Страница 66 из 143
— Граф был мушкетером во времена Тревиля и служил покойному королю… Граф очень хорошо знает Англию, куда он ездил несколько раз в разное время… Вообще он замечательный человек…
В словах кардинала таился намек на воспоминания, которых Анна Австрийская так боялась. Англия напоминала ей о ее ненависти к Ришелье и любви к Бекингэму; мушкетер эпохи Тревиля вызвал в ее памяти былые победы, волновавшие ее сердце в молодости, и опасности, чуть не стоившие ей трона.
Слова эти произвели большое впечатление: члены королевской семьи замолкли, внимательно прислушиваясь. С различными чувствами думали они о тех таинственных временах; юноши уже не застали их, а старики считали их навсегда забытыми.
— Говорите, граф, — произнес наконец Людовик XIV, который раньше других преодолел смущение, подозрительность и воспоминания, всеми овладевшие.
— Да, говорите, — прибавил Мазарини, которому ядовитый выпад против Анны Австрийской возвратил бодрость и веселость.
— Ваше величество, — сказал граф, — судьба короля Карла Второго изменилась, словно чудом. Чего не могли сделать люди, то свершил бог.
Мазарини закашлялся и заворочался в своей постели.
— Король Карл Второй, — продолжал Атос, — выехал из Гааги не как изгнанник или завоеватель, а как настоящий король, который вернулся из дальнего путешествия, встреченный всеобщими благословениями.
— Это действительно чудо, — заметил Мазарини. — Если верить рассказам, Карл Второй, встреченный теперь благословениями, выехал из Англии под звуки выстрелов.
Король промолчал. Герцог Филипп, который был моложе и легкомысленнее короля, не мог не улыбнуться. Мазарини был доволен этой улыбкой, показавшей, что его шутку оценили.
— В самом деле, это изумительно, — сказал король. — Но бог, когда он покровительствует королям, пользуется людьми для исполнения своих намерений. Кому же больше всего обязан Карл Второй возвращением престола?
— Но, — перебил кардинал, не считаясь с самолюбием короля, — неужели вы не знаете, что он обязан генералу Монку?
— Разумеется, знаю, — отвечал Людовик решительным голосом, — но я спрашиваю посла о причинах, побудивших генерала Монка изменить свое поведение.
— Ваше величество, вы коснулись самого существенного вопроса, — отвечал Атос. — Если б не чудо, о котором я имел честь доложить вам, Монк, вероятно, остался бы непобедимым врагом короля Карла Второго. Бог вложил странную, дерзкую и остроумнейшую мысль в голову одного человека, а другую мысль, честную и смелую, — в голову другого. Соединившись, эти две мысли произвели такую перемену во взглядах генерала Монка, что из смертельного врага он стал другом низложенного короля.
— Вот именно это я и хотел знать, — сказал король. — Но кто же эти два человека?
— Два француза.
— О, я очень рад.
— А мысли? Меня больше интересуют мысли, чем люди, — прибавил Мазарини.
— Правда, — прошептал король.
— Вторая мысль, честная и смелая, но менее важная, заключалась в решении добыть миллион, спрятанный покойным королем Карлом Первым в Ньюкасле, и на это золото купить помощь Монка.
— Ого! — пробормотал Мазарини, пораженный словом «миллион». — Но ведь Ньюкасл был занят Монком?
— Именно так, господин кардинал, потому-то и я назвал эту идею смелой. Дело состояло вот в чем: надо было вступить в переговоры с Монком, а если он отвергнет предложения, которые будут ему сделаны, добыть для Карла Второго эту сумму, действуя на порядочность, а не на верноподданнические чувства генерала Монка… Так все и было, несмотря на некоторые препятствия; генерал оказался человеком честным и отдал золото.
— Мне кажется, — сказал король нерешительно и задумчиво, — что король Карл Второй ничего не знал об этом миллионе, когда был в Париже.
— А я думаю, — прибавил кардинал насмешливо, — что его величество король английский знал о существовании этих денег, но предпочитал иметь два миллиона вместо одного.
— Ваше величество, — отвечал Атос твердо, — король Карл Второй находился в такой крайней бедности во Франции, что не мог нанять почтовых лошадей; в таком отчаянии, что несколько раз помышлял о смерти. Он и не подозревал, что золото спрятано в Ньюкасле, и если б один дворянин, подданный вашего величества, хранитель этой тайны, не рассказал ему о ней, Карл Второй жил бы до сих пор в самом жестоком забвении.
— Перейдем к мысли, странной, дерзкой и остроумной, — перебил Мазарини, предчувствуя поражение. — Что это за мысль?
— Вот она: генерал Монк был единственным препятствием к восстановлению Карла Второго на престоле, и один француз вздумал устранить это препятствие.
— Ого! Да этот француз — просто злодей, — сказал Мазарини, — и мысль не настолько хитра, чтобы помешать повесить или колесовать его на Гревской площади по приговору парламента.
— Вы ошибаетесь, монсеньор, — сухо заметил Атос. — Я не говорил, что этот француз намеревался убить генерала Монка, а только — что он хотел устранить его. Каждое слово во французском языке имеет определенное значение, и дворяне хорошо понимают его. Впрочем, была война, и того, кто служит королю против врагов его, судит не парламент, а бог. Французский дворянин задумал овладеть Монком и исполнил свое намерение.
Король оживился, слушая рассказ о таких подвигах. Юный брат короля ударил кулаком по столу, воскликнув:
— Вот молодец!
— И Монка похитили? — спросил король. — Но генерал находился в своем лагере…
— А француз был один.
— Удивительно! — воскликнул Филипп.
— Да, правда, удивительно! — повторил король.
— Ну! Два львенка спущены с цепи! — прошептал Мазарини. И прибавил вслух, не думая скрывать своей досады: — Я не знал всех этих подробностей. Ручаетесь ли вы за их достоверность?
— Разумеется, ручаюсь, господин кардинал, потому что сам был очевидцем этих событий.
— Вы?
— Да, монсеньор.
Король невольно подошел к Атосу; герцог Филипп стал возле Атоса с другой стороны.
— Рассказывайте, граф, рассказывайте! — воскликнули оба в один голос.
— Ваше величество, француз похитил генерала Монка и привез к королю Карлу Второму в Голландию… Король освободил Монка, и генерал из чувства благодарности возвратил Карлу Второму престол, за который столько храбрецов сражались без успеха.
Герцог Филипп в восторге захлопал в ладоши. Людовик XIV, более осторожный, спросил:
— И это все правда?
— Совершеннейшая, ваше величество.
— Один из моих дворян знал тайну о существовании миллиона и сохранил ее?
— Да.
— Кто он?
— Ваш покорный слуга, — просто ответил Атос.
Ропот восхищения был наградой Атосу. Даже сам Мазарини поднял руки к небу.
— Сударь, — сказал король, — я постараюсь найти средства вознаградить вас.
Атос вздрогнул.
— Не за честность: награда за честность оскорбила бы вас. Я должен наградить вас за участие в восстановлении на престоле брата моего Карла Второго.
— Разумеется, — подтвердил Мазарини.
— Успех этого дела радует все наше семейство! — прибавила Анна Австрийская.
— Позвольте, — сказал Людовик XIV. — Правда ли, что один человек пробрался к Монку в его лагерь и похитил его?
— У этого человека было десять помощников, но это были лишь жалкие наемники.
— И больше никого?
— Никого.
— Кто же он?
— Господин д’Артаньян, отставной лейтенант мушкетеров вашего величества.
Анна Австрийская покраснела. Мазарини пожелтел от стыда. Людовик XIV стал мрачен; пот выступил на его бледном лице.
— Что за люди! — прошептал он.
И он невольно бросил на кардинала взгляд, который испугал бы Мазарини, если б тот в это время не зарылся головой в подушку.
— Сударь! — воскликнул молодой герцог Анжуйский, кладя свою белую, женственную руку на плечо Атосу. — Скажите этому храбрецу, прошу вас, что брат короля французского будет пить за его здоровье завтра с сотней лучших французских дворян.
Сказав эти слова, юный герцог заметил, что в припадке восторга смял свою манжетку. Он с величайшим старанием расправил ее.