Страница 53 из 89
— Вам бы следовало написать министру и все, мне здесь сказанное, изложить.
Гапон заметно заколебался.
— Без такого письма, — сменив тон, как меняют на столе блюдо, жестко сказал Рачковский, — нечего и просить возобновления ваших отделов. Ведь министр не может обратиться к государю с пустыми руками. Необходим оправдательный документ.
Поп–расстрига перестал набивать себе цену. Отодвинув тарелки, тут же принялся за требуемое письмо.
Задумчиво потягивая из бокала, полицейский полковник молча за ним наблюдал. Господин тщился выглядеть хорошо одетым. Знаменитую по Девятому января бороду заменил модною эспаньолкой, на помятом лице сверкали алчно глазищи. Он, скорее, смахивает на коммивояжера, нежели на народного трибуна, отметил про себя Петр Иванович.
Мельком глянув не витиевато подписанное письмо, обещал передать его по назначению и попросил согласия прийти на следующую их встречу с крайне интересным, талантливым (и добавил про себя: толстокожим) коллегой, возможно первым по этим качествам во всем департаменте. Полковник Герасимов очень желает видеть Георгия Аполлоновича Гапона.
Георгий Аполлонович Гапон согласился.
Даже самые переговоры с ним недешево обходились казне. Рачковский приглашал на обеды в дорогие рестораны — и притом в отдельные, естественно, кабинеты, — заказывая лучшие блюда у Контана, у Кюба на Морской, у Донона на Мойке. Стол ломился от яств и питий… На такие расходы в департаменте не принято было скупиться.
И на следующий раз был заказан стол у Кюба на три персоны…
Незнакомый Гапону полковник, разумеется в штатском, обрадовался встрече столь бурно, что полез обниматься, между прочим ощупывая карманы Гапона, и даже похлопал его пониже спины, чтобы верней убедиться в отсутствии револьвера. Убедившись, принялся расспрашивать о жизни революционеров, и Гапон охотно стал хвастаться, чтобы произвести впечатление, будто он все знает и может.
За обедом Петр Иванович передал впечатление начальства от его письма.
— Знаете, что сказал граф Витте? «Гапон хочет меня поиметь, но это ему не удастся!..»
Кусок едва не застрял у Георгия Аполлоновича в горле.
Сам же Петр Иванович по–прежнему осторожничал:
— Вы бы нам доказали, что не имеете старых замыслов. Вы бы нам помогли… Рассказали бы, к примеру, о боевых дружинах…
— Нам известно, ваш друг Рутенберг занимается ими, — проговорил в свой черед Герасимов. Ловцы–полковники опять составляли дуэт. — Но прячется хорошо. А словили — пришлось отпустить, улик не было… Вот вы, похоже, нуждаетесь, — добавил он безо всякого перехода, — а друг на рысаках разъезжает, кутит. Большими деньгами распоряжается, видно…
— Вы бы нам вот этого соблазнили! — подхватил Петр Иванович.
И тут пошел торг между ними.
Сбивая цену, Петр Иванович сникал на глазах, даже дрожь в голосе появилась, артист!.. Казалось, еще чуть–чуть — и заплачет.
— Я стар, а заменить меня некем. Вот вы бы показали себя… Нам нужны такие, как вы. Возьмите мое место!..
Соблазнительны посулы полицейских полковников! В ответ Гапон подтвердил: он готов исполнить обещанное графу Витте. Но для этого надобны деньги… большие, господа, деньги! Сами заметить изволили: Рутенберг тратит свободно. Тут мелочью не обойдетесь. Между тем он уверен: крупной суммой Петра Рутенберга удастся заинтересовать!.. Тот руководит боевой организацией, да потерял веру в победу…
И назвал свою цену. Пятьдесят тысяч ему и столько же его другу, тому, кто спас его жизнь в Кровавое воскресенье.
На таких условиях он, Гапон, обещает поехать в Москву к Рутенбергу.
Об этом заманчивом плане Рачковский без промедления доложил министру. Министр внутренних дел Дурново посоветовался с председателем Совета Министров.
Сергей Юльевич рекомендовал соблюдать осторожность с Гапоном, но за платой ему особенно не стоять.
В итоге Гапон отправился, как обещал, в Москву.
Рачковский же велел кому следует проследить, как Гапон исполнит свое намерение встретиться с Рутенбергом; и ему вскорости сообщили, что эти двое действительно свиделись в Москве, в «Яре»… И когда на следующем завтраке у Кюба вернувшийся в Питер Гапон доложил шефу, что наверное Рутенберг согласится с ним побеседовать, у Петра Ивановича не было оснований в том усомниться.
Наполеоновский его замысел, похоже, приближался к осуществлению.
И снова была назначена встреча втроем — на сей раз второму полковнику предпочли террориста.
В девять вечера, в субботу 4 марта, в ресторане Контан.
9. Конец гапониады
Именно в этот день, 4 марта, Рачковскому позвонил Герасимов, и тот не стал скрывать от коллеги назначенной встречи:
— Хотите и вы прийти?
— Нет, — ответил ему толстокожий, — спасибо. Я не приду… и вам ходить не советую!..
— Это отчего же?! — напрягся Петр Иванович.
После их обеда с Гапоном толстокожий полковник доложил министру, присутствием Петра Ивановича не стесняясь, что возражает против затеи, ибо план Рачковского никуда не годится. И объяснил почему. Петр Иванович с не меньшей резкостью такое мнение опроверг, Дурново после некоторых колебаний с ним согласился. И вот упрямец–полковник опять за свое.
— Так по какой же причине, сударь, вы мне советуете отказаться от встречи?! — повторил, едва сдерживаясь, Петр Иванович.
А в ответ из трубки услышан:
— Мои агенты мне сообщили, что на вас расставлен капкан!..
— Чушь какая‑то, — рассмеялся Петр Иванович. — Как вы можете этому верить?
— Я предупредил вас, — сказал Герасимов.
Но часа через два повторил свой звонок. Не застав на сей раз Петра Ивановича дома, настойчиво попросил жену удержать его от посещения Контана:
— Там Петру Ивановичу угрожает несчастье.
Необычный звонок все‑таки заставил Рачковского задуматься над советом Герасимова. И по размышлении даже прислушаться к нему…
Назавтра Петру Ивановичу доложили, что Гапон с Рутенбергом были вечером в ресторане, как обещались. Петр Иванович попытался связаться с Гапоном, поскольку должен был объясниться. Не терял надежды, что произошло всего–навсего недоразумение. Заполучить центральную агентуру, чтобы осведомляла о каждом шаге боевой организации! И еще того более, чтобы эти шаги куда следует направлять! Неужели такое замечательное предприятие в самом деле могло провалиться? Трудно было свыкнуться с этим!..
Но расстрига исчез. Пропал. Испарился.
О постигшей его судьбе Рачковский узнал от… Азефа.
Узнал вместе с Герасимовым, а его кабинете, куда Герасимов по телефону Петра Ивановича пригласил:
— Тут мои молодцы схватили вашего человека. Он в вашем отсутствии говорить не желает.
— Это кто же такой? — поинтересовался Рачковский и услышал от Герасимова одну из кличек Азефа; после отстранения от департамента как‑то совсем потерял его из виду.
В трубку Петр Иванович буркнул:
— Сейчас буду.
Едва переступив порог герасимовского кабинета и действительно увидев Азефа, осклабился:
— Давненько не знаю о вас, дорогой Евгений Филиппович, рад встретиться… Как поживаете?
А услышал в ответ едва ли не площадную брань:
— Не ломайте комедию, Петр Иванович! Вы бросили меня, как собаку, без связи, без средств, на произвол судьбы. Я вынужден примкнуть к террористам, чтобы не умереть с голоду…
Отталкивающее лицо его побагровело, он набрасывался, как разъяренный бык.
Бывший «месье женераль» скандалов не выносил.
— Не волнуйтесь так, Евгений Филиппович. Ведь я теперь не у дел, — проговорил примирительно. — Хотя, каюсь, маленько недосмотрел…
Но Азеф не унялся:
— Недосмотрели? Полноте, Петр Иваныч! Скажите: вздумали подыскать мне замену!
И как из браунинга выстрелил — раз, два и три:
— Ну что, удалось вам Рутенберга купить?! А Гапон оказался надежным агентом? Боевую организацию вам выдал?!
Возникла немая сцена, не хуже, чем в гоголевском «Ревизоре». От вида оторопевших полковников Азеф испытал торжество, которого и не пытался скрывать.