Страница 5 из 6
Как гласит старинная поговорка, издатель опасен, когда он в опасности. Если вы загоните его в угол, пеняйте на себя.
Сидни мрачно побрел к клубу. Судя по тому, что он сердито бил себя по спине, в него вцепилась какая-то водная тварь.
Кажется, я говорил, что после этого мы с Харольдом долго не виделись. Когда же увиделись, он мне поведал, чем кончилась эта душераздирающая драма.
Поначалу, что вполне понятно, ему хотелось оказаться как можно дальше от Сидни. Он прыгнул в машину, оставленную неподалеку, нажал на акселератор и быстро проехал 70 миль в сторону Шотландии. Там он зашел в кабачок перекусить и обнаружил, что у него есть пять шиллингов с мелочью.
Конечно, можно было найти гостиницу, снять номер, объяснив свои обстоятельства, и послать телеграмму в банк. Однако ему это не пришло в голову. В смятении чувств он решил вернуться домой, взять деньги, вещи, чековую книжку, а потом уже ехать в закат.
Насчет заката он не ошибся, домой он приехал затемно, но в окнах горел свет. Прокравшись к одному из них, он увидел Сидни, который глядел в потолок, явно кого-то ожидая.
Не успел Харольд юркнуть в кусты, чтобы обдумать ситуацию, как гравий затрещал под тяжелыми ногами. Только у Эгнес была такая походка. Вскоре раздался еще один звук, громкий стук в дверь, и на фоне света появился Сидни.
И он, и она молчали. Кроме кратких минут у клуба, разлученные сердца не общались с самого разрыва. Мужчина в пятнадцать стоунов и женщина – в одиннадцать тоже могут смущаться.
Первой заговорила Эгнес.
– Ты тут? – сказала она.
– Да, – отвечал он. – Жду эту змею.
– И я к нему.
– Да? Все равно от меня не спасешь.
– А кто его хочет спасать?
– Ты.
– Ну, нет. Я пришла расторгнуть помолвку.
– Расторгнуть?
– Вот именно.
– Я думал, ты его любишь.
– Разве можно любить человека, если он блистает и сверкает в простой игре, от которой ничего не зависит, и просто гаснет на матче? А почему ты на него сердишься?
Сидни заскрежетал зубами.
– Потому что он увел тебя.
Если бы Эгнес была на фут короче и фунтов на тридцать легче, мы бы сказали, что она хихикнула. Кончиком объемистой туфли она ворошила гравий.
– Тебе это неприятно? – спросила она со всей доступной ей мягкостью.
– А то! – вскричал Сидни. – Я тебя люблю, старушка, и не разлюблю. Когда я играл с этой змеей, твое лицо, можно сказать, плавало передо мной. И знаешь, ты права. Надо было брать № 4. Что говорить, уже поздно…
Эгнес вывела вензель на гравии носком другой туфли.
– Почему? – довольно тихо спросила она.
– А разве нет?
– Нет.
– Ты что, меня любишь?
– Люблю.
– Чтоб мне лопнуть! А я-то думал…
– Совершенно зря.
– Мы созданы друг для друга! – вскричал Сидни.
Они упали друг другу в объятия, как мастодонты – в болото. Когда шум немного улегся, послышался голос:
– Простите…
Харольд подскочил в своих кустах, словно наступил на мину. Он узнал этот голос.
– Простите, – повторила Лу, – здесь живет мистер Пикеринг?
– Да, – отвечал Сидни.
– Его вроде нет, – сказала Эгнес. – А может, есть. Поищите где-нибудь.
– Спасибо, – отвечала гостья, – поищу.
Она пошла в комнаты. Сидни снова обнял Эгнес.
– Старушка, – сказал он, – давай поженимся, пока ничего не случилось. Во вторник, ладно?
– Не могу. У меня игра. Двое мужчин, две женщины.
– А в среду?
– Небольшой матч.
– В четверг я сам играю в Сквэши-Хит. Когда же мы оба свободны? Давай посмотрим…
Они ушли по дорожке. Когда шаги их затихли, Харольд вылез и двинулся к коттеджу. В гостиной сидела Лу, целуя его фотографию. Он удивленно вскрикнул, она обернулась.
– Харольд! – вскричала она, кидаясь к нему на шею.
Он очень удивился, но, как мы знаем, был издателем, а всякий издатель разберется, что делать, если к тебе кинулась прелестная девушка. Я спрашивал двух-трех представителей этой профессии, и они подтвердили мою мысль. Харольд поцеловал Лу шестнадцать раз подряд. Макмиллан или Фейбер и Фейбер поступили бы точно так же.
Потом он сказал:
– Я не совсем понимаю…
– Чего именно?
– Нет, я не против, но почему вы… э… кинулись ко мне?
– Потому что я вас люблю.
– Почему же тогда вы надменно вышли?
– Я не вышла.
– Вышли-вышли. Сам видел.
– Я выбежала. Вы как-то странно дышали, и я решила вызвать врача. Дня через два один знакомый стал объясняться мне в любви, тоже задышал, и я все поняла. У вас на службе мне сказали, где вы живете, и я приехала объясниться в любви вам.
– Значит, вы меня любите?
– Конечно. С самого первого взгляда.
Мгновение-другое он ликовал так, словно выпустил «Унесенных ветром». Но вдруг помрачнел и сказал:
– Это невозможно.
– Почему?
– Сегодня я проиграл.
– Со всеми бывает.
Он покачал головой:
– Нет, не «бывает». Я вообще такой. Нервы не выдерживают. Я думаю, у меня гандикап так это десять. Вы не можете выйти за посредственного игрока.
– Почему?
– Вы! Дочь двух чемпионов! Правнучка самой матушки Рокет! Сестра Бункера, Ниблика, Кубка…
– Вот именно. Я всегда мечтала об обычном человеке. У меня тоже было бы десять, если бы они не заставляли меня тренироваться по пять часов в день. Я ненавижу тяжкий труд. Какое счастье соскользнуть к десяти! О, Харольд! Только представь, сделали три коротких удара – и все, хватит. Нет, какое блаженство!
– Ты в этом уверена?
– Еще бы!
– И выйдешь за меня?
– Хоть сейчас.
Харольд лишился дара речи, но тут же вспомнил Макмердо. Не очень приятный человек, но словом владеет.
– Мы созданы друг для друга! – вскричал он.
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Правильный подход
Тема журнальных рассказов возникла в зале «Отдыха удильщика» с той внезапностью, с какой там обычно возникают темы, ибо в том, как мысли нашего маленького общества перепархивают от предмета к предмету, есть что-то от альпийской серны, перелетающей со скалы на скалу. Мы, если я не запамятовал, беседовали об антитринитаризме[2], когда некий Виски С Содовой, листавший страницы «Сатердей ивнинг пост», собственность нашей любезной и всеми любимой буфетчицы мисс Постлетуэйт, громко фыркнул.
– Gesundheit[3], – сказал Эль Из Бочки.
– Я не чихал, я фыркал, – объяснил Виски С Содовой. – С презрительным отвращением, – добавил он. – И зачем только они печатают эту чушь?!
– А какую чушь?
– Да эти рассказы с великолепными цветными иллюстрациями, где типус встречает девушку на пляже, они начинают обмениваться колкостями, и через двадцать минут после того, как впервые увидели друг друга – бац! – они уже помолвлены.
Мистер Муллинер пригубил свое горячее виски с лимоном.
– Вы находите такую ситуацию неубедительной?
– Да, нахожу! Я женат, и мне понадобилось два года и столько коробок шоколадных конфет, что вспомнить больно, чтобы убедить ту, которая теперь моя супруга, поставить свою подпись в церковной книге. И хотя не мне об этом говорить, но я в те дни был очень даже обаятельным. Спросите кого хотите.
Мистер Муллинер кивнул:
– Ваш довод очень весом. Но вы должны понять редактора «Сатердей ивнинг пост». Он живет в своем особом мире и искренне верит, что двое не знакомых между собой могут столкнуться друг с другом в пляжных костюмах и завершить свой первый разговор помолвкой. Однако, как вы и сказали, в реальной жизни такое встречается редко. Даже Муллинеры, в большинстве влюблявшиеся с первого взгляда, не завершали ухаживания так безоблачно и быстро. Им приходилось натягивать носки и проводить отнюдь не такую уж легкую предварительную подготовку. Не могу не вспомнить моего племянника Огастеса.
2
Христианское учение, отрицающее триединство Бога.
3
Будьте здоровы (нем.).