Страница 47 из 160
Метр Флажо в предвидении поры, когда всяческие тяжбы прекратятся, вступил в сделку со стряпчим, метром Гильду, в результате которой тот уступил ему свою контору и клиентуру за сумму в двадцать пять тысяч ливров. Так метр Флажо и сделался стряпчим. Если же у нас спросят, откуда он взял двадцать пять тысяч ливров, мы ответим: посредством женитьбы на м-ль Маргарите, коей эта сумма досталась в наследство в конце 1770 года, за три месяца до опалы господина де Шуазеля.
Метра Флажо уже давно отличало упорство, с каким он придерживался оппозиционной партии. Сделавшись стряпчим, он стал еще неистовее и благодаря своему рвению приобрел некоторую известность. Вот она-то вкупе с публикацией пламенной записки относительно конфликта между г-ном д'Эгийоном и г-ном Ла Шалоте и привлекла внимание г-на Рафте, полагавшего своей обязанностью быть в курсе парламентских дел.
Однако, несмотря на новую должность и возрастающий вес в обществе, метр Флажо не съехал с улицы Львенка Святого Спасителя. Было бы слишком жестоко лишить м-ль Маргариту удовольствия слышать, как соседки называют ее г-жой Флажо, и принимать знаки почтения от писцов метра Гильду, перешедших по наследству к новому стряпчему.
Можно только догадываться о том, какие мучения испытывал г-н де Ришелье, когда ехал через омерзительный район Парижа, направляясь в смрадную дыру, которую городские власти гордо именовали улицей.
Перед дверьми метра Флажо карета г-на де Ришелье остановилась; другая карета, остановившаяся здесь же, преграждала ей путь.
Маршал разглядел прическу особы, выходившей из этого экипажа, и, поскольку в свои семьдесят пять лет нисколько не утратил былой галантности, поспешно ступил прямо в грязь, чтобы предложить руку даме, которая приехала одна.
Но в этот день маршалу не везло: тощая, со вздувшимися жилами нога, ступившая на подножку, могла принадлежать только старухе. Заглянув ей в лицо, морщинистое и угреватое под слоем румян, он окончательно убедился, что женщина не просто стара, а дряхла.
Однако отступать было поздно: маршал уже сделал движение к карете, и оно было замечено; к тому же и сам г-н де Ришелье не мог похвастаться молодостью. Впрочем, клиентка стряпчего — а кто, кроме клиентки, мог приехать в карете на подобную улицу! — так вот клиентка, отнюдь не разделяя сомнений герцога, с жуткой улыбкой вложила свою ладонь в руку Ришелье.
— Эту рожу я где-то уже видел, — сквозь зубы пробормотал герцог и громко добавил: — Вы тоже, сударыня, к метру Флажо?
— Да, герцог, — ответствовала старуха.
— О, я имею честь быть вам известен, сударыня? — воскликнув неприятно удивленный герцог, останавливаясь на пороге зияющего чернотой входа.
— Кто же не знает маршала герцога де Ришелье? — прозвучало в ответ. — Едва ли такая женщина отыщется.
— Эта уродина считает, что она женщина, — прошептал покоритель Маона и, отвесив безукоризненный поклон, осведомился: — Позволено ли будет спросить, с кем имею честь?
— Графиня Беарнская, ваша покорная слуга, — ответила старуха, приседая в придворном реверансе на грязном полу у входа, в трех дюймах от открытого погреба, в глубинах которого, как злорадно предвкушал маршал, она рисковала исчезнуть на третьем плие.
— Восхищен, сударыня, очарован! — воскликнул он. — Тысячу раз благодарен счастливому случаю! Значит, у вас тут тоже дела, графиня?
— Только одно, господин герцог, зато какое! Разве слухи о нем до вас не доходили?
— Как же, как же, знаменитый процесс… Конечно, знаю, простите. Как же это вылетело у меня из головы?
— Процесс против Салюсов.
— Против Салюсов, верно, госпожа графиня. О нем еще сочинили куплеты.
— Куплеты? — удивилась старая перечница. — Какие куплеты?
— Осторожней, сударыня, здесь какой-то люк, — предупредил герцог, поняв, что старуха решительно не собирается проваливаться в погреб. — Держитесь за перила, вернее, за веревку.
Старуха двинулась вверх по лестнице, герцог за нею.
— А куплеты забавны, — заметил он.
— Забавные куплеты о моем процессе?
— Еще какие, клянусь вам! Да вы, должно быть, их знаете.
— Понятия не имею.
— Они поются на мотив «Бурбонезки», начало такое:
— Это как вы понимаете, слова госпожи Дюбарри.
— Какая дерзость по отношению к ней!
— Что вы хотите? У этих сочинителей куплетов нет ничего святого. Черт, какая грязная веревка! А вы отвечаете так:
— Но это ужасно, сударь! — вскричала графиня. — Какое оскорбление для знатной дамы!
— Простите, сударыня, я спел фальшиво — у меня из-за этой лестницы одышка. А вот мы и добрались. Позвольте я позвоню.
Старуха с ворчанием пропустила герцога вперед. Маршал позвонил, и г-жа Флажо, которая, сделавшись женой стряпчего, не перестала исполнять обязанности привратницы и кухарки, отворила дверь.
Посетители, войдя в кабинет метра Флажо, увидели, что тот, пылая яростью и зажав перо в зубах, диктует своему первому писцу грозное послание.
— Господи, метр Флажо, что случилось? — воскликнула графиня.
Стряпчий обернулся.
— А, сударыня, ваш слуга всем сердцем. Стул графине Беарнской. Господин с вами, сударыня? Да это же, если не ошибаюсь, его светлость герцог де Ришелье! Еще один стул, Бернарде, еще один.
— Господин Флажо, скажите, что с моим процессом? — спросила графиня.
— Как раз в эту минуту, сударыня, я им и занимаюсь.
— Прекрасно, метр Флажо, прекрасно.
— Причем занимаюсь так, госпожа графиня, что шума не миновать.
— Гм, осторожнее…
— О, сударыня, церемониться более ни к чему.
— Раз вы занимаетесь моим процессом, то, быть может, уделите время и господину герцогу?
— Извините меня, ваша светлость, — подхватил метр Флажо, — но как человек в высшей степени галантный, понимаете…
— Понимаю, метр Флажо, понимаю.
— Теперь я весь в вашем распоряжении.
— Не беспокойтесь, я долго вас не займу. Вы знаете, что привело меня к вам?
— Дела, которые недавно мне передал господин Рафте.
— Да, кое-какие бумаги, касательно моего процесса… процесса… впрочем, какого черта, вы ведь и сами знаете, о каком процессе я хочу поговорить, метр Флажо.
— О процессе относительно владений в Шапна.
— Видимо, так. А скажите, вы его выиграете? Это было бы очень любезно с вашей стороны.
— Господин герцог, ваше дело откладывается на неопределенный срок.
— Но почему, скажите на милость?
— Оно будет слушаться не ранее чем через год.
— По какой причине?
— Обстоятельства, ваша светлость, обстоятельства. Вам известно о решении его величества?
— Полагаю, что да… Но о каком решении? Его величество принимает их много.
— О том, которое отменяет наше.
— Так, и что же?
— А вот что, господин герцог: мы ответим на это сожжением наших кораблей.
— Сжигая свои корабли, дорогой мой, вы сожжете корабли парламента! Тут есть какая-то закавыка; к тому же я не знал, что у парламента есть корабли.
— Наверное, первая палата отказывается принимать дела к рассмотрению? — предположила графиня Беарнская, которой разговор о процессе г-на де Ришелье не мешал думать о своем.
— Хуже.
— Вторая тоже?
— Все пошло прахом… Обе палаты приняли решение не разбирать никаких дел, пока король не даст господину д'Эгийону отставку!
— Вот так так! — всплеснув руками, воскликнул маршал.
— Не разбирать… Как не разбирать? — спросила взволнованная графиня.
— Ну… не вести никаких дел, сударыня.
— Так мое дело не будет слушаться? — вскричала графиня Беарнская в ужасе, который даже не пыталась скрыть.