Незабудка

Алана пыталась возразить, но потом просто махнула рукой. Что Боб проделывал с нежнейшим шелком, просто не поддается описанию. И, когда он вернулся к шкафу за другой одеждой, потом еще раз и еще, она не выдержала.

— Сколько времени мы проведем на Разбитой Горе? — спросила Алана.

— Сколько понадобится, — коротко ответил Боб, продолжая укладывать яркую одежду.

— Сколько понадобится для чего?

— Для выяснения, что…

Раф резко оборвал Боба на полуслове.

— Столько, сколько будет нужно, чтобы убедить пижонов, что Разбитая Гора — хорошее место для отдыха и сюда стоит присылать клиентов. Я прав, Бурдетт?

Боб заскрежетал зубами.

— Прав, — ответил он, усердно сворачивая одежду. — Я очень рассчитываю на твое, сестренка, кулинарное мастерство, чтобы расположить их к себе.

— Но… — начала было Алана.

— Никаких «но», — неожиданно произнес Боб. Его темные глаза смотрели на Алану каким-то новым взглядом, полным обожания и зрелости.

— Сестренка, ты нанялась на работу на продолжительное время. Свыкнись с этой мыслью. Никакой спешки на сей раз, что бы ни случилось. Мы этого не допустим. Я прав, Раф?

— Прав, — произнес Раф, прищурившись. — Ты делаешь первые успехи, Бурдетт.

— А кувалды что-то не видно, — развел руками Боб, широко улыбаясь.

Раф посмотрел на Алану и заметил ее расстроенный взгляд.

— Переоденься, пожалуйста, — произнес он, выходя в коридор. — Завтрак остывает.

Боб, застегнув дорожную сумку, направился к двери. Ошеломленная Алана осталась в комнате одна.

— Сестричка, поторопись. Как говорил отец, нельзя заставлять горы ждать.

Фраза из далекого детства заставила испытать приятное ощущение от прошлого. Алана вспомнила свою первую поездку на Разбитую Гору. Ей было тогда девять лет, и ее переполняло чувство гордости от того, что они вдвоем с отцом отправились в горы на рыбалку. Это было прекрасное время, заполненное пламенем костров и бесконечными беседами под безмолвную симфонию красок мерцающих высоко над головой звезд.

В последний раз, когда они с Джеком поехали в горы, все было совсем иначе.

Шесть дней выпали из памяти.

Шесть пустых дней, отравляющих воспоминания о прошлом, отравляющих каждый день и само ее существование. Разбитая Гора нависает над ней с жестокой настойчивостью в ожидании чего-то.

«Чего? — подумала Алана. — И моей смерти тоже?»

Нельзя заставлять горы ждать.

Вздрогнув, она отогнала подобные мысли, быстро переоделась и спустилась вниз. Еда не прельщала ее. Она прошла мимо столовой, откуда раздавался смех и незнакомые голоса Стэна и женщины, с которой Алана еще не встречалась. Она не была настроена увидеться с Джанис Симпсон прямо сейчас.

Алана на цыпочках пробралась к входной двери и свернула к конюшне, где в терпеливом ожидании стояли верховые лошади.

Их было пять, выстроившихся в одну линию у стойки. Великолепный красавец-жеребец, две пары симпатичных гнедых с переливающейся коричневой шкурой, а еще черная как вороново крыло кобыла и огромный, серый в яблоках мерин.

Алана подошла к вороной кобыле, задержалась на минутку, позволив бархатной морде ткнуться ей в плечо и обнюхать. После того как лошадь благосклонно отнеслась к присутствию Аланы и успокоилась, Алана провела рукой по ее мускулистым ногам, подняла каждое копыто и внимательно осмотрела подковы: не застрял ли там камешек, не выпал ли из какой подковы гвоздь.

— Отлично, Сид, — одобрила Алана, закончив осмотр последнего копыта и выпрямляясь. — Ты готова к этому долгому восхождению и скользкому опасному откосу в конце пути?

Сид фыркнула. Проверяя подпругу и длину стремени, Алана что-то ласково нашептывала и не услышала приближения Рафа.

— Хорошая лошадь, — заметил он ровным голосом.

Алана осмотрела уздечку, немного отступила назад, чтобы полюбоваться вороной красавицей.

— Сид — прелесть, но самое чудесное в ней то, как она скачет, — сказала Алана. — Она играючи преодолевает эти горные тропы.

— Сид? — сдержанно спросил Раф.

— Уменьшительное от Обсидиан, — пояснила Алана, занимаясь уздечкой. — Знаешь, блестящее черное вулканическое стекло.

— Я знаю, — ответил он. — Ты говоришь, у нее хороший аллюр?

— Да, — произнесла Алана рассеянно, ее внимание было больше сосредоточено на ослабевших ремнях удил, чем на разговоре. — Ехать на ней верхом — все равно что оседлать легкий теплый ветерок. Просто радость. Ни один волосок не шелохнется на ее блестящем теле.

— И она не остерегается крутых откосов? — продолжал сдержанно Раф, с трудом контролируя охватившие его чувства.

— Нет. Хотя Серый не любит их, — заметила Алана, вытаскивая челку Сид из-под кожаных ремней, чтобы они не причиняли животному боль.

— Серый? — переспросил Раф.

— Конь Джека, — спокойно ответила Алана, жестом указав на крупного серого в яблоках мерина. — Он…

Алана зажмурилась. Ее руки вдруг затряслись. Она обернулась к Рафу.

— Он заартачился, — быстро произнесла она. — Серый упирался. А потом Джек… Джек…

Она закрыла глаза, пытаясь оживить воспоминания. Единственное, что она ощутила, это громкое биение собственного сердца. Возглас страдания вырвался из ее груди.

— Все исчезло! — крикнула она. — Я ничего не могу вспомнить.

— Но кое-что ты уже вспомнила, — успокоил Раф, пристально глядя на Алану своими золотистыми глазами. — И это только начало.

— Конь Джека заартачился. Шесть секунд из этих шести дней. — Алана так крепко сжала кулаки, что ногти впились в ладони. — Шесть паршивых секунд.

— Это не все, что ты вспомнила.

— Что ты имеешь в виду?

— Сид. Ты пришла сюда сегодня и без всякого колебания выбрала именно эту лошадь,

— Конечно. Я же всегда ездила… — Алана замолчала, выражение испуга мелькнуло на лице. — Я не могу вспомнить, когда я впервые села верхом на Сид.

— Боб купил ее два месяца назад. Но ей не давали кличку, пока вы с Джеком сюда не приехали. Ты назвала ее, Алана. А затем ты поехала на ней на Разбитую Гору.

7

Первая половина восьмичасовой поездки к рыбацким хижинам на ранчо Уинтеров не была утомительной. Тропа вилась среди вечнозеленых деревьев и вдоль маленькой, ласково перекатывающей гальку речушки, которая вбирала в себя воды множества озерцев, расположенных высоко в горах. Воздух был насыщен светом и благоуханием.

Успокаивающий, неуловимо прерывистый цокот копыт проникал в самые отдаленные уголки памяти Аланы, и под мантией сплошной забывчивости вспыхивали крошечные огоньки слабых воспоминаний.

Незначительные детали.

Обычные приметы.

Солнечные лучи острыми лезвиями золота и мерцанием трепещущих зеленых иголок пронизывают сосновые ветки. Цоканье подкованных копыт о камни. Светлая прозрачность ручья с отражающимися в нем тенями. Скрип седла под тяжестью человеческого тела. Слабый отблеск белокурых волос у нее за плечом, когда серый конь Джека вплотную подошел к Сиду.

«Нет, не Джека, — машинально поправила себя Алана. — Конь Стэна. Джек мертв, и небо над Разбитой Горой ясное. Ни облаков, ни грома, ни ледяного урагана, готового содрать с меня кожу и превратить прогулку в предательскую шутку».

Сейчас ярко светило солнце, нежно лаская Алану лучами, согревая ее. Ей было жарко. Руки не коченели от холода, становясь ни на что не годными. В горле не саднило от постоянных криков.

Она и сейчас еле сдерживалась, чтобы не вскрикнуть.

Алана медленно сглотнула и ослабила пальцы, сжимавшие поводья. Она вытерла лоб, покрытый, несмотря на жаркий день, холодной испариной.

Она не замечала ни озабоченных взглядов Боба, ни плотно сжатых губ Рафа. Когда Раф пригласил ее рано утром позавтракать, она отказалась, ей хотелось немного расслабиться, иметь несколько минут отдыха перед тем, как предстать лицом к лицу с беспощадными вершинами Разбитой Горы.

Она спешилась и машинально ослабила поводья. Тело онемело, но маленькая прогулка пешком легко могла исправить положение.