Советский Фауст

Так или иначе, первая официальная лаборатория светомузыки, руководимая инженером Константином Леонтьевым, была создана в конце 50-х гг. в закрытом Институте автоматики и телемеханики АН СССР. Пионер «кибернетической музыки» Рудольф Зарипов, кстати, наш земляк, уроженец Казани, тоже не избежал работы на «почтовом ящике»... Первые художественные голограммы были сделаны в стенах Государственного оптического института в Ленинграде, — попробовали бы вы попасть туда без справки секретности! Там же, напомним, наперекор институтским планам, начались первые в СССР эксперименты с лазерно-компьютерной мультипликацией. Накрепко были связаны с п/я и разработчики электромузыкальных инструментов. Да и недавний еще, первый советский призовой компьютерный фильм на международном фестивале «Ars electronica» новосибирской студии «Альбатрос» тоже сделан не в домашних условиях, а на мощном компьютере, обслуживающем авиационные тренажеры. Многая лета «физикам» из ВПК!..

Вспомним, наконец, сколько непризнанных художников «авангарда» пригрел в свое время академик П.Л.Капица, предоставляя им возможность выставиться в своем институте. Московские кинетисты из группы «Движение» тоже вынесли впервые свои работы из подвалов на большую выставку не где-нибудь, а в институте им. И.В.Курчатова. Выставлялся там, кстати, и казанский живописец А.Аникеенок, так и не нашедший тогда официального признания на родине. Помогали секретные «физики» и своими заказами. Так, скульптор Эрнст Неизвестный украшал своими барельефами интерьеры и здания разных «почтовых ящиков» в Москве, в Зеленограде, рискуя остаться на самом деле неизвестным для широкой аудитории, если бы с боем не прорывался на открытые выставки МОСХа. Сколько закрытых экспозиций Минрадиопрома, Миноборонпрома и других «минпромов» пришлось оформлять и художникам-кинетистам из Москвы, Ленинграда, Риги! Но достаточно было им выйти на свет, как на них сразу же обрушивались бульдозеры и гвалт вельможного искусствознания. А где у нас были тогда главные искусствоведы? В ЦК и в ЧК. Странная, парадоксальная, конечно, ситуация. До сих пор не могу понять: что ли им делать было нечего?

Не все выдерживали. Наиболее отчаянные и отчаявшиеся уезжали за границу. Большинство — осталось, пока или насовсем, кто знает. Остался парадоксальный Вячеслав Колейчук, создавший в свое время немало изящных кинетических конструкций космического назначения, остался со своим «Мебиусом», невольным прототипом «Древа жизни» Э. Неизвестного. Остался и продолжает удивлять своими удивительными «артефактами» Франциско Инфанте. Остался талантливый светохудожник Сергей Зорин, сменивший в своих поисках надежной «крыши» не один «почтовый ящик» на пути от Полтавы до Москвы, в каждом из которых создавал залы светомузыки и уходил на свободу, пока не осел окончательно в Международном Центре Рерихов. Никуда не уехал, живет и здравствует коллега Термена по консерватории и МГУ композитор электронной музыки Станислав Крейчи, зарабатывавший в свое время тем, что участвовал в каких-то невразумительных и подозрительных экспериментах по синтезированию речи дельфинов (с помощью электромузыкального синтезатора из музея А.Н. Скрябина).

Сохранилось с тех давних лет и наше СКБ «Прометей». Нам повезло, что с самого начала работали в Казанском авиационном институте. А это, надо заметить, тоже — не кулинарный техникум. Занимались мы, казалось бы, самым мирным делом, более того, эфемернейшим, изящнейшим из искусств — светомузыкой. Но по каким только п/я и в/ч не бросала нас судьба за прошедшие 30 лет — в поисках оборудования и заказчиков[61]. Разрабатывали мы им светозвуковую аппаратуру для комнат психологической разгрузки, для снятия стрессов у операторов — вполне мирная и красивая продукция, изначально готовая к конверсии. Вспоминаю свои московские командировки тех лет. Утром — в очередной п/я, вечером — в библиотеку, а на ночь — в подвалы к друзьям, формалистам-абстракционистам. Мозги набекрень! В течение одного дня: вежливые прапорщики у парадных подъездов, книги в тяжелых переплетах, джинсовая плесень, лохматая, гениальная. И так — много лет...

Интереснее всего, конечно, была работа с космическими фирмами. Началась она с личной «подачи» С.П.Королева. Прочитав «Туманность Андромеды» И.Ефремова, он загорелся мечтой оснастить светомузыкальной аппаратурой межпланетные корабли. Да и мы сами считали и считаем светомузыку подлинным «искусством космического века». Чего только мы им не напридумывали... Несколько аудиовизуальных индикаторов состояния корабля и самого оператора. Аппаратура для красочного заполнения экрана Центра управления полетами в периоды выхода космических кораблей из зоны радиовидимости. Пробовали — очень красиво. Кроме того, придя к теоретическому выводу, что в любой музыке скрыто опосредованное восприятие гравитации, мы предложили создавать специальные светомузыкальные программы для адаптации к невесомости[62]. С кем только ни приходилось встречаться — с генерал-лейтенантом Г. Т.Береговым, с главным конструктором космических кораблей В.Н.Челомеем... Подбирались уже к лунной, марсианской программе. Было, да сплыло... Пишут сейчас в газетах, что в цехе, где делали беспилотные «Бураны», советские аналоги «Шаттлов», налажено производство кроватей. Больше, по-видимому, негде. А идею о восприятии гравитации в музыке пришлось отдать в американский журнал[63]. Может, в NASA испытают, пока наши кроватями занимаются...

Вспоминаю, и вновь поражаюсь, — где ж еще и вслед за нами начинали в 60-70-ые годы заниматься светомузыкой? Московский авиационный институт, Ленинградский институт авиационного приборостроения, политехнические институты в Свердловске, Фрунзе, Владимире. Более 25 лет с прекрасными концертами выступал бывший инженер Юрий Правдюк со своей студией «музыкальной светоживописи», которую приютил и выручал постоянно Харьковский политехнический. Может возникнуть вопрос: неужели не было ни одной светомузыкальной организации в СССР, которая имела бы нормальную «крышу»? Да, была одна, в подчинении Министерства культуры, — Студия электронной музыки в Москве. Создал ее в здании Музея А.Н.Скрябина Евгений Мурзин, бывший — обратите внимание! — инженер-полковник ВВС. Еще до войны он изобрел великолепный электронно-оптический музыкальный синтезатор «АНС», в 60-е годы достроил его на своем п/я и подарил музею. Затем студией руководил другой яркий представитель ВПК, бывший инженер-подполковник ВВС Марк Малков, достроил зал светомузыки. Он подтрунивал над нами, — вот у него, мол, настоящая официальная студия, а вы все — вузовская самодеятельность. А я его не уставал предупреждать — не кончится все это добром, уходите под любую другую «крышу», под любой «Минтяжмаш», под любой п/я, только не под культуру, задушат. Так и случилось — не помогли его студии ни наши коллективные письма, ни ходатайства Шостаковича, Шнитке... Оставалось лишь руками развести, сочувствуя Малкову: на любого чудака не отыщешь ВПК.

Конечно, за всеми этими шуточками-прибауточками — и постоянная горечь от неестественности социального заказа, изолированность от зарубежных коллег, боль за сломанные судьбы. Более того, надо было постоянно следить за дистанцией в этих контактах с нашим невольным меценатом — ВПК. Помню, как вздрогнул и замер в ожидании запаха серы, когда приехали к нам с заказом из Военной академии им. Ф.Э.Дзержинского[64]. Пришел в себя, увидев на погонах артиллерийские знаки. Оборудовали им тогда, и неплохо, своей светозвуковой аппаратурой класс интенсивного обучения...

Как бы то ни было, спасибо вам, товарищи из ВПК, выручали нас в те тягомотные годы застоя. Мы делали на хорошем уровне все, что вы просили. А кроме того и на наши собственные эксперименты оставалось — и времени, и средств. И не так уж, кстати, мы много истратили. Я как-то подсчитал — за все эти годы мы и наши коллеги в других городах СССР «растрясли» ВПК на... стоимость одного танка. Так что нет повода мучиться совестью. По крайней мере, не без невольной помощи ВПК мы смогли лет 15 назад создать у себя в Казани, в Молодежном центре в подарок городу и миру уникальный зал светомузыки, — там и звук двигался в пространстве, и слайд-фильмы показывались, и абстрактное кино, и видео, и лазеры с компьютерами. Десять всесоюзных конференций, семинаров, фестивалей «Свет и музыка». Иностранцы приезжали, ахали: «Какая глушь, а как шьют... Вот они — преимущества социализма!»

61

Об их названиях и их дислокации по привычке умолчу — знаю о недавнем, пусть и запоздалом, Указе Президента России о сохранении государственной тайны!

62

Галеев Б. Музыкальные программы для адаптации к невесомости. — В кн.: XV научные Гагаринские чтения по авиации и космонавтике /Секция «Проблемы авиакосмической медицины и психологии». — М.: АН СССР, 1985.

63

Galeyev В. Synaesthesia and musical space. - Leonardo, v.26, 1993.N1.

64

Ф.Э.Дзержинский — первый руководитель советских органов безопасности, по легенде — кристально чистый рыцарь революции. Не все с этим соглашались, и его памятник убрали в 1991 году с площади им. Ф.Э.Дзержинского, ставшей просто Лубянкой (см. рис. 2).