Незабудка

Молния тихо ворвалась в комнату, разбросав по стенам седые и белые тени, настолько яркие, что Алана зажмурилась. Гром прогремел протяжно, словно извещая о своем отступлении за горный склон.

Глубоко вздохнув, Алана опять легла, пытаясь заснуть. Хотя голова и коснулась подушки, она поняла, что это бесполезно. Слишком высока концентрация адреналина в крови, слишком мучительны последствия ночных видений, чтобы можно было сразу же заснуть.

Она встала, едва ощущая холод… Темно-зеленая ночная сорочка доходила ей до лодыжки. Мягкая на ощупь ткань приятно облегала тело и ярко поблескивала. Алана подошла к краю лестницы. Крошечные серебристые пуговицы, нашитые на сорочке от горловины до талии, при приглушенном свете, льющемся из гостиной, искрились, как капельки дождя.

Внизу, закопавшись в разноцветные лоскутки, разбросанные перед ним на столе, тихо работал Раф. Он сидел к ней спиной, поэтому не было отчетливо видно, чем он занимается.

Алана долго стояла в нерешительности, опасаясь новой вспышки молнии. Затем быстро спустилась вниз. Часы на каминной полке показывали начало двенадцатого.

Хотя она готова была поклясться, что подошла бесшумно, Раф знал, что она рядом.

— Возьми стул, что стоит у камина, — произнес он, не отрываясь от маленьких тисков, укрепленных на столе.

Алана подвинула стул и села, стараясь не загораживать Рафу свет керосинового фонаря. Внимание его было сосредоточено на крошечном крючке, зажатом в тисках. Молча, осторожно привязывал он тонкой нитью разноцветные кусочки перьев к острию крючка.

При мягком теплом свете глаза Рафа казались почти золотыми, ресницы и волосы — черными. Очки в роговой оправе были сдвинуты на кончик носа, увеличивая предметы, необходимые для работы. В ловких длинных пальцах он держал специальный пинцет и крошечный, не больше булавочной головки, тюбик с клеем. Еще раз намотав нитку на острие крючка, Раф сделал маленькую петлю, осторожно завязал узелок и обрезал нить.

— Существует два способа ловли рыбы на мушку, — рассказывал он, ловко подхватив пинцетом блестящее черное перышко. — Один заключается в том, чтобы привлечь форель каким-то незнакомым ей предметом, блестящим, но не пугающим. Как этот, например.

Раф открыл маленькую металлическую коробочку. Внутри ровными рядами лежали мушки, их острые крючки были спрятаны под кусочками овечьей шерсти, выстилавшей дно. Мушка, которую выбрал Раф, была размером с большой палец. Необыкновенно яркая, она представляла собой причудливое сочетание лоскутков голубого, желтого и розового цветов, вершиной мастерства были изящные серебристые полоски, напоминавшие кружевные крылышки.

— Боб просто молится на эту «красотку», — усмехнулся Раф, аккуратно убирая мушку в коробку. — Я же пользовался ею лишь пару раз, когда рыбалка была настолько отвратительна, что я испробовал все средства, кроме одного-единственного.

— Какого?

— Динамита, — сухо произнес Раф. — Ловля на «красотку» жестока, но это больше похоже на спортивное увлечение, чем на эффект ударной волны.

— И хорошо получается? — спросила Алана, любуясь игрой света на волосках тыльной стороны его руки.

— Только у Боба, — криво усмехнулся Раф. — Когда я пытался ловить на «красотку», хихиканье рыб раздавалось по всему каньону.

Алана улыбнулась и почти забыла отскочить в сторону, когда опять полоснула молния, усыпав комнату белоснежными блестками. Низкий, спокойный голос Рафа смягчал напряженность ночи.

— А какой другой способ ловли на мушку? — спросила она.

— Который настолько точно имитирует естественные условия, что форель не замечает подвоха, — объяснил Раф,

Его голос звучал обыденно и в то же время успокаивающе, как будто он почувствовал страх, заставивший ее выскочить из постели и спуститься к его рабочему столу. Он отложил в сторону только что изготовленную мушку и взял крючок, к которому уже была привязана коричневая нитка.

— Обычно в это время года в живых остаются лишь крупные темные насекомые, — объяснил Раф. — Большинство мелких букашек погибли от того первого морозца, который позолотил и осины. Поскольку сейчас мало осенних мух, я решил сделать несколько штук сегодня ночью.

Во время рассказа его пальцы осторожно искали что-то среди коробочек. На столе лежали перышки, крошечные блестящие кусочки меха, нейлон, фольга, цветные нитки разной толщины. Похоже, что он искал нужную вещь не только глазами, но и пальцами, искусно определяя на ощупь неуловимую разницу используемых материалов.

В его движениях не было и намека на суетливость и нервозность. Если выбранная нитка оказывалась неподатливой или скользкой и ни за что не хотела наматываться на острие крючка, Раф не выказывал ни малейшего нетерпения. Он спокойно возвращал все на свои места и начинал сначала; пальцы уверенные, лицо спокойное, губы не напряжены.

Глазами чернее ночи следила Алана за каждым движением Рафа. Он закатал до локтя рукава темно-синей фланелевой рубашки. Темные волоски мерцали и переливались золотистым блеском. Мышцы напрягались и ослабевали, слегка перекатываясь под кожей при каждом осторожном движении. Бархатные вены, просвечивающие сквозь кожу, настойчиво приглашали ее пальцы прощупать разветвленную сеточку жизни.

— Если хочешь выманить форель из глубины реки или озера, важно точно сымитировать настоящее насекомое, — продолжал объяснять Раф, привязывая крошечный кусочек ярко-красного перышка к основанию крючка.

— Почему? — поинтересовалась Алана.

— На глубине, где прячется форель, очень тихо, безопасно, вода там темно-синего цвета. Но просто жить в безопасности еще не достаточно для живых существ. Им этого мало. Им хочется ощутить прикосновение солнца. По крайней мере, — добавил мужчина с улыбкой, — особенным из них.

Алана долго внимательно смотрела на Рафа, чувствуя, как его слова разгоняют скопившийся страх, проникают глубоко в душу, подают надежду на нечто светлое, что подвластно только песне, которую она не может спеть.

— Моя задача состоит в том, чтобы выманить особенную форель из безопасных стерильных глубин, — сказал Раф. — Если я хочу добиться цели, должен знать, что происходит вокруг этой рыбки. Если еще летают серовато-коричневые майские мухи, то, конечно, эта рыбешка проигнорирует моего черного комара, неважно, насколько прекрасно он сделан и как крепко привязан.

Он искусно намотал на острие крючка блестящий черный волосок.

— Видишь ли, — мягко добавил Раф, — моя особенная форель отнюдь не глупа. Это своеобразная рыбка, сильная и осторожная. И, кроме того, она жаждет солнца.

Крошечные кусочки различных материалов переливались всеми цветами радуги. Невесомые разноцветные перышки казались особенно хрупкими в его руках, но все его движения были настолько осторожными, что он не повредил ни одного волоска.

Отделив от перышка крошечный кусочек, нужный для изготовления мушки, Раф нежно разгладил пальцами оставшуюся часть, опять превращая перышко в изящную дугу. Разноцветные волоски извивались и льнули к кончикам пальцев, как бы благодаря за понимание их утонченности и красоты.

Алана закрыла глаза и вновь очутилась во власти воспоминании, радуясь им, как радуется цветок солнцу. Раф впервые так ласкал ее, его сила и страсть уравновешивались пониманием ее невинности.

И она отвечала на его ласки, сладостно извиваясь, цепляясь за кончики его пальцев, в то время как его губы осыпали поцелуями ее грудь; имя его звучало в ее устах, как песня любви. И он откликнулся на этот зов. Утонченная красота его ласковых рук заставила ее забыть обо всем на свете. Она не испытывала ничего, кроме сладостного восторга, бросавшего ее в дрожь, когда она пела его имя.

Словно нежной молнией пронзил он ее тело, добравшись до самых глубин. И она поняла, что значит умереть и заново родиться в объятиях мужчины, которого любишь.

Испытать необыкновенно нежные прикосновения снова…

Алану охватила дрожь: зародившись глубоко внутри, она слабой рябью пробежала по телу, легким румянцем выплеснулась на щеки.