Страница 85 из 100
Бернуин возвратился вместе с Коменжем, который был в карауле.
— Монсеньор, — сказал Коменж, — когда я провожал молодого человека, о котором спрашивает ваше преосвященство, он подошел к стеклянной двери галереи и с удивлением посмотрел через нее на что-то, должно быть, на картину Рафаэля, которая висит против дверей, задумался и затем спустился по лестнице. Если не ошибаюсь, он сел на серую лошадь и выехал из ворот дворца. Но разве монсеньор не идет к королеве?
— Для чего?
— Господин де Гито, мой дядя, только что сказал мне, что у ее величества есть известия из армии.
— Хорошо, я поспешу к королеве.
В эту минуту явился Вилькье, посланный королевой за кардиналом.
Коменж сказал правду. Мордаунт действительно поступил так, как он рассказывал. Проходя по галерее, параллельной большой стеклянной галерее, он увидел лорда Винтера, ожидавшего, чтобы королева Генриетта закончила свои переговоры.
Молодой человек сразу остановился, но вовсе не потому, что его поразила картина Рафаэля, а словно пригвожденный чем-то ужасным, увиденным в галерее. Глаза его расширились, по телу пробежала дрожь. Казалось, он вот-вот перескочит через стеклянную преграду, отделявшую его от врага, и если бы Коменж мог видеть, с каким выражением ненависти глаза молодого человека были устремлены на лорда Винтера, то он ни на минуту не усомнился бы в том, что этот английский дворянин смертельный враг лорда.
Но Мордаунт остановился. Он, по-видимому, размышлял; потом, вместо того чтобы уступить первоначальному порыву и прямо подойти к Винтеру, он медленно сошел вниз по лестнице, опустив голову, вышел из дворца, сел в седло, а на углу улицы Ришелье остановил лошадь и устремил взоры на ворота дворца, ожидая появления кареты королевы.
Ждать ему пришлось недолго, так как королева пробыла у Мазарини не более четверти часа; но эти четверть часа ожидания показались ему целой вечностью.
Наконец тяжеловесная колымага, называвшаяся в те времена каретой, с грохотом выехала из ворот; лорд Винтер по-прежнему сопровождал ее верхом и, наклонясь к дверце, разговаривал с королевой.
Лошади рысью направились к Лувру, и карета въехала в ворота. Уезжая из монастыря кармелиток, королева Генриетта велела своей дочери отправиться в Лувр и ждать ее в этом дворце, где они жили так долго и который покинули потому лишь, что собственная бедность казалась им еще тяжелее среди раззолоченных зал.
Мордаунт последовал за экипажем и, увидев, что он скрылся под темными арками дворца, отъехал в сторону, прижался вместе с лошадью к стене, на которую падала тень, и замер неподвижно среди барельефов Жана Гужона, сам похожий на конную статую. Тут он стал ждать, как ждал у Пале-Рояля.
XLII. Как несчастные принимают иногда случай за вмешательство провидения
— Что же, ваше величество? — спросил лорд Винтер, когда королева отослала своих слуг.
— Случилось то, что я предвидела, милорд.
— Он отказывается?
— Разве я не говорила вам этого заранее?
— Кардинал отказывается принять короля, Франция отказывает в гостеприимстве несчастному государю! Но ведь это неслыханно, ваше величество!
— Я не сказала — Франция, милорд; я сказала — кардинал, а он даже не француз.
— Но как же королева, видели ли вы ее?
— Это бесполезно, — сказала королева Генриетта, печально качая головой, — королева никогда не скажет «да», если кардинал сказал «нет». Разве вы не знаете, что этот итальянец ведет все дела, как внутренние, так и внешние? Скажу вам более: я нисколько не удивлюсь, если окажется, что Кромвель предупредил нас. Кардинал имел смущенный вид, разговаривая со мной, но он твердо стоял на своем отказе. А потом, заметили вы это оживление, эту беготню, эти озабоченные лица в Пале-Рояле? Уж не получены ли какие-нибудь известия, милорд?
— Только не из Англии, ваше величество. Я так спешил, что, по-моему, невозможно было опередить меня. Я выехал всего три дня назад, чудом пробрался через армию пуритан и поехал с моим слугой Тони на почтовых, а этих лошадей мы купили уже здесь, в Париже. Кроме того, прежде чем рискнуть на что-нибудь, король подождет ответа вашего величества, в этом я уверен.
— Вы сообщите ему, милорд, — сказала королева печально, — что я ничего не могу для него сделать, что я выстрадала не меньше его, а даже больше и вынуждена есть сухой хлеб в изгнании и просить гостеприимства у притворных друзей, которые смеются над моими слезами. Королю же придется пожертвовать своей жизнью и умереть, как и подобает королю. Я поеду к нему и умру вместе с ним.
— Ваше величество, — воскликнул лорд Винтер, — вы предаетесь отчаянию! Быть может, у нас еще остается надежда.
— У нас нет больше друзей, милорд. Во всем свете у нас нет иного друга, кроме вас. Боже мой, боже мой! — воскликнула Генриетта, подняв глаза к небу. — Неужели ты взял к себе все благородные сердца, какие только были на земле.
— Надеюсь, что нет, ваше величество, — задумчиво ответил лорд Винтер, — я уже говорил вам о тех четверых людях.
— Но что могут сделать четыре человека?
— Четыре преданных человека, четыре человека, готовых умереть, могут многое, поверьте мне, ваше величество, и те, о которых я говорю, многое сделали когда-то.
— Где же эти четыре человека?
— Вот этого-то я и не знаю. Уже более двадцати лет, как я потерял их из виду, но каждый раз, как король был в опасности, я думал о них.
— Эти люди были вашими друзьями?
— В руках одного из них была моя жизнь, и он подарил мне ее. Я не знаю, остался ли он моим другом, но я по крайней мере с тех пор ему друг.
— Эти люди во Франции, милорд?
— Полагаю, что да.
— Назовите их. Может быть, я слышала их имена и помогу вам отыскать их.
— Один из них назывался шевалье д’Артаньян.
— О милорд, если не ошибаюсь, шевалье д’Артаньян состоит лейтенантом гвардии. Я слышала это имя, но будьте с ним осторожны; я боюсь, он вполне предан кардиналу.
— Это было бы величайшим несчастьем, — сказал лорд Винтер, — я готов думать, что над нами действительно тяготеет проклятие.
— Но остальные, — возразила королева, ухватившись за эту последнюю надежду, как хватается потерпевший кораблекрушение за обломок корабля, — остальные трое, милорд…
— Имя второго я слышал случайно, так как, прежде чем сразиться с нами, эти четыре дворянина сказали нам свои имена. Второго звали граф де Ла Фер. Что касается остальных двух, то, так как я привык называть их вымышленными именами, я забыл настоящие.
— Боже мой! Между тем так необходимо было бы отыскать их, — сказала королева, — раз вы говорите, что эти достойные дворяне могли бы быть полезны королю.
— О да! — воскликнул лорд Винтер. — Это те самые люди. Выслушайте меня, ваше величество, и постарайтесь вспомнить, не слыхали ли вы о том, как королева Анна Австрийская была однажды спасена от величайшей опасности, какой когда-либо подвергалась королева?
— Да, в пору ее любовной интриги с Бекингэмом, какая-то история с алмазами.
— Совершенно верно. Эти люди и спасли тогда королеву. Невольно горько улыбнешься при мысли, что если имена этих людей вам незнакомы, то только потому, что о них позабыла королева, королева, которой следовало бы сделать их первыми сановниками государства.
— Надо отыскать их, милорд. Но что могут сделать четыре человека или даже, вернее, трое? Повторяю вам, на д’Артаньяна нельзя рассчитывать.
— Одной доблестной шпагой будет меньше, но у нас останется еще три, не считая моей. Четыре преданных человека около короля, чтобы оберегать его от врагов, поддерживать в бою, помогать советами, сопровождать во время бегства, — этого достаточно, конечно, не для того, чтобы сделать его победителем, но чтобы спасти его, если он будет побежден, и помочь ему переправиться через море. Что бы там ни говорил Мазарини, но, достигнув берегов Франции, ваш царственный супруг найдет убежище и приют, как находят их морские птицы в бурю.