Кровавая Мэри

– Нет. Я хочу выпить за твоё здоровье.

– Пить за моё здоровье – это всё равно, что пить за мир во всём мире… Кстати, любимый тост твоего отца.

– Ты всегда уклонялась от ответа – ответь сейчас: как ты решилась уйти от него?.. Актриса райцентровского театра, с микроскопической зарплатой, с маленьким ребёнком?… Бросить обеспеченную жизнь и переехать в чужой, огромный город Москву – это же страшно!

– Страшнее было оставаться: жизнь с ним напоминала сплошное партсобрание… В нём всё меньше и меньше оставалось человеческого – он превратился в партийного зомби: с подчинёнными разговаривал сплошными лозунгами, дома – давал указания и принимал постановления. Даже в постели, занимаясь сексом, он как-будто выносил мне выговор с занесением в личное тело…

Из маминого дневника:

«… Жил только по директивам партии.

Когда ввели сухой закон, и поступила директива бороться с пьянством, он запретил в ресторанах подавать даже пиво. Лишь на поминки разрешалось шампанское, поэтому в ресторанах свадьбы оформляли как похороны, невеста, на всякий случай, приходила в белых тапочках, а гости, на всякий случай, вместо букетов, приносили венки…

Когда случайно в наш городок забрела первая иностранная делегация – он сделал из этого глобальный праздник: все предприятия прекратили работу, все сотрудники вышли на демонстрацию. Перед этим, в областном центре раздобыл красную материю. Её нарезали на флаги и транспаранты, написали на них белой масляной краской утверждённые обкомом лозунги: «Миру мир!» и «Хинди-Руси бхай-бхай!». Всё это прикрепили к палкам, и, в ожидании гостей, вынесли на улицу. Когда появилась делегация, специально назначенные заводилы, организовали крики радости и восторга, и все стали размахивать лозунгами и знамёнами, чем очень напугали иностранцев.

Когда делегация уехала, осталась гора уже никому ненужных флагов и транспарантов, и он разрешил раздать их народу. При вечном дефиците всего, красный материал был дорогим подарком – люди сшили себе нарядные одежды. Правда, белую масляную краску отстирать не удалось, поэтому на мужских рубаках остались надписи «Миру мир!», а на женских юбках – «Бхай-бхай!», что делало их ещё более нарядными…»

– … У него даже фамилия была – Правдкж! – продолжила Людмила Михайловна. – Ну, скажи, можно жить с человеком, у которого такая верноподданническая фамилия?!.. Конечно, когда развелась. я сразу вернула и себе и тебе мою девичью…

– Но он хоть алименты присылал?

– Я отказалась, чтобы он на тебя не претендовал… Да он тобой и не интересовался, до самой смерти… Партия заменяла ему и меня. и тебя… Ладно, хватит о нём. А теперь ты ответь, только честно: тебе никогда, ни разу, не захотелось иметь ребёнка?..

– Честно?.. Было. На крестинах у сослуживца… Так вдруг заныло!. Поехал к Тоне, помнишь, ты её называла «рыжая бестия»?..

– Конечно. Та ещё бестия. Но красотка!

– … Так вот, приехал и говорю: «Я подозреваю, что Димку ты родила от меня, я хочу вместе с тобой растить моего ребёнка». А она прищурила свои глазища: «Почему ты решил, что это твой?.. Ты что, присутствовал при родах?..». Отвечаю: «Я присутствовал при зачатии»… А она с насмешкой: «Ты так часто уезжал, что твоё зачатие произошло без тебя». И выставила меня за дверь. – Он подошёл к столику, на котором стоял телевизор, магнитофон, плейер. – Давай послушаем твоего любимого Элвиса Пресли. Людмила Михайловна замахала рукой.

– Нет, нет!.. Сегодня я хочу тихой и умной лирики.

Подошла и поставила диск. Зазвучал голос Окуджавы:

– Виноградную косточку в тёплую землю.

– Чего ты встрепенулся?

– Вспомнил одну девушку – ей очень нравилась эта песня.

– Значит, хорошая девушка.

– Хорошая. Я даже обещал повести её на концерт Окуджавы, но так и не повёл. Забыл.

– Поведи сейчас, на какой-нибудь другой концерт.

– Поздно, мама, опоздал. Давно это было.

– … И друзей позову – на любовь своё сердце настрою. – пел Окуджава.

– Сын! Меня пугает, что ты повторяешь мою судьбу, конечно, по-своему, по мужски: ты держишь своё сердце на цепи, а я, наоборот: его отдавала каждому, и каждый раз не тому!.. Моя жизнь – путешествие по граблям… В итоге, и ты, и я – одиноки… Может, кота тебе подарить?

– Ты же знаешь, у меня всегда в холодильнике пусто – когда-нибудь я его сварю.

– Боренька, быть одному тяжко. Пожалуйста, не иди к моему финалу!

– У меня есть ты.

– Я когда-нибудь умру.

– Ты бросишь меня одного? Не посмеешь!

– Малыш, поверь: жизнь должна быть цветной, а одиночество делает её чернобелой. Мне уже её не перекрасить, а у тебя ещё есть время!.. Найди достойную женщину, влюбись до сумасшествия, женись… Кстати, почему бы тебе не присмотреться к моей соседке – я тебя с ней знакомила. Она хорошо воспитана, образована. вкусно готовит – я у неё всегда объедаюсь.

– Мам! Она страшна, как долг в миллион долларов.

– Красивая жена – приманка для других, вечный повод для ревности… Жена должна быть милой, нежной, домашней… И, пожалуйста, запомни, что говорят французы: даже самая красивая женщина не может дать больше того, что она может.

– … Царь небесный пошлёт мне прощенья за утешал Окуджава.

Борис глянул на её рюмку.

– … Ты недопила?

Она ответила:

– Не хочется. – И добавила как бы мимоходом, невзначай – Завтра я ложусь в больницу.

– Опять сердце? – встревожился Борис.

– Не только. Хотят обследовать… Да не пугайся ты так!.. Женщины всегда болеют чаще мужчин, а живут дольше – значит, болеть полезно!

– … И заслушаюсь я и умру от любви и печали,

А иначе зачем на Земле этой вечной живу… завершил свою песню Окуджава.

Этот визит к маме состоялся ровно за неделю до начала всей этой странной истории. Чуть-свет Бориса срочно вызвал к себе полковник. Полковник был правильным, как устав, честным, как присяга, и скучным, как учебник истории КПСС…

Любил изрекать «поучительные фразы», именуя их афоризмами, вроде: «Когда плохо – это нехорошо» или: «Сегодня ты изменил жене – завтра ты изменил Родине»…

У полковника была забавная фамилия Лукоперец, что дало повод Борису за глаза называть его Рыбомясо. Шеф знал об этом, поэтому Бориса недолюбливал. Полковник не пил, не курил, был верным мужем, хорошим отцом и любящим дедушкой – на столе у него стояла фотография двух обожаемых маленьких внучек-близняшек. При взгляде на них. лицо его всегда освещалось счастливой улыбкой. Поэтому, когда начинал разнос подчинённых, фотографию внучек прятал в ящик стола, чтоб они его не расслабляли. Естественно, его раздражали и постоянные выпивки Бориса, и его любовные приключения, о которых ему докладывали. Но он вынужден был всё это терпеть: полковник Лукоперец был добросовестным служакой, но уже изрядно уставшим от своей беспокойной должности начальника отдела особо тяжких преступлений, поэтому с нетерпением ждал перевода – ему обещали хорошую «тихую» должность, при которой, наконец, он сможет больше времени посвящать семье и спокойно спать до утра, не вскакивая от ночных звонков, сообщающих об очередных убийствах. Но чтобы получить это желанное место, надо было поддерживать высокий процент раскрываемости преступлений – вот почему ему приходилось терпеть этого «выпивоху, бабника и вертихвоста»: когда дело казалось совершенно безнадёжным, он поручал его Борису, и тот, как гончий пёс, всегда выходил на след и выискивал преступника. Полковник признавал в Борисе этот талант, использовал его, но не уставал бороться с «аморальным» образом жизни своего подчинённого и, после каждого успешного дела, выносил ему вместе с очередной благодарностью и очередной выговор.

– Дело будет громким! – сообщил он Борису. – Олигарх Олег Бурцев найден в своей машине мёртвым.