Судьбы

Миссис Гарднер, сидевшая за столом, подняла глаза и быстро оглядела новенькую. В досье говорилось, что мисс Колтрейн беременна, но пока фигура молодой, темноволосой женщины оставалась стройной. У нее были широко расставленные испуганные глаза и бледное, заостренное лицо. Она выглядела слишком уязвимой, чтобы выдержать тюремную систему. Миссис Гарднер вздохнула, встала и приветливо улыбнулась.

— Миссис Колтрейн, добро пожаловать в Ноттингем.

Вероника моргнула, быстро взяла протянутую руку и пожала. По дороге сюда ее преследовали жуткие картины — сырые, темные камеры и злобные, психически неуравновешенные охранники. Вероника слегка растерялась, попав в самый обычный офис и встретив обыкновенную женщину, похожую на тех, кого она каждый день видела в магазинах и на улицах.

— Пожалуйста, садитесь, Вероника. Я всегда стараюсь поговорить с моими девушками, особенно с теми, у кого суд еще впереди.

Вероника благодарно опустилась в кресло с деревянной спинкой и несколько раз вздохнула, стараясь успокоиться.

— Разумеется, важно, чтобы вы ознакомились с правилами, — сказала миссис Гарднер и быстро перечислила удивительный набор тюремных правил. — Если вы все сразу не запомните, не беспокойтесь. В каждой комнате этот список висит на стене.

— Понятно. — Это было первое слово, произнесенное Вероникой после прибытия в тюрьму, и она обрадовалась, хотя и слегка удивилась, что голос звучит вежливо и твердо.

Миссис Гарднер кивнула, заглянула Веронике в глаза и порадовалась постепенно появляющейся там уверенности. Этой молодой и красивой девушке в ближайшее время понадобятся все ее силы.

— Необходимо, чтобы вы поняли разницу между вами, еще ждущей суда, и теми, кто уже отбывает срок. Если говорить коротко, вы еще ни в чем не виноваты. Значит, вы еще не осужденная, не преступница. И поэтому у вас будет больше свободы, чем у других.

Вероника мрачно кивнула. Она была невиновна, и все же ее бросили за решетку. Она посмотрела на судорожно сжатые руки и быстро разжала их.

— Миссис Гарднер… — Она глубоко вздохнула, прежде чем задать вопрос, который мучил ее и на который ей необходимо получить ответ. — Не могли бы вы мне сказать… Я подумала… нельзя ли мне родить р-ребенка здесь, а не в настоящей тюрьме? — Хотя она и уговаривала себя, что нельзя быть такой пессимисткой, но все-таки не верила, что ее оправдают.

— У вас четыре месяца?

— Да.

— Тогда вполне вероятно, что судебное заседание отложат до ваших родов.

— Слава Богу.

Миссис Гарднер открыла было рот, но тут же снова закрыла его. Нет никакого смысла говорить этой наивной глупышке, что беременным женщинам жюри чаще всего выносит оправдательный приговор. Наверняка обвинитель и сам уже добивается, чтобы судебное заседание отложили.

— На сегодня, я полагаю, все. — Миссис Гарднер медленно поднялась. Вероника последовала ее примеру. — Надеюсь, еда здесь покажется вам приемлемой, а тюремный доктор будет следить за вашей беременностью так же профессионально, как и любой другой врач. Адамс, проводите мисс Колтрейн в ее комнату, пожалуйста.

Адамс, высокая симпатичная женщина в синей форме тюремной служащей, кивнула и улыбнулась Веронике, не сделав никакой попытки взять ее за руку или вообще как-то коснуться. И снова Вероника почувствовала, насколько глупыми были ее представления об ужасной жизни в тюрьме. Адамс даже весело болтала с ней, пока они шли по лестницам и коридорам, куда из комнат доносились музыка и голоса, делая это заведение больше похожим на школу для девушек, чем на тюрьму. Они прошли через несколько общих комнат, где женщины читали, пили кофе, играли в настольные игры и даже смотрели телевизор.

— Пришли. — Адамс открыла дверь комнаты на втором этаже.

Молодая девушка от силы лет шестнадцати с длинными прямыми желтыми волосами, прыщавым лицом и голубыми глазами лежала на кровати. Когда Вероника вошла и положила свой саквояж на вторую койку с двумя сложенными простынями и несколькими одеялами, она села.

— Ну, устраивайтесь. Обед с половины первого до четверти второго в столовой. Мэри вам все покажет. — Адамс кивнула и вышла.

Вероника смущенно посмотрела на девушку и подошла к окну. Оно выходило на лужайку с цветочным бордюром, который пропалывали две женщины.

— Это садовая бригада, — объяснила Мэри, подходя к ней. — Старуха Гарди, начальница, каждый месяц дает задание по работе в саду. Мы и все другое делаем. Стираем, гладим, даже готовим. Она говорит, что таким образом экономит деньги на работниках, спасает нас от безделья и дает возможность размяться. Джинни Фуллер считает, что скоро все тюрьмы последует ее примеру. Наша Гарди — первопроходец.

— Джинни Фуллер?

— Ну, Джинни работает в офисе, она умеет печатать, вот и заглядывает иногда во всякие там бумаги. Она здорово умеет читать вверх ногами.

— А. — Вероника почувствовала странное желание рассмеяться. В это утро она покинула камеру предварительного заключения с полной уверенностью, что ее везут в страшную тюрьму, описанную еще Диккенсом, и вот она в приятной, хоть и небольшой комнате слушает забавную девчушку-кокни, рассказывающую ей о местных нравах.

— Слушай, чего ты не разбираешь вещи? Эта половина шкафа — твоя, я свое барахло запихнула в два нижних ящика.

Она показала пальцам на простенький, но вполне удобный шкаф, стоящий у стены, и снова плюхнулась на койку, с любопытством наблюдая, как Вероника достает свои немногочисленные пожитки. Вероника увидела, как глаза девушки расширились, когда она встряхнула платье для беременных, и приготовилась к вопросам.

— Ты чо, ребенка ждешь?

— Да. — Она попыталась улыбнуться. Ей безумно хотелось одного: свалиться на еще не застеленную кровать и выплакаться.

— Замужем? Не, где там. Ты из-за какого-нибудь мужика сюда влипла? А что он натворил? Оставил краденые шмотки у тебя в квартире?

Вероника отрицательно покачала головой, но ничего рассказывать не стала. Она даже вспомнить об Уэйне не могла без содрогания. Теперь она твердо знала, что ей понадобятся все ее силы, чтобы не сломаться.

Мэри пожала плечами, ничуть не обидевшись на неразговорчивость соседки по камере. Скоро она заговорит. Так всегда бывает, нужно только время.

— А меня сюда сунули за кражу в магазине, — сообщила она, изучая обгрызенные до мяса ногти. — В детдоме, где я жила, есть одна маленькая девочка, она от поп-музыки просто с ума сходит. Ну я и подумала, а не подарить ли ей маленький приемник… но меня сцапали. Эти чертовы детективы в магазине. А я-то воображала, что все их хитрости знаю. Это лишний раз доказывает, — девушка широко и беззлобно ухмыльнулась, — век живи, век учись. Так моя старая воспитательница говорила.

Вероника печально кивнула.

— Что верно, то верно.

— Когда у тебя суд?

— Не знаю. Наверное, как ребенок родится.

— Это как водится, — мрачно кивнула Мэри, знающая все судебные тонкости не хуже миссис Гарднер. — А кто будет присматривать за дитенком?

— Мой отец. Он обещал нанять няню.

— Вот оно как, — протянула Мэри и хохотнула, потому что снаружи раздался оглушительный звонок, заставивший Веронику вздрогнуть. — Не паникуй, — успокоила ее Мэри, заправляя за ухо прядь сальных волос. — Эта помойка еще не горит. Звонок на обед. Идешь?

Вероника не была голодна, но заставила себя пойти за болтливой соседкой на первый этаж в длинную, теплую комнату, где стояли девять длинных столов с пластиковыми салфетками и приборами.

Веронике показалось, что ее разглядывают тысячи глаз, и она, сама того не сознавая, подвинулась поближе к Мэри, стоящей в очереди вдоль длинного подогретого прилавка, из-за которого другие женщины, тоже с любопытными глазами, выдавали всем по порции бифштекса, пудинга с почками и бобов.

— Ты об этой своре не беспокойся, — громко заявила Мэри оглядываясь. — Ты недолго будешь новенькой, а потом они вообще забудут о твоем существовании.

Странно, но из всех услышанных ею за последний месяц слов от защитников, врачей, тюремных охранников, Себастьяна Тила, друзей и соседей по камере эта простая фраза запала ей в душу, она запомнила ее на всю жизнь. Она звучала в ее ушах, когда Вероника села на длинную скамью и принялась за свой остывающий обед. «Ты недолго будешь новенькой, а потом они вообще забудут о твоем существовании». Интересно, подумала она, а Уэйн иногда о ней вспоминает?