Страница 134 из 143
— Мадемуазель де Тонне-Шарант, — сказала принцу Филиппу старуха де Навайль.
Герцог Орлеанский повторил герцогине с поклоном:
— Мадемуазель де Тонне-Шарант.
— Эта премиленькая, — обратился Конде к Раулю. — Раз!
— В самом деле, — заметил Бражелон, — она красива, хотя у нее немного высокомерный вид.
— Ба! Знаем мы этот вид, виконт! Через три месяца она будет ручная. Но посмотрите, еще одна красавица.
— О, — обрадовался Рауль, — эту красавицу я знаю!
— Мадемуазель Ора де Монтале, — сказала де Навайль.
Имя и фамилия были добросовестно повторены герцогом.
— Боже мой! — воскликнул Рауль, побледнев и устремив взгляд на входную дверь.
— Что такое? — спросил принц Конде. — Неужели Ора де Монтале заставила вас с таким чувством воскликнуть: «Боже мой!»?
— Нет, ваше высочество, нет, — ответил Рауль, весь дрожа.
— Если не Ора де Монтале, так, значит, та прелестная блондинка, которая идет за нею? Хорошенькие глазки, честное слово! Худощава немного, но очаровательна.
— Мадемуазель де Ла Бом Леблан де Лавальер, — сказала де Навайль.
При этом имени, которое проникло до самой глубины сердца Рауля, глаза его затуманились. Он ничего больше не видел и не слышал.
Конде, заметив, что Рауль не отвечает на его шутливые замечания, отошел от виконта, чтобы поближе рассмотреть молодых девушек, которых он отметил с первого взгляда.
— Луиза здесь, Луиза — фрейлина принцессы! — шептал Рауль.
И его глаза, которым он отказывался верить, переходили от Луизы к Монтале.
Ора уже отбросила напускную застенчивость, необходимую только в первую минуту представления и поклонов. Из своего уголка она довольно бесцеремонно разглядывала всех присутствующих и, отыскав Рауля, забавлялась глубоким изумлением, в которое повергло бедного влюбленного появление Луизы и ее подруги.
Рауль пытался уклониться от шаловливого, лукавого, насмешливого взгляда Монтале, мучившего его, и в то же время, ища объяснений, он постоянно ловил ее взор.
Между тем Луиза, вследствие ли природной застенчивости или по какой-нибудь другой, непонятной для Рауля причине, стояла опустив глаза: смущенная, ослепленная, прерывисто дыша, она старалась отступить как можно дальше, не обращая внимания на подталкивания Монтале.
Все это было для Рауля загадкой, и бедный виконт дал бы многое, чтобы отгадать ее. Но подле него не было никого, кто мог бы объяснить тайну. Даже Маликорн, немного смущенный блестящим обществом и насмешливыми взглядами Монтале, описал круг и стал в нескольких шагах от принца Конде, позади группы фрейлин. Отсюда доносился до него голос Оры — планеты, которая притягивала его, как скромного спутника.
Когда Рауль пришел в себя, ему показалось, что слева от него звучат знакомые голоса. Действительно, невдалеке стояли де Вард, де Гиш и де Лоррен.
Впрочем, они говорили так тихо, что в большой зале еле слышался их шепот.
Умение говорить, не двигаясь с места, не шевелясь, не глядя на собеседника, составляло особое искусство, которым новички не сразу могли овладеть. Приходилось долго упражняться в таких беседах без взглядов, без движения головой, вроде разговора мраморных статуй.
Между тем во время приемов у короля и королев, когда их величества беседовали, а все, казалось, слушали их в благоговейном молчании, происходило много таких тихих разговоров, в которых далеко не преобладала лесть.
Рауль принадлежал к числу людей, весьма опытных в этом искусстве, и часто по движению губ он угадывал смысл слов.
— Кто такая эта Монтале? — интересовался де Вард. — Кто такая Лавальер? Почему к нам явилась провинция?
— Монтале? — переспросил де Лоррен. — Я знаю ее. Это славная девушка, которая будет забавлять двор. Лавальер — очаровательная хромуша.
— Фи! — сказал де Вард.
— Не говорите «фи», де Вард; о хромых есть много латинских пословиц, очень остроумных и, главное, верных.
— Господа, господа, — остановил их де Гиш, с беспокойством поглядывая на Рауля, — пожалуйста, осторожнее.
Однако волнение графа, вероятно, не имело оснований. Рауль сохранял спокойный и равнодушный вид, хотя и слышал все до последнего слова. Казалось, он запоминал все вольности и дерзости этих двух зачинщиков ссоры, чтобы при случае отплатить им.
Де Вард, как будто угадав его мысль, продолжал:
— Кто возлюбленные этих девиц?
— Вы спрашиваете о Монтале? — осведомился де Лоррен.
— Да, сперва о ней.
— Вы, я, де Гиш, всякий, кто пожелает.
— А другая?
— Вы говорите о Лавальер?
— Да.
— Берегитесь, господа, — заметил де Гиш, чтобы помешать де Варду ответить, — принцесса слушает нас.
Рауль, засунув руку под камзол, рвал на своей груди кружева.
Однако именно злословие по адресу молодых девушек заставило его принять важное решение.
«Бедная Луиза, — подумал он, — она, конечно, приехала сюда с самыми чистыми намерениями и под почетным покровительством. Однако я должен узнать ее намерения и кто ей покровительствует».
И, подражая маневру Маликорна, он направился к группе фрейлин.
Вскоре прием окончился. Король, не сводивший восхищенного взгляда с принцессы, вышел из приемной залы с обеими королевами.
Де Лоррен пошел рядом с герцогом и по дороге влил ему в ухо несколько капель того яда, который собирал в течение часа, рассматривая новые лица и строя предположения об их сердечных переживаниях.
Уходя, король увлек за собой часть присутствующих. Однако те из придворных, которые любили независимость или усиленно занимались ухаживанием, начали подходить к дамам.
Принц Конде сказал несколько любезностей де Тонне-Шарант. Бекингэм ухаживал за г-жой де Шале и г-жой де Лафайет, которых уже отличила принцесса; де Гиш, покинувший герцога Орлеанского, как только тот смог приблизиться один к герцогине, оживленно беседовал со своей сестрой, г-жой де Валантинуа, и с фрейлинами де Креки и де Шатильон.
Среди водоворота этих политических и любовных интриг Маликорн старался овладеть вниманием Монтале; но ей гораздо больше хотелось поговорить с Бражелоном, хотя бы для того, чтобы насладиться его вопросами и изумлением.
Рауль сразу направился к де Лавальер и почтительно поклонился ей. Увидев Рауля, Луиза покраснела и что-то пролепетала. Ора поспешила к ней на помощь.
— Ну, вот и мы, виконт, — сказала Монтале.
— Я вижу, — с улыбкой ответил Рауль. — Об этом-то я и хотел поговорить с вами.
Тут к ним с любезной улыбкой подошел Маликорн.
— Удалитесь, господин Маликорн, — приказала Монтале. — Вы, право, очень нескромны.
Маликорн прикусил губу и, ни слова не говоря, отступил на два шага назад. Изменилась только его улыбка: из добродушной она стала насмешливой.
— Вы хотите получить объяснения, господин Рауль? — заговорила Монтале.
— Мое желание вполне понятно. Луиза де Лавальер — фрейлина принцессы?
— А почему бы ей не быть фрейлиной, как и мне? — спросила Монтале.
— Примите мои поздравления, — поклонился Рауль, чувствуя, что ему не хотят дать прямого ответа.
— Вы это говорите не слишком любезно, виконт.
— Да?
— Гм! Пусть судит Луиза.
— Может быть, господин де Бражелон считает, что это место слишком почетно для меня? — смущенно произнесла Луиза.
— О нет, дело совсем не в этом, — горячо возразил Рауль. — Вы отлично знаете, что я этого не думаю. Меня не удивило бы, если бы вы заняли трон королевы, не говоря уже о месте фрейлины. Меня удивляет только, что я узнал об этом лишь сегодня, случайно.
— Ах, правда! — со свойственным ей легкомыслием ответила Монтале. — Ты ничего не понимаешь, да и не можешь понять. Виконт написал тебе четыре письма, но в это время в Блуа была только твоя мать. Я не хотела, чтобы эти письма попали в ее руки, и потому перехватила их и отослала виконту. Таким образом, он думал, что ты в Блуа, между тем как ты была в Париже, и не знал, что твое положение изменилось.
— Как! Ты не послала известия об этом господину Раулю, как я тебя просила? — воскликнула Луиза.