Страница 34 из 89
Немешаев действовал куда жестче и — успешнее. Начало его карьеры, впрочем, не обошлось без досадного недоразумения. Свежеиспеченный министр встречен был в столице… казацкой нагайкой, едва своими глазами захотел посмотреть, что творится на улицах.
На Невском, против Гостиного двора, со ступеней ресторана «Доминик» наблюдал за толпою. Какие‑то люди что‑то выкрикивали, возвышаясь над ней, а толпа отвечала им «Марсельезой». Вдруг надвинулись казаки с пиками наперевес, рысью, вдоль обоих тротуаров. Люди бросились врассыпную, Немешаева столкнули с его ступеней. Увидав плетущегося мимо извозчика с седоком, кричавшим толпе, он вскочил на подножку, но упал, по счастью, внутрь, в пролетку. Подлетевший казак стал хлестать крикуна нагайкой, тот вывернулся, сбежал, а лежавшему поперек пролетки порядком досталось пониже спины… Трудно было сдержаться от смеха, представляя себе дородную фигуру в описанной ситуации, но смех, увы, отдавал горечью, в особенности если оценить символичность картины…
Не сам ли это Сергей Юльевич угодил под нагайку, да и только ли он, когда, в сущности, та же участь постигла высокий порыв Манифеста 17 октября!.. При всей хваленой сообразительности Витте понадобилось время для уразумения этого…
Пока же демонстрации в поддержку свободы и контрдемонстрации монархистов приводили к стычкам, к увечьям и даже к смертям… Бесчинства на улицах и погромы, волнения в военных частях и в учебных заведениях — все требовало вмешательства, и немедля. Тогда как машина власти оказалась напрочь выведенной из строя.
С утра до ночи председателя еще не составленного Совета Министров осаждали петициями делегации и депутации, представители съездов, союзов и партий. Железнодорожные делегаты. Депутация Санкт–Петербургской биржи. Эти с требованиями, те с заверениями. Представители рабочих. Рабочие–революционеры из‑за ареста товарищей. Рабочие–консерваторы, враждовавшие с рабочими–революционерами. Кто с жалобами, кто с ультиматумами. Кто с прошениями, кто с советами. Статс–секретарь по финляндским делам с проектом манифеста для Финляндии. Еврейская депутация с бароном Гинзбургом во главе. Один из видных кадетов Гессен с вопросом об отношении правительства к его партии. С рассуждениями о конституции Милюков…
Когда Вуич приводил дождавшихся наконец своей очереди посетителей в кабинет, их встречал огромный, усталый, взъерошенный человек, буквально засыпанный бумагами, что устилали стол, кресла, даже пол был похож на белое зимнее поле. Письма, петиции, телеграммы, изорванные конверты…
— Что я могу поделать?! — перед очередными посетителями нервно разводил Витте руками.
И журналисты одолевали его, журналисты… Для них Сергей Юльевич даже в этом калейдоскопе всегда готов был выкроить минуту–другую, рассчитывая на поддержку… и просчитываясь порою.
Проницательный Клячко–Львов заподозрил в новой политике ни много ни мало двойное дно; печатно высказался о непрочности «основополагающего акта», подписанного под условием… его отмены!.. Председатель Совета Министров вызвал дотошного репортера к себе. Сквозь царящий в квартире содом, в обход толпящихся депутаций отведя в какую‑то боковую комнату, Сергей Юльевич уперся в него тяжелым взглядом.
— Вот уж никак не ожидал от вас, что станете ставить палки в колеса!
— Вам не следовало ожидать, что я скрою сведения, столь для общества важные, — парировал Клячко, — «Права даруются… впредь до подавления»!.. Не так ли?!
— Для начала я не могу не признать, что вы целиком правы, но, во–вторых, вы же сами понимаете, что с этим кретином, — тут он поднял длинную руку и неопределенно покрутил ею над головой, — иначе ничего не поделаешь…
— Тем более следовало сообщить об этом.
— В будущем, для истории — да. Сейчас — вы должны опровергнуть свое сообщение!
— Я никому ничего не должен и не считаю его ошибочным!.. Но если вы сами пришлете опровержение, ручаюсь, оно будет у нас напечатано.
Немного подумав, Витте сказал:
— Дайте слово, что после этого вы больше не станете касаться сего вопроса.
— Такого слова я дать не могу, — держась на равных с главою правительства, стоял на своем питерский — не нью–йоркский — газетчик. — И даже наоборот, буду утверждать, что я прав, так как знаю, что мое сообщение верно.
— Что же мне с вами делать? — задал и ему Сергей Юльевич дежурный вопрос этих дней.
— У вас вся полнота власти! Арестуйте меня. Вышлите!..
Тогда Витте наклонился к упрямцу и почти шепотом произнес:
— Ищите дураков в другом месте. Пусть они создают вам карьеру!..
И выпроводил наглеца в окружающий содом.
…В Одессе когда‑то считалось, что этот Витте не глупей Рафаловича. А сам скромный банкир Рафалович утверждал, что даже умней.
10. Конфуз
Он жаждал успокоения в государстве, объединения враждующих партий, всеобщей общественной поддержки с самых разных сторон. Иной раз готов был ради этого подлаживаться к собеседникам, с утра до ночи сменявшим друг друга у него в кабинете, пытаясь на пользу провозглашенным целям найти общий язык, попасть в тон с десятками депутаций, нимало не смущаясь противоречивостью исполняемой роли. Вероятно, в этом сказывалась его растерянность перед напором событий, неуправляемых, стихийных, неизмеримо более сложных по сравнению с привычными ему деловыми… И все это на самом что ни на есть виду. И многое из этого без промедления попадало в газеты…
С еврейской депутацией он искренний друг евреев:
— Меня нечего убеждать, я не юдофоб, это всем известно, я знаю, что уравнения в правах требуют высшие интересы России… В конце концов, нет другого решения еврейского вопроса в будущем, чем принятое в цивилизованных странах!..
Но эти банкиры и адвокаты, взбудораженные сегодняшней волною погромов, творимых науськиваемой, по их разумению, кем‑то невидимым, озверелой толпой, требуют от него срочных, экстренных мер, дабы прекратить пролитие ни в чем не повинной крови.
— Скажите мне, что следует предпринять? — вопрошает первый министр, — Что вы бы предприняли на моем месте?
Не дожидаясь ответа, остерегает:
- …Только внушите тем вашим деятелям разных партий, что очень часто проповедуют самые крайние политические идеи: это не их дело!.. Предоставьте это русским по крови, не ваше дело поучать нас, заботьтесь‑ка о себе!..
И тут же вопреки простой логике обещает:
— Я все для вас сделаю, что в моих силах.
И когда посетители предлагают свои меры, немедленно соглашается с ними, просит сегодня же составить необходимый проект.
— Все будет сделано, только успокойте общество!..
При другом свидании (их несколько состоялось) он
неожиданно предложил:
— Вы бы не желали, господа, составить депутацию к государю?
Последовавшую за этим немую сцену нарушили реплики:
— Но государь торжественно принимает черносотенцев!
— Говорят, будто носит их знак на груди!
— И правительство даже не выразило никакого сочувствия тем, кто пострадал от погромов!
В самом деле, между двумя визитами этих господ к Витте царь принял депутацию союзников[7] у себя в Петергофе, и притом весьма благосклонно. Что было, то было. И нагрудный их знак действительно получил. И ободрил их приветственной речью.
— Так тем более, господа, поймите, — отозвался на нестройные реплики первый министр. — Милостивый прием депутации ваших повлиял бы на черносотенцев успокаивающе! Неужели же это требует разъяснений?
Разумеется, он заранее заручился высочайшим согласием на свое приглашение. Ему стоило, признаться, труда убедить государя, что такая встреча, помимо всего другого, произвела бы хорошее впечатление за границей. И что это («два пишем, один в уме») в свою очередь облегчило бы (довольно было в пример привести банковских нью–йоркских тузов) получение займа, который столь необходим нам, — хотя бы для борьбы с революцией, не говоря уже об остальном. Сей последний довод оказался для его величества неотразимым…
7
Члены организации «Союз русского народа».