Страница 26 из 194
— Увы, — ответил Портос, я вдовец, и у меня сорок тысяч дохода. Пойдемте завтракать. Хотите?
— И очень, — ответил Д'Артаньян. — Утренний воздух возбудил мой аппетит.
— Да, — заметил Портос, — у меня превосходный воздух.
Они вошли в замок. Внутри все сверху донизу сияло позолотой: золоченые карнизы, золоченая резьба, золоченая мебель.
Накрытый стол ожидал их.
— Вот видите, — сказал Портос, — так у меня всегда.
— Черт возьми, я восхищен! Такого стола и у короля не бывает.
— Да, я слышал, что Мазарини его очень скверно кормит. Отведайте котлет, милый Д'Артаньян. Из собственной баранины.
— У вас очень нежные бараны, могу вас поздравить.
— Да, они откармливаются на моих превосходных лугах.
— Дайте мне еще.
— Нет, попробуйте лучше зайца. Я убил его вчера в одном из моих заповедников.
— Черт! Как вкусно! Да вы кормите ваших зайцев, верно, одной богородичной травкой!
— А как вам нравится мое вино? Не правда ли, приятное?
— Оно превосходно.
— А тем не менее это местное.
— В самом деле?
— Да, небольшой виноградничек на южном склоне горы: он дает двадцать мюидов.
— Великолепный сбор.
Портос вздохнул в пятый раз. Д'Артаньян считал вздохи Портоса.
— Но послушайте наконец, — сказал он, желая разрешить эту загадку, можно подумать, друг мой, что вас что-то печалит? Уж не больны ли вы?
Разве здоровье…
— Превосходно, мой друг, лучше, чем когда-либо: я убью быка ударом кулака.
— Значит, семейные огорчения?..
— Семейные? К счастью, у меня нет семьи.
— Чем же тогда вызваны ваши вздохи?
— Я буду откровенен с вами, мой друг, — сказал Портос. — Я несчастлив.
— Вы несчастливы, Портос? Вы, владеющий замками, лугами, холмами, лесами, — вы, имеющий, наконец, сорок тысяч ливров доходу, вы несчастливы?
— Дорогой мой, — отвечал Портос, — правда, у меня все есть, но я одинок среди всего этого.
— А, понимаю: вы окружены нищими, знаться с которыми для вас унизительно…
Портос слегка побледнел и осушил огромный стакан вина со своего виноградника.
— Нет, не то, — сказал он, — скорее наоборот. Эти мелкопоместные дворянчики, которые все имеют кой-какие титулы и считают себя потомками Фарамонда,* Карла Великого или по меньшей мере Гуго Капета.* Так как я был новоприбывший, я должен был первый к ним ехать, вначале я так и делал; но вы знаете, мой милый, госпожа дю Валлон… (здесь Портос словно поперхнулся) госпожа дю Валлон была сомнительная дворянка. Первый раз она была замужем, — мне кажется, Д'Артаньян, вам это известно, — за стряпчим; это, по их мнению, было отвратительно. Они так и выразились: «отвратительно». Вы понимаете, за такое выражение можно убить тридцать тысяч человек. Я убил двоих; это заставило остальных замолчать, но не принесло мне их дружбы. Так что теперь я лишен всякого общества; живу один, скучаю, дохну с тоски.
Д'Артаньян улыбнулся; он знал теперь слабое место в готовил удар.
— Но в конце концов, — сказал он, — вы же сами дворянин и женитьба не отняла у вас дворянства.
— Да, но, понимаете, я не принадлежу к исторической знати, как, например, Куси, довольствовавшиеся титулом «сир», или Роганы, которые не хотели быть герцогами; я вынужден уступать этим людям, которые все графы и виконты; в церкви, на всех церемониях, всюду они пользуются преимуществами передо мною, и я ничего с этим не могу поделать. Ах, если б только я был…
— Барон, не так ли? — окончил Д'Артаньян фразу приятеля.
— Ах! — воскликнул Портос, просияв. — Ах, если б я был барон!
«Отлично, — подумал Д'Артаньян, — тут успех обеспечен».
— А знаете, дорогой друг, — сказал он Портосу, — этот-то титул, которого вы так желаете, я и привез вам сегодня.
Портос подпрыгнул так, что все кругом затряслось; две-три бутылки, потеряв равновесие, скатились со стола и разбились. Мушкетон прибежал на шум, и в дверях появился Планше с набитым ртом и салфеткой в руках.
— Вы меня звали, монсеньер? — спросил Мушкетон.
Портос сделал знак Мушкетону подобрать осколки стекла.
— Я рад видеть, — сказал Д'Артаньян, — что этот славный малый по-прежнему при вас.
— Он мой управляющий, — ответил Портос. — Он умеет-таки обделывать свои делишки, этот мошенник, сразу видно, — сказал он громко, — но, прибавил он, понижая голос, — он мне предан и не покинет меня ни за что на свете.
«И притом зовет тебя монсеньером», — подумал д'Артаньян.
— Можете идти, Мустон, — сказал Портос.
— Вы сказали Мустон? Ах, да, понимаю, сокращенное имя, Мушкетон — это слишком длинно!
— Да, и к тому же от этого имени за целую милю пахнет казармой. Однако мы говорили о деле, когда вошел этот дуралей.
— Да, — сказал Д'Артаньян. — Но отложим разговор до другого времени, а то ваши люди могут что-нибудь пронюхать: быть может, тут есть шпионы.
Вы понимаете, Портос, это дело важное.
— Черт побери! — проговорил Портос. — Что ж, пойдемте прогуляться по парку, для пищеварения.
— С удовольствием, — сказал д'Артаньян.
Так как плотный завтрак подошел к концу, они отправились осматривать великолепный сад. Каштановые и липовые аллеи окружали участок, по крайней мере, десятин в тридцать. В садках, обсаженных частой живой изгородью, резвились кролики, играя в высокой траве.
— Честное слово, — сказал д'Артаньян, — парк у вас так же великолепен, как и все остальное; а если у вас в прудах столько же рыбы, сколько кроликов в садках, то вы должны быть счастливейшим человеком в мире, разке что вы разлюбили охоту и не сумели пристраститься к рыбной ловле.
— Рыбу ловить, мой друг, я предоставляю Мушкетону: это мужицкое удовольствие. Охотой же я иногда занимаюсь, другими словами, когда я скучаю, то сажусь здесь на мраморной скамейке, приказываю подать мне ружье, привести Гредине — это моя любимая охотничья собака — и стреляю кроликов.
— Это очень весело, — сказал д'Артаньян.
— Да, — ответил со вздохом Портос, — это очень весело.
Д'Артаньян уже перестал считать вздохи Портоса.
— Потом, — прибавил Портос, — Гредине их отыскивает и сам относит к повару: он хорошо выдрессирован.
— Какой чудесный пес! — сказал д'Артаньян.
— Но оставим Гредине, — продолжал Портос. — Если хотите, я вам его подарю, он мне уже надоел; вернемтесь теперь к нашему делу.
— Извольте, — сказал д'Артаньян. — Но, дорогой друг, чтобы вы не могли потом упрекнуть меня в вероломстве, я вас предупреждаю, что вам придется совершенно изменить образ жизни.
— Как так?
— Снова надеть боевое снаряжение, подпоясать шпагу, подвергаться опасностям, оставляя подчас в пути куски своей шкуры, — словом, зажить прежнею жизнью, понимаете?
— Ах, черт возьми! — пробормотал Портос.
— Да, я понимаю, что вы избаловались, милый друг; вы отрастили брюшко, рука утратила прежнюю гибкость, которую, бывало, вы не раз доказывали гвардейцам кардинала.
— Ну, рука-то еще не плоха, клянусь вам, — сказал Портос, показывая свою ручищу, похожую на баранью лопатку.
— Значит, мы будем воевать?
— Ну, разумеется.
— А с кем?
— Вы следите за политикой, мой друг?
— Я? И не думаю.
— Тем лучше. Словом, вы за кого: за Мазарини или за принцев?
— Я просто ни за кого.
— Иными словами, вы за нас? Тем лучше, Портос, это выгоднее всего.
Итак, мой милый, я вам скажу: я приехал от кардинала.
Это слово оказало такое действие на Портоса, как будто был все еще 1640 год и речь шла о настоящем кардинале.
— Ого! Что же угодно от меня его преосвященству?
— Его преосвященство желает, чтоб вы поступили к нему на службу.
— А кто сказал ему обо мне?
— Рошфор. Помните?
— Еще бы, черт возьми! Тот самый, что, бывало, так досаждал нам, по чьей милости нам пришлось столько гонять по проезжим дорогам! Тот, кого вы трижды угостили шпагой, и ему, можно сказать, не зря досталось!