только это, то тут нет ничего трудного.
— Значит, ты капнешь ей две капли?
— Всенепременно.
— Обещаешь?
— Ваша светлость, мне кажется, это в моих интересах. А потом я хорошенько запру мадемуазель…
— Нет, нет! — запротестовал герцог. — Вот этого делать не надо. Напротив, ты оставишь ее комнату открытой.
Наконец-то Николь осенило, в чем дело. Ришелье почувствовал, что она поняла.
— И это все? — поинтересовалась Николь.
— Все. А теперь можешь идти и сказать своему капралу, чтобы он собирал вещи.
— К сожалению, ваша светлость, я не могу ему сказать, чтобы он взял свой кошелек.
— Ну ты же знаешь, что деньги — это мое дело.
— Да, я помню, что ваша светлость были так добры…
— Сколько же тебе нужно, Николь?
— За что?
— За то, чтобы ты капнула эти две капли.
— Вы, ваша светлость, убедили меня, что в моих интересах капнуть две капли этой вашей водицы, и потому было бы нечестно требовать с вас за это плату. А вот за то, что я оставлю дверь в комнату мадемуазель открытой, предупреждаю вас, ваша светлость, заранее, я потребую кругленькую сумму.
— Хорошо, говори сколько.
— Двадцать тысяч франков, ваша светлость.
Ришелье вздрогнул.
— А ты далеко пойдешь, Николь, — со вздохом произнес он.
— Что поделаешь, ваша светлость. Я начинаю верить, что вы были правы и за мной будет погоня. Но с вашими двадцатью тысячами я сумею скрыться.
— Ступай, Николь, предупреди господина де Босира, а потом я отсчитаю тебе деньги.
— Ваша светлость, господин де Босир весьма недоверчив, и он не поверит мне на слово, если я не представлю ему доказательств.
Ришелье извлек из кармана пачку казначейских билетов.
— Вот возьми один, а в этом кошельке сотня двойных луидоров, — сказал он.
— Ваша светлость, вы даете мне задаток, а остальные, значит, заплатите, когда я переговорю с господином де Босиром?
— Нет, к черту, я предпочитаю рассчитаться с тобой сразу. Ты, Николь, девушка бережливая, и эти деньги принесут тебе счастье.
И Ришелье выдал ей обещанную сумму частью в казначейских билетах, а частью в луидорах и полулуидорах.
— Ну что, все? — спросил он.
— Да, ваша светлость. А теперь мне нужно главное.
— Эликсир?
— Да. У вашей светлости, наверное, имеется флакончик?
— Имеется. Я всегда ношу его с собой.
Николь усмехнулась.
— Да, вот еще, — вспомнила она. — Ворота Трианона каждый вечер запирают, а у меня нет ключа.
— У меня есть, поскольку я оберкамергер.
— Правда?
— Вот он.
— Как все удачно складывается, — заметила Николь. — Просто, можно сказать, цепь чудесных совпадений. Ну а теперь прощайте, ваша светлость.
— Как прощайте?
— Мы с вашей светлостью больше не увидимся; как только мадемуазель уснет, я убегу.
— Да, верно. Прощай, Николь.
И Николь, смеясь в душе, растворилась в сгущающихся сумерках.
«На сей раз удалось, — подумал Ришелье. — Но похоже, судьба считает меня слишком старым и служит мне против воли. Эта девица взяла надо мной верх, однако какое это имеет значение, ежели я за все отплачу».
119. БЕГСТВО
Николь была девушка добросовестная: она получила от г-на де Ришелье деньги, притом вперед, и теперь ей нужно было их отработать.
Она помчалась прямиком к ограде и прибежала туда вместо половины восьмого, как было назначено, без двадцати восемь.
Г-н-де Босир, приученный к военной дисциплине, был человек точный: он уже десять минут как ждал ее.
Примерно в это же время г-н де Таверне попрощался с дочерью, и, когда он ушел, Андреа осталась одна. Оставшись же одна, она задернула занавески.
Жильбер у себя в мансарде по своему обыкновению следил или, верней будет сказать, пожирал глазами Андреа. Только сейчас трудно было определить, огнем или ненавистью пылал его взор.
Но Андреа задернула занавески, и Жильбер ее уже не видел. Поэтому он обратил взгляд в другую сторону.
Взглянув в другую сторону, он заметил плюмаж г-на де Босира и узнал капрала, который прохаживался, что-то насвистывая, чтобы скрасить скуку ожидания.
Через десять минут, то есть без двадцати восемь, прибежала Николь; она сказала несколько слов г-ну де Босиру, который кивнул в знак того, что все понял, и удалился в сторону безлюдной аллеи, которая ведет к Малому Трианону.
Николь же, легкая, словно птичка, упорхнула тем же путем, что пришла.
«Ага! — подумал Жильбер. — Господин капрал и мадемуазель горничная собираются о чем-то договориться либо что-то предпринять и боятся свидетелей. Прекрасно».
Жильбер вовсе не интересовался Николь, просто он чувствовал ее вражду и потому вопреки своим нравственным принципам старался собрать против нее как можно больше улик, чтобы победно отбить атаку, если Николь решит атаковать его.
Жильбер не сомневался, что военные действия вот-вот начнутся, и, как предусмотрительный воин, готовил оружие заранее.
Свидания Николь с мужчиной в самом Трианоне и были таким оружием, и Жильбер, будучи дальновидным противником, собирался воспользоваться им, тем паче что Николь сама вкладывала ему в руки это оружие. Словом, Жильбер решил к свидетельствам, собранным с помощью зрения, присовокупить свидетельства, полученные с помощью слуха, то есть поймать на лету какие-нибудь достойные порицания слова, чтобы во время сражения обратить их против Николь и добиться победы.
Он мигом спустился с мансарды, проскользнул по кухонному коридору и сошел в сад по малой лестнице, примыкающей к часовне; в саду он мог уже ничего не опасаться: Жильбер знал в нем все укромные места как свои пять пальцев.
Прокравшись под липами, а затем вдоль шпалер, он добрался до зарослей, находящихся шагах в двадцати от того места, куда, по его расчетам, должна прийти Николь.
И в самом деле, она была там.
Едва Жильбер устроился в кустах, как до его слуха донесся странный звук — звон золота, ударяющегося о камень; звук этот нужно слышать, чтобы представить себе, что это такое.
Жильбер змеей прополз к террасе, по краю которой была насажена живая изгородь из кустов сирени; теперь, в мае, они источали благоухание и свешивали цветы над головами тех, кому случалось проходить вдоль этой террасы по пустынной аллее, разделяющей Большой и Малый Трианон.
Добравшись туда, Жильбер, чьи глаза были привычны к темноте, увидел, как Николь высыпает золотые монеты из кошелька, который она получила от маршала Ришелье, причем высыпает на камень, находящийся по эту сторону решетчатой ограды на таком расстоянии, чтобы г-н де Босир не смог дотянуться до него рукой.
Монеты сыпались, блестя и подпрыгивая, а г-н Босир, у которого пылали глаза и тряслись руки, переводил взор с Николь на луидоры, пытаясь понять, откуда у нее такое богатство.
Наконец Николь заговорила.
— Вы уже не раз, — сказала она, — мой дорогой господин де Босир, предлагали мне бежать с вами.
— И даже жениться на вас! — пылко воскликнул восторженный капрал.
— Ну на этот счет, мой дорогой, мы поговорим чуть позже, — обрезала Николь. — Сейчас главное — бежать отсюда. Сможем мы совершить побег через два часа?