Апология памяти

Вот эту-то неповторимую «интонацию человечности» необычайно точно выразил тогда Кобзон. С другой стороны, как говаривал Суворов, раз повезло, два повезло, но надобно и умение! Я не был свидетелем того, как Иосиф, по слухам, «доставал» Островского с Ошаниным просьбами продолжить столь блистательно начатый ими шлягерный «дворовый сериал», но если даже так оно и было, это только делает честь характеру и чутью исполнителя. Уж кому-кому, а мне-то хорошо известно, что такое найти своего песенного автора. Чем был бы, к примеру, тот же Лев Лещенко без «Белой березы» Владимира Шаинского, «За того парня» Марка Фрадкина или «Дня Победы» и «Соловьиной рощи» Давида Тухманова? А разве все эти шедевры нашей песенной лирики мне, как певцу, с неба упали, достались без всяких трудов и хлопот? Или, допустим, удивительное певческое мастерство того же Иосифа Кобзона на него что, с луны свалилось, само по себе, безо всякой вокальной школы? Нет, конечно нет, чудес на свете не бывает.

Насколько мне известно, Иосиф родом из Днепропетровска. Приехал в Москву и поступил в Музыкально-педагогический институт имени Гнесиных в 1958 году. Будучи студентом, как и я, подрабатывал на авторских вечерах известных композиторов. На одном из таких концертов на Иосифа и обратил внимание композитор Островский, после чего родился популярный в то время вокальный дуэт Иосиф Кобзон — Виктор Кохно, исполнявший сразу ставшую любимой всеми песню «Мальчишки». Казалось бы, путь открыт и надо теперь развивать успех в намеченном направлении, как это обычно делают нынешние скороспелые эстрадные мальчики и девочки, тут же начинающие бешено эксплуатировать «золотую жилу», открывшуюся им в первом удачно подобранном шлягере. Не таков был Иосиф, всегда отличавшийся вдумчивым и рассудительным подходом к чему бы то ни было. Он, видимо, понял, что, продолжая одну лишь линию романтически приподнятых «Мальчишек», он будет, разумеется, иметь с этого определенные творческие и материальные дивиденды, но никаких новых открытий его на этом пути уже не ожидает. В данном случае не включается в работу его главное богатство — задушевность и проникновенность интонации в сочетании с красивым бархатным тембром баритона подлинно кантиленного звучания. А это, уж поверьте мне как профессионалу, чрезвычайно редкое явление. Именно кантиленность, распевность, способность тянуть ноту и отличает, собственно, так называемые «задушевные» песни Кобзона от «задушевных» песен признанных корифеев этого жанра Марка Бернеса и Владимира Трошина, которых, при всем к ним уважении, певцами в полном смысле слова назвать все же нельзя. Чтобы быть певцом, нужно иметь голос. История, кстати, знает массу примеров того, как люди с блистательными голосовыми данными так и не достигали успеха. Причина, очевидно, в том, что их подчас великолепному в техническом отношении вокалу недоставало как раз той самой задушевности, которая единственно и переводит исполнение из регистра пафоса в регистр лирики.

Конечно, Иосиф, будучи студентом Гнесинки, вряд ли вдавался в подобные аналитические выкладки. Скорее всего, в то время он постигал тонкости вокального искусства больше интуитивным, подсознательным путем. Но как мне кажется, он решил для себя, что уж точно никогда не станет петь в манере громогласного «короля советского радиоэфира» Владимира Бунчикова и иже с ним. Иосиф знал, что ему нужно искать свою дорогу, исходя из собственных природных данных. Благо к этому располагала и тогдашняя эстрадно-музыкальная конъюнктура. В «нише», избранной для себя Кобзоном, конкуренцию ему могли составить лишь суперпопулярные в то время Марк Бернес и Владимир Трошин. Но они, как я уже сказал, были все-таки не певцами, а поющими драматическими актерами. Таким образом, вплоть до появления в 1962 году ярко вспыхнувшей звезды Муслима Магомаева у Кобзона ни на эстраде, ни в эфире серьезных соперников не было. И немудрено — его богатый, сильный, неповторимого тембра бархатный баритон, образно выражаясь, вошел в уши целого поколения.

А чуть позже, вслед за Магомаевым, на сцену хлынул просто-таки поток талантливых эстрадных исполнителей, таких, как Виктор Вуячич, Вадим Мулерман, Владимир Макаров, Валерий Ободзинский… Это очень наглядно показал конкурс эстрадной песни 1964 года, в котором, кстати, принимал уже участие и я, будучи студентом первого курса ГИТИСа. Словом, было ясно, что состоялось рождение совершенно новой певческой генерации, неоспоримое лидерство в которой принадлежало Иосифу Кобзону. (Несмотря даже на то, что на упомянутом конкурсе лауреатом первой премии стал Володя Макаров, а Кобзон и Вуячич поделили между собой вторую и третью. Так ведь какую песню пел тогда Володя, это ж тоже нужно понимать! А исполнял он не более не менее как «Смело, товарищи, в ногу», причем в эстрадном плане это выглядело достаточно оригинально.) Что касается моего участия в этом мероприятии, то я тоже постарался не ударить в грязь лицом. Отставив в сторону микрофон (вот, дескать, я каков), начал петь, что называется, вживую. Но сия дерзкая инициатива особого впечатления на жюри не произвела, и я «слетел» с первого же тура. Но в своем отчаянном поступке не раскаивался, отлично понимая, что главное сейчас для меня, студента, не победа, а участие… Кстати, когда за кулисами ко мне подошел фаворит конкурса Володя Макаров, дружески похлопал по плечу и участливо поинтересовался, кто я, что я да откуда, я воспринял это как должное — вот, дескать, такая звезда, а выделил меня из всех других участников! Значит, что-то во мне, видимо, есть…

Уже будучи артистом Театра оперетты, я довольно часто принимал участие в концертах оркестра Гостелерадио под управлением Юрия Силантьева, в которых участвовал и Иосиф. Мы с ним, естественно, видели и слышали друг друга, но до близкого знакомства дело пока не доходило. С другой стороны, психологически это было и понятно — кто был он и кто я. Кобзон был признанной звездой, с ним носились администраторы концертов, он никак не был обижен невниманием со стороны ведущих композиторов. Я же, как начинающий певец эстрады, в то время только лишь нащупывал свою собственную творческую «нишу», подыскивая нужный репертуар. Пока же приходилось довольствоваться песнями, уже исполненными кем-то до меня.

А на эстраде в это время был подлинный бум, связанный с появлением молодого Муслима Магомаева. Муслим пользовался таким оглушительным успехом, что, похоже, соперничать с ним было просто некому. На фоне этой бурной, яркой «магомаевской экспансии» фигура Иосифа Кобзона, казалось бы, несколько потускнела, ушла в тень. Но мне, несмотря на молодость, чутье все же подсказывало, что долго так продолжаться не может. И как оказалось в дальнейшем, я не ошибся. Иосиф — от природы стайер, бегун, так сказать, на длинную дистанцию, умеющий тщательно рассчитывать свои силы. А Муслим — великолепный спринтер, способный так «рвануть на стометровку», как дай Бог каждому, но зато и выплеснуть в этом рывке огромное количество заложенной в нем энергии. То есть Муслиму, человеку чрезвычайно эмоциональному, нужно было все сразу, немедленно. И он почти мгновенно добился всего, о чем может только мечтать артист, — популярности, славы, достатка, армии поклонников… Он настолько высоко поднял свою планку, что удержать ее на такой высоте было достаточно непросто. Тем не менее в течение лет десяти Магомаев был у нас на эстраде певцом номер один. Причем, что самое интересное, никто его с вполне заслуженного «трона» не свергал. Муслим уступил его сам, следуя свойствам своего же характера, — когда он понял, что всего в жизни добился, что стремиться ему теперь вроде бы уже не к чему, он просто-напросто расслабился, отпустил, образно говоря, вожжи и успокоился на достигнутом…

И тогда, что совершенно закономерно, вперед вновь вырвался Иосиф Кобзон — со своей беспредельной работоспособностью, неуемным стремлением подчинить себе все существующие песенные жанры и неодолимой жаждой заполнить собой весь эстрадный мир. Такой уж у него характер — быть вторым ему никак не по нутру. Конечно, жизнь есть жизнь, приходилось и ему порой бывать на вторых и на третьих местах, но аутсайдером, замыкающим Кобзона представить просто невозможно! Даже теперь ни у кого не повернется язык сказать, что «Иосифа нет», что «Иосиф иссяк», «испелся» и так далее. Он, зрелый уже человек, достигший феерических высот в профессии и завершивший, казалось бы, свою песенную карьеру, даст сто очков вперед любому, кто посмеет усомниться в его безусловном лидерстве в пределах жанра.