Укридж

Высказавшись так, он властно потребовал еще одну кварту за восемь шиллингов.

Мы скорбно переглядывались. Какой благой ни была цель, ради которой нам приходилось сносить все это, факт оставался фактом – сносить это было очень нелегко. Но меркантильные соображения вынуждали нас молчать. Мы понимали, что этот вечер принадлежит Тедди Уиксу и что его следует ублажать. Виктор Бимиш кротко сказал, что Тедди прояснил многие моменты, которые давно ставили его в тупик. Бертрам Фокс согласился, что предсказания Тедди относительно будущего крупных планов имеют за собой. И даже Укридж, чья гордая душа была прожжена до самого основания личностями, которые позволил себе вышеуказанный Тедди Уикс, обещал принять его проповедь к сердцу и последовать ей в ближайший же удобный момент.

– Не то поберегись! – воинственно сказал Тедди, откусывая кончик одной из лучших сигар, предлагаемых Баролини. – И еще одно: чтоб я больше не слышал, что ты приходишь и лямзишь чужие носки.

– Хорошо, малыш, – смиренно сказал Укридж.

– Если на свете есть тип, которого я презираю, – сказал Тедди, вперяя налитые кровью глаза в преступника, – так это носколямзер… лямзеноскер… то есть… ну, вы знаете, о чем я.

Мы поспешили заверить его, что знаем, о чем он, и он погрузился в летаргический ступор, из которого вышел через три четверти часа и возвестил, что не знает, о чем мы себе думаем, а он уходит. Мы сказали, что мы тоже уходим, уплатили по счету и ушли.

Негодование Тедди Уикса, когда он обнаружил, что мы сгрудились вокруг него на тротуаре перед рестораном, было жарким, и он выразил его со всей силой. Среди всего прочего он сказал – что было заведомой ложью, – будто у него есть репутация в Сохо, которую он должен оберегать.

– Все в ажуре, Тедди, старый конь, – обезоруживающе сказал Укридж. – Мы просто подумали, что тебе будет приятно находиться в кругу друзей, когда ты его осуществишь.

– Осуществлю? Что осуществлю?

– Так несчастный же случай.

Тедди Уикс испепелил его взглядом. Затем в его настроении, видимо, произошла разительная перемена, и он разразился добродушным хохотом.

– Надо же вообразить такую глупость! – весело вскричал он. – Никакого несчастного случая со мной не произойдет. Вы же не могли всерьез поверить, будто я действительно собирался подвергнуть себя несчастному случаю, а? Я просто пошутил. – Затем после новой разительной перемены настроения он словно бы стал жертвой неизбывной печали. Нежно погладил плечо Укриджа, и по его щеке прокатилась слеза. – Просто пошутил, – повторил он. – Вы же не обидитесь на шутку, правда? – сказал он умоляюще. – Вы же любите мои шутки, верно? Только шутка, и ничего больше. Про несчастный случай я и не думал вовсе. Просто решил накрыть вас на обед. – Веселая сторона случившегося тут же развеяла его печаль. – Смешнее я в жизни ничего не слышал, – объяснил он благодушно. – Не несчастный случай, а обед. Обеденный случай, случай обеда, – добавил он, доводя до нашего сведения свою мысль. – Ну, спокойной ночи всем-всем, – сказал он бодро и, ступив с тротуара на банановую кожуру, был тут же отброшен на десять шагов проезжавшим мимо грузовиком.

– Два ребра и рука, – сказал врач пять минут спустя, дирижируя уборкой тела с мостовой. – Поосторожней с носилками!

Прошло две недели, прежде чем власти предержащие больницы Чаринг-Кросс сообщили нам, что пациент в состоянии принимать посетителей. Пущенная по кругу шляпа обеспечила цену корзиночки с фруктами, и акционеры поручили Укриджу и мне доставить ее с приветом и соболезнованиями от них всех.

– Привет! – сказали мы вполголоса, как и положено у одра страдания, когда нас наконец допустили к нему.

– Прошу садиться, джентльмены, – ответствовал страдалец.

Должен сознаться, что даже в этот первый миг я ощутил легкое удивление. Не в привычке Тедди Уикса было называть нас джентльменами. Укридж, однако, ничего странного не заметил.

– Ну-ну-ну, – сказал он ободряюще. – И как мы себя чувствуем, малышок? Мы принесли тебе кое-какие фруктики.

– Мое выздоровление продвигается превосходно, – ответил Тедди Уикс все в той же неестественной велеречивой манере, из-за которой его первая реплика привела меня в недоумение. – И мне следует сказать, что, по моему мнению, у Англии есть все основания гордиться чуткостью и предприимчивостью ее замечательных органов печати. Превосходный материал для чтения, изобретательность разнообразных конкурсов, а главное – дух прогресса, плодом которого явился план страхования. Он вообще выше всяких похвал. Вы это записали? – осведомился он.

Укридж и я посмотрели друг на друга. Нам сказали, что Тедди практически обрел нормальную ясность мысли, но это смахивало на горячечный бред.

– А что нам следовало записать, старый конь? – мягко спросил Укридж.

Тедди Уикс словно бы изумился:

– Разве вы не репортеры?

– То есть как – репортеры?

– Я думал, вас прислал один из тех еженедельников, которые выплачивают мне страховку, и вам поручено взять у меня интервью.

Укридж и я обменялись еще одним взглядом. На этот раз встревоженным. Полагаю, что черное предчувствие уже начало простирать над нами свою тень.

– Ты же меня помнишь, Тедди, старый конь? – обеспокоенно осведомился Укридж.

Тедди Уикс сдвинул брови, страдальчески сосредоточиваясь.

– Ну да, конечно! – сказал он наконец. – Вы же Укридж, ведь верно?

– Вот-вот, Укридж.

– Ну, конечно, Укридж!

– Да. Укридж. Странно, что ты меня забыл!

– Да, – сказал Тедди Уикс. – Следствие шока, который меня поразил, когда эта махина меня сбила. Полагаю, меня стукнуло по голове. В результате моя память закапризничала. Здешние врачи страшно заинтересовались. Говорят, что случай просто уникальный. Некоторые вещи я помню отлично, а касательно других моя память не сохранила ровнехонько ничего.

– Но послушай, старый конь, – произнес Укридж дрожащим голосом, – про страховку же ты не забыл?

– Нет-нет, это я помню.

Укридж облегченно перевел дух.

– Я подписан на ряд еженедельных газет, – продолжал Тедди Уикс. – И теперь они выплачивают мне страховые деньги.

– Да-да, старый конь, – вскричал Укридж, – но я имел в виду, помнишь ли ты про Синдикат?

Тедди Уикс поднял брови:

– Синдикат? Какой Синдикат?

– Ну, когда мы собрались вместе и собрали деньги для подписки на эти еженедельники и бросили жребий, кто из нас пойдет и нарвется на несчастный случай, а потом соберет денежки. И жребий выпал тебе, разве ты не помнишь?

Крайнее изумление – к тому же возмущенное изумление – отразилось на лице Тедди Уикса. Он выглядел донельзя шокированным.

– Безусловно, ничего подобного я решительно не помню, – сказал он негодующе. – Не могу себе представить, чтобы я дал согласие принять участие в том, что, по вашим же собственным словам, представляет собой преступный сговор с целью получения денег под ложным предлогом от ряда еженедельных газет.

– Но, малышок…

– Однако, – сказал Тедди Уикс, – если эта история содержит крупицу истины, без сомнения, у вас имеется документальное тому подтверждение.

Укридж посмотрел на меня. Я посмотрел на Укриджа. Наступило долгое молчание.

– Концы рубим, старый конь? – сказал Укридж скорбно. – Оставаться тут смысла нет.

– Да, – ответил я с такой же печалью. – Пошли.

– Рад был повидать вас, – сказал Тедди Уикс, – и спасибо за фрукты.

Когда я в следующий раз увидел этого типа, он выходил из театральной конторы в Хеймаркете. На нем была новехонькая фетровая шляпа, жемчужно-серая, гетры ей в тон и новый голубой костюм из тонкой шерсти элегантнейшего покроя с еле заметной красной искрой. Вид у него был торжествующий, и, когда я проходил мимо, он извлек из кармана золотой портсигар.

Вскоре после этого, если вы помните, Тедди Уикс имел шумный успех в роли молодого героя-любовника на сцене «Аполлона» и начал свою головокружительную карьеру кумира публики.

Внутри церкви орган разразился знакомыми звуками «Свадебного марша». Причетник распахнул двери. Пять кухарок перестали обмениваться воспоминаниями о других бракосочетаниях куда шикарнее, к каковым им удалось приобщиться. Фотографы подняли свои фотоаппараты. Уличный торговец продвинул свою тачку с овощами на шаг вперед. Растрепанный и небритый субъект рядом со мной неодобрительно буркнул: