Страница 9 из 25
Кстати, факт этот как-то пропустили наши борзописцы, рыцари гласности. А чтобы, допустим, Коротичу не дать в «Огоньке» разворот с цветными иллюстрациями: особая гвардия нового самодержца российского… Ведь самый ихний сюжет для бурного разговора, и на сатиру с юмором «Литгазеты» тянет… Безропотно уступаю тему езопам и лафонтенам радикальной прессы.
Так почему же мы столь доверчивы и бестолковы, не в состоянии отделить зерна от плевел, овец от козлищ, идеи здравого смысла от митинговой «чернухи»?
Оболванивание русского народа началось еще в прошлом веке. Писарев сообщил оторопевшему от демократических идей русскому народу о том, что Пушкин и все его творчество — дерьмо собачье. Белинский раздраконивал Гоголя за «Выбранные места из переписки с друзьями», а мы в школе послушно повторяли: да, маху дал Николай Васильевич, хотя за годы Советской власти эти самые «Места» никогда не публиковались.
Народовольцы как зайца травили Царя Освободителя, именно эти слова написаны на стоящем в Софии памятнике Александру II. И все-таки достали его бомбой, безжалостно разорвали в клочки того, кто освободил крестьян и провел в России демократические реформы.
А почему прикончили царя? Именно поэтому… О России пекся, противоречия пытался разрешить, вот и кончили батюшку.
За преемником его, Александром III, гонялись многократно и упорно. Тут и братан Владимира Ильича приобщился на свою, правда, голову. А ведь при Александре III Россия стала самым могущественным государством в мире.
Царь предпочел сам себя загубить испытанным расейским способом — сгорел от дружбы с Жидким Дьяволом.
Сынишка у него оказался вовсе не императорского пошиба, хотя сейчас, в эпоху гласности, выясняется: пусть и слабый, но достойный человек. На Второго Николая наступление шло со всех сторон. Судьба дала императору и России, добавим! — счастливый шанс, послав ему Столыпина в «Предсовмина». Только вот не уберег Николай Александрович Петра Аркадьевича, убили его, сердешного. Когда истекал кровью в киевском театре, несколько часов кряду не могли добыть ему врача. Кстати, я сам слыхал, как московский письменник Александр Борщаговский рассказывал на собрании писателей-коммунистов, как киевский письменник Виталий Коротич заявил у нас в Центральном доме литераторов: «Я горжусь тем, что живу в городе, где убили эту собаку Столыпина!»
Интересно, рискнет ли цепной пес перестройки — так он сам себя называет печатно — произнести эту фразу сейчас…
Потом была Первая мировая война, она, как и Вторая, была организована с единственной целью: столкнуть лбами два великих народа, русских и немцев, и поелику возможно обессилить, обескровить и тех, и других.
Тех, кого не выбили на полях Галиции, Потши и Украины, добивали в гражданскую. Затем красный террор, репрессии, ленинские концлагеря для инакомыслящих, коллективизация, ГУЛАГ и все остальное. Нету сил снова перечислять бесчисленные беды и напасти, пережитые российским народом.
Долго и упорно нас приучали не рассуждать, стыдиться прошлого «тюрьмы народов», отказываться от наследственной памяти, восклицать «Чур меня!» при малейшем намеке на запугивающий всех и вся жупел пресловутого великорусского шовинизма, к коему мы еще вернемся.
А главное в том, что нас уводила от здравого смысла Великая Иллюзия, красивый сказочный мир о возможности построить общество, где каждый будет работать сколько может, а получать сколько захочет. Какой прелестный социум нам обещали! Ну просто рай для дураков и бездельников…
И мы все поголовно, не боюсь сего слова, этому верили. Отцы наши верили искренне и осознанно, ибо были людьми старого закала, необходимость честно трудиться была их нравственной потребностью. Мы, дети военного поколения, выросшие с идеей победить врага и возродить державу из руин, тоже были парнями и девчатами хоть куда, труд во имя Идеи, хотя она и суть Иллюзия, казался нам благородным и этически необходимым.
О том, что и как будет, когда наступит возможность брать по потребности, мы не думали — это было так еще далеко.
Наши дети не знали тех тягот и лишений, которые мы пережили и помнить будем до смерти. Им просто не с чем было сравнивать, они родились во времена относительного благополучия.
Надо отметить, хотя сейчас кому-то кажется, что говорить об этом неприлично: никогда не дремали идеологические спецслужбы Запада. Там такие для нас насоставлены программы… Ого-го! Высшей квалификации спецы работают, укрепленные кадрами из эмигрантов третьей волны, которые исповедуют зоологическую ненависть к бывшей Родине и стараются за доллары, фунты, франки и западногерманские марки укусить Россию побольнее, а ежели укусить не удается, то нагадить посмердяще, или, на худой конец, испортить воздух.
Теперь они, кстати сказать, приезжают в гости, а вот назад между прочим, ни один не вернулся. Здесь заокеанские гастролеры корчат из себя мучеников и героев, отравляют воздух в ЦДЛ, где этих мерзких пердунов принимают архипышно, разве что в задницу не целуют. Господи, прости меня, грешного, за эти слова, но, поверьте, соотечественники, родные вы мои, ажно терпения нет смотреть на сие безобразие!
…Попалась тут мне недавно книжица одна, «Психология народов и масс» называется, выпущена в Санкт-Петербурге, аж в 1896 году. Написал ее некий Гюстав Ле Бон и толковые изложил в труде сем мысли.
Ле Бон резонно утверждает, что идеи, правящие народами, претерпевают весьма долгую эволюцию. Довольно медленно образуясь — в России сие растянулось чуть ли не в столетие — они вместе с тем очень медленно исчезают. И тогда умам просвещенным идеи эти представляются уже очевидными заблуждениями, еще долгое время Великие Иллюзии остаются неоспоримыми истинами для толпы, продолжают оказывать действие на, мягко говоря, неподготовленные интеллектуально народные массы.
Увы, если трудно внушить новую идею, то не менее трудно уничтожить старую. Человечество с отчаянным упорством цепляется за мертвые идеи и мертвых богов.
Но мертва ли уже идея коммунизма — светлого будущего человечества? Я бы остерегся давать однозначный ответ. В конце концов, если и мертв, то лишь миф о коммунизме, как о стране с молочными реками и кисельными берегами. Идея построения общества социальной справедливости умереть просто не может, ее смерть противна этической сущности Homo Sapiens.
Другое дело — идея уравниловки, идея принудительной работы в составе трудовой армии — Троцкий, идея жизни в одинаковых бараках и совокупления по инструкции под наблюдением особых специалистов — Кампанелла, «Город Солнца», идея «комбинатов особого назначения» типа Дальстроя — Сталин, идея общего Союза творческих союзов — изобретение последних дней эпохи перестройки, сам слышал от секретаря правления Союза писателей России… Вся эта бредятина не имеет ничего общего с принципом коллективизации, именно который, возобладав над стадным инстинктом человека-зверя, и сделал его таки разумным существом.
И когда говорят, что у нас не был построен социализм — не верьте. Это не научный подход. Социализм суть способ производства, примат коллективного над частным, общественного над индивидуальным. Поэтому социалистическим было и остается — пока! — и наше государство, и Третий рейх Адольфа Гитлера, и восточные деспотии Двуречья, и в той же Спартанской республике социализма было хоть отбавляй.
С другой стороны: кто у нас всерьез изучал психологию толпы или, скажем помягче, народной массы? Да никто этим, увы, не занимался, ибо у всех были оборудованы на глазах — и, добавим, сознании — глухие шоры теории классов и борьбы между ними. Перестреляв аристократию, хранившую вековые традиции России, выгнав остатки ее за кордон, ликвидировав тех, кто вывел державу в число передовых промышленных стран и приумноживших на заработанные деньги ее культурные богатства, всяких там Третьяковых, Щукиных, мамонтовых вкупе с Морозовыми, задушив кормильца-крестьянина с помощью классового опять же ярлыка кулак, мы огромную массу разношерстных людей разделили на две категории — рабочих и колхозное крестьянство, позволив тем, кто не подпадал под эдакую архисложную сепарацию, скромно именоваться прослойкой, ибо слово интеллигенция во все советские времена носило подозрительный оттенок, существовать у нас интеллигентом, то есть — буквально! — умным человеком всегда было опасно.