Все о страсти

Он не мог подумать без отвращения о брачной ночи. Сама мысль о цыганке возбуждала его, и он не мог утолить свое желание ни с кем другим. Он уже решил попытаться в надежде снять чары. Но не нашел в себе сил покинуть кресло. Пусть тело ныло от неутоленного желания, но единственной, способной принести ему облегчение, была цыганка. И у него не было ни малейшего настроения накидывать узду на утонченную невесту.

Но все это придется сделать в брачную ночь. Ничего, он перейдет через мост, когда до «его доберется. Ну а пока придется вынести венчание и свадебный завтрак, на котором скорее всего будет присутствовать цыганка, пусть и затерянная в море знакомых лиц. Он не спросил, приглашена ли итальянская подруга Франчески. Не осмелился. Любой вопрос подобного рода насторожил бы мать и тетку, и тогда бы такое началось… И без того ему придется туго, когда они познакомятся с его будущей женой.

Он не объяснил им, что женится по голому расчету, и, судя по всему, Хорэс тоже промолчал. Но Хенни и мать все поймут при одном лишь взгляде на Франческу Роулингс. Послушные, воспитанные мямли никогда его не интересовали, и им это известно. Они мгновенно сообразят, чем он руководствовался, и очень рассердятся, но поделать ничего не смогут.

Это из-за них, Хенни и его столь же проницательной матери, он настоял, чтобы невеста прибыла всего за два дня до свадьбы. Чем меньше неожиданных встреч с цыганкой, тем лучше. Стоит дамам увидеть их вместе, и они, прекрасно его знавшие, сразу обо всем догадаются. Он не хотел, чтобы они знали. Чтобы кто-то знал. Жаль только, что сам не может игнорировать жестокую правду.

Добравшись до вершины откоса, он натянул поводья и посмотрел на свой дом, возвышавшийся над излучиной реки. В некоторых окнах еще горел свет, и во дворе играли красные искры — след погашенных факелов, которые должны были зажечься только в том случае, если приедет невеста.

И он понял, насколько оказалась добра к нему судьба. Дождь поистине был благословением небес: невеста с родными задержались до того времени, когда у него появился вполне законный предлог не приветствовать их. Не рисковать встречей с цыганкой на глазах посторонних. Теперь остается выдержать церемонию и завтрак. И все.

Еще двадцать четыре часа — и он будет женатым человеком, навеки связанным с женщиной, к которой не питает никаких чувств. Сделает все, к чему так стремился. Подучит ту жену, которую искал. Милую, невыразительную, не собирающуюся вмешиваться в его жизнь. Ту, которая подарит ему наследника и принесет в приданое Гатгинг. Все, что от него требуется, — продержаться следующие двадцать четыре часа, и он обретет то, чего хотел.

Никогда еще он не был так равнодушен к своей победе.

Серый тихо заржал и переступил с ноги на ногу. Выровняв его, Джайлз услышал приглушенный топот копыт. Приглядевшись к откосу, он заметил быстро промелькнувшую тень. Со стороны замка сюда двигался всадник.

На несколько минут он потерял его из виду, но вскоре всадник показался на вершине, ярдах в ста от него. Силуэт его ясно вырисовался на фоне поднимавшейся луны, но лошадь тут же рванулась вперед. Наездник был невелик ростом, но хорошо справлялся с животным. Длинные волосы темным стягом летели за спиной. Лошадь была арабской кобылой, купленной им неделю назад. Сама красота и грация вырвалась на волю.

Не успев сообразить, что делает, Джайлз пустился в погоню, но тут же опомнился и выругал себя за глупость и опрометчивость. И не сделал ни малейшей попытки остановиться. Проклятия сыпались и на голову цыганки. Какое право она имела брать лошадь, пусть и купленную для нее, без разрешения и посреди ночи?

Мрачно хмурясь, он продолжал ехать за ней, не пытаясь догнать. Просто не выпуская из виду. Но как ни пытался поддерживать в себе пламя ярости, все же слишком устал, чтобы долго злиться. Огонь прогорел. К тому же он понимал ее, понимал, что она испытывает после трех дней, проведенных в тесном экипаже, в дождь и непогоду, Разве можно устоять при виде такой кобылки? Интересно, поняла ли она, что это подарок ей?

Гнев был бы более безопасной эмоцией, но он лишь чувствовал странную, неудержимую потребность поговорить с ней. Увидеть ее глаза. Лицо. Услышать, что она скажет, когда он объяснит, что купил лошадь специально для нее, чтобы она могла мчаться куда глаза глядят, не подвергая себя опасности?

Воспоминание о ее хрипловатом голосе больно ударило в сердце. Ему так нужна эта последняя встреча наедине. Только не дотрагиваться до нее — это самое главное.

Франческа не слышала погони, пока не пустила кобылу шагом. Какая чудесная лошадь! Они идеально подходят друг другу — конь и всадница!

Она пустила кобылку по широкой дуге, готовая рвануться назад в замок, если всадник окажется незнакомым.

Но ей достаточно было одного взгляда, чтобы узнать его. Луна уже взошла, окутывая его серебром, заливая светом лицо. На нем были свободная куртка для верховой езды, кремовая сорочка и шейный платок. Сильные мышцы бедер были обтянуты тугими лосинами, упрятанными в высокие сапоги. Трудно было понять, о чем он думает, потому что глаз его она не видела. Но без страха позволила ему приблизиться: она не чувствовала в нем ни бешенства, ни бурных эмоций, только нечто вроде неуверенности. Откинув голову, она внимательно изучала Джайлза, натянувшего поводья огромного серого гунтера.

Они встретились впервые после той пылкой сцены в лесу, С завтрашнего дня они будут жить друг с другом… Два сильных характера. Два страстных человека.

Может, поэтому оба молчали, глядя друг на друга, словно пытаясь установить некие рамки, в которые следует вместить новый этап их жизни.

Оба дышали чуть тяжелее обычного, но причиной затрудненного дыхания вряд ли была быстрая скачка.

— Как вы нашли ее? — спросил Джайлз, кивнув в сторону кобылки.

Франческа улыбнулась, чуть тронула бока лошади, и та заплясала под ней.

— Лучше не бывает!

Она заставила кобылу выполнить несколько нехитрых трюков. Лошадка беспрекословно повиновалась.

— Она очень послушна.

— Я рад.

Он наблюдал за ней зорко, как ястреб, уверяя себя, что цыганка в самом деле может управлять этим олицетворением скрытой энергии.

— Она ваша.

Девушка восторженно рассмеялась:

— Спасибо, милорд! Я подслушала разговор конюхов. Они сказали, что вы купили ее для какой-то леди. Должна признаться, я надеялась, что окажусь этой леди.

— Ваше желание исполнилось.

— Еще раз благодарю, — ослепительно улыбнулась Франческа. — Вы не могли бы выбрать подарка, которым бы я дорожила больше.

Позже она отблагодарит его по достоинству… времени для этого у нее много.

— Поедемте. Нам пора возвращаться.

Они пустили лошадей сначала шагом, потом рысью, быстро перешедшей в галоп. Франческа сообразила, что Джайлз пытается проверить достоинства лошади. Решив успокоить его, она выбрала легкий галоп, чуть натянув поводья, едва они стали спускаться вниз. Они добрались до конюшни. Франческа глубоко вздохнула и медленно выдохнула, когда впереди показался выгул, откуда можно было попасть на зады конюшни.

Она не могла представить более успокаивающего и разумного способа провести вечер перед свадьбой. Пусть они мало знают друг друга, зато имеют достаточно надежных оснований, на которых могли бы выстроить здание брака. Да и нервы успокоились. Теперь она с уверенностью смотрела в будущее и спокойно ждала завтрашнего дня.

— Постарайтесь не шуметь, — предупредил он, спешившись перед дверью конюшни. — Мой главный конюх живет над каретным сараем и не любит, когда тревожат его подопечных.

Франческа легко соскользнула на землю. Джайлз отвел серого в стойло и быстро расседлал. Цыганка, тихо воркуя, провела кобылу по проходу.

Оставив серого, Джайлз устремился к ней, как раз вовремя, чтобы снять седло с кобылы. Цыганка вознаградила его обольстительной улыбкой, захватила горсть соломы и принялась растирать кобылу. Джайлз положил на место ее седло и сбрую и пошел за своими. Теперь придется незаметно проводить цыганку в ее спальню, так, чтобы никто не увидел. Главное — ни в коем случае не коснуться ее. Правда, он не настолько глуп, чтобы воображать, будто это окажется так легко: стоило лишь увидеть ее, услышать голос, как в нем загоралось то, что иначе, чем страстным желанием, не назовешь. Настойчивой потребностью. Угнездившейся глубоко в душе пустотой, которую могла заполнить лишь она.