Страница 131 из 160
Бальзамо остановился, скрестил руки на груди, повернулся к флигелю, где жила Андреа, и замер; его лицо с нахмуренными бровями свидетельствовало о невероятном напряжении воли.
— Готово, — опустив руки, бросил он. — Мадемуазель Андреа уже, должно быть, спит.
На лице Филиппа мелькнуло сомнение.
— Вы мне не верите? — осведомился Бальзамо. — Ладно же. Чтобы доказать, что мне не было нужды входить к ней, я сейчас прикажу ей, хоть она и спит, спуститься к нам по лестнице и выйти к тому месту, где мы беседовали в прошлый раз.
— Согласен, — сказал Филипп. — Когда я это увижу, я поверю вам.
— Давайте зайдем сюда, в аллею, и подождем под этими грабами.
Филипп и Бальзамо подошли к указанному месту.
Бальзамо вытянул руку в сторону покоев Андреа.
Но буквально через секунду с другой стороны аллеи донесся шорох.
— Там кто-то есть! — шепнул Бальзамо. — Будьте начеку!
— Где? — спросил Филипп, ища взглядом того, о ком предупреждал граф.
— Вон там, слева за деревьями, — указал Бальзамо.
— А, так это Жильбер, наш бывший слуга, — ответил Филипп.
— У вас есть основания опасаться этого юноши?
— Нет, не думаю. Впрочем, это неважно. Но погодите вызывать сестру, раз Жильбер уже встал, другие тоже могут быть на ногах.
Тем временем перепуганный Жильбер летел прочь со всех ног: увидев Филиппа и Бальзамо вместе, он понял, что погиб.
— Ну так как же, сударь? Что вы решили? — осведомился Бальзамо.
— Сударь, — отозвался Филипп, ощущая невольно распространяемые его спутником магнетические чары, — если ваше могущество действительно столь велико, что вы можете заставить мадемуазель де Таверне прийти сюда, то продемонстрируйте его как-нибудь иначе, только не вызывайте сестру — место здесь открытое, и любой сможет услышать ваши вопросы и ее ответы.
— Поздно, — ответил Бальзамо и, схватив молодого человека за руку, указал ему на окно в коридоре флигеля: строгая, вся в белом, Андреа вышла из комнаты и, повинуясь приказу Бальзамо, уже готова была спуститься по лестнице.
— Остановите, остановите ее! — воскликнул растерянный и в то же время пораженный Филипп.
— Хорошо, — согласился Бальзамо.
Он вытянул руку по направлению к м-ль де Таверне, и та мгновенно остановилась.
Затем, словно статуя командора на пиру у Дон Жуана, секунду постояв, повернулась и возвратилась к себе в комнату.
Филипп поспешил за нею, Бальзамо двинулся следом.
Филипп вошел в комнату почти одновременно с Андреа и, схватив девушку за плечи, усадил ее.
Через несколько секунд в комнате появился Бальзамо и закрыл за собой дверь.
Однако как ни короток был этот промежуток, некто третий успел проскользнуть между Филиппом и Бальзамо и спрятаться в каморке Николь; он понимал, что от предстоящего разговора зависит его жизнь.
148. ОТКРОВЕНИЕ
Затворив за собой дверь и войдя в комнату в тот миг, когда Филипп с ужасом, но и не без любопытства разглядывал сестру, Бальзамо спросил:
— Вы готовы, шевалье?
— Да, сударь, — вздрогнув всем телом, пробормотал Филипп.
— Значит, можно начинать задавать вашей сестре вопросы?
— Прошу вас, — ответил Филипп, глубоко дыша, чтобы избавиться от стеснения в груди.
— Но прежде всего взгляните на сестру, — попросил Бальзамо.
— Я вижу ее, сударь.
— Вы уверены, что она спит, не так ли?
— Уверен.
— И значит, не сознает того, что тут происходит?
Филипп не ответил, лишь с сомнением покачал головой.
Тогда Бальзамо подошел к очагу, зажег свечу и провел ею перед глазами Андреа: зрачки девушки не сузились.
— Да, да, она спит, это ясно, — проговорил Филипп. — Но Господи, что за странный сон!
— Тогда я приступаю к вопросам, — продолжал Бальзамо. — Или нет, вы высказывали опасения, что я могу задать ей нескромный вопрос, так что спрашивайте лучше сами, шевалье.
— Да ведь я только что пробовал с нею заговорить, коснулся ее, но она ничего не слышала, ничего не чувствовала.
— Это потому, что у вас не было с нею контакта. Сейчас я вам помогу.
Взяв Филиппа за руку, он вложил ее в ладонь Андреа.
Девушка улыбнулась и прошептала:
— Ах, это ты, брат?
— Видите, она вас узнала, — сказал Бальзамо.
— Да. Как странно!
— Спрашивайте, она ответит.
— Но если она ничего не помнит, когда бодрствует, то как же ей удастся вспомнить во сне?
— Это одна из тайн науки.
И, вздохнув, Бальзамо уселся в стоявшее в углу кресло.
Филипп стоял неподвижно; рука его все также покоилась в ладони Андреа. Как приступить к расспросам, в результате которых он обретет уверенность в своем бесчестье и узнает имя преступника, возможно, недосягаемого для его мести?
Что же до Андреа, она была совершенно спокойна, и спокойствие это граничило с трансом; лицо ее было безмятежно — и только.
Дрожа, молодой человек подчинился Бальзамо, который повелительным взглядом приказал ему приготовиться.
Но как только Филипп подумал о своем несчастье, как только лицо его начало мрачнеть, Андреа тоже помрачнела и сама обратилась к брату:
— Да, ты прав, это большое несчастье для нашей семьи.
Девушка просто-напросто произнесла вслух мысль, прочитанную ею в мозгу у брата.
Такого начала Филипп никак не ожидал и вздрогнул.
— Что за несчастье? — спросил он, сам толком не понимая, что говорит.
— Ах, да ты же сам знаешь, брат.
— Заставьте ее рассказать, она послушается, — посоветовал Бальзамо.
— Как я могу ее заставить?
— Пожелайте, чтобы она говорила, вот и все.
Филипп посмотрел на сестру, мысленно веля ей говорить.
Андреа зарделась.
— Ах, Филипп, — воскликнула она, — как дурно с твоей стороны думать, что я тебя обманываю.
— Значит, ты никого не любишь? — спросил Филипп.
— Никого.
— Выходит, я должен покарать не сообщника, а преступника?
— Я не понимаю вас, брат.
Филипп взглянул на графа, как бы спрашивая у того совета.
— Будьте понастойчивей, — бросил тот.
— Настойчивей?
— Да, смелее задавайте вопросы.
— Это значит не уважать стыдливость юной девушки.
— О, не волнуйтесь, проснувшись, она ничего не будет помнить.
— Но сейчас она сможет мне ответить?
— Вы хорошо видите? — спросил Бальзамо у Андреа.
Услышав его голос, девушка вздрогнула и обратила безжизненный взгляд в сторону графа.
— Хуже, чем когда спрашиваете вы, но все-таки вижу, — ответила она.
— Ну что ж, — проговорил Филипп, — раз ты, сестра, видишь, расскажи мне подробно о той ночи, когда ты лишилась чувств.
— Разве вы не хотите начать с ночи тридцать первого мая, сударь? Истоки ваших подозрений именно там, как мне кажется. Пора выяснить все сразу.
— Нет, сударь, — отозвался молодой человек, — это бессмысленно, я верю вашему слову. Человек, обладающий вашим могуществом, не станет использовать его для достижения низких целей. Сестра, — повторил Филипп, — расскажите обо всем, что произошло в ночь, когда вы лишились чувств.
— Я не помню, — ответила Андреа.
— Граф, слышите?
— Нужно, чтобы она вспомнила и заговорила. Прикажите ей.
— Но ведь она тогда спала…
— Ее душа бодрствовала.
Бальзамо встал, простер к Андреа руку и, нахмурив брови, что свидетельствовало об огромном напряжении воли, приказал:
— Вспоминайте, я так хочу.
— Я вспоминаю, — отозвалась Андреа.
Филипп вытер со лба выступивший пот.
— Что вы желаете знать?
— Все!
— Начиная с какой минуты?
— С той, как вы легли в постель.
— Вы видите себя? — осведомился Бальзамо.
— Да вижу: я держу в руках стакан, поданный мне Николь… О Боже!
— Что такое?
— О, негодяйка!
— Говори же, сестра, говори.
— В воду что-то подмешано: если я ее выпью, я погибла.
— Подмешано? — воскликнул Филипп. — Но зачем?
— Постой, постой!
— Говори сперва о питье.