Страница 47 из 69
Алатея наклонила голову:
— Скольких женщин ты знал?
Габриэль нахмурился:
— Я не считал.
Она посмотрела на него, и в глазах ее он прочел недоверие.
— Я действительно не помню. Какая разница? Что ты, собственно, хочешь выяснить?
— Только то, что ты, любя женщин, до сих пор ни разу не подумал о том, чтобы сочетаться с кем-нибудь браком. Что же случилось теперь? И почему я?
Габриэль заметил подвох, но сумел использовать его к своей выгоде.
— То, что теперь, — на этот вопрос ответить легко. Пришло время. Я понял это уже на свадьбе Демона. Пора жениться, остепениться, подумать о продолжении рода. Почему ты? Вовсе не потому, что ты друг детства и семьи, и не потому, что мы с тобой вступили в интимные отношения. Ты та самая женщина, на которой я хочу жениться, единственная — других нет.
Он помолчал, потом продолжил:
— Ты, вероятно, заметила, что я больше не испытываю неловкости в твоем обществе. Я сижу рядом с тобой довольно спокойно и не схожу с ума только по одной причине — потому что будущее мое достаточно ясно, потому что могу поцеловать и обнять тебя и ты всегда будешь рядом, потому что ты будешь скоро лежать в моих объятиях.
Габриэль неожиданно понизил голос:
— Но если ты попытаешься мне отказать, если предпочтешь флиртовать с Чиллингуортом или любым другим мужчиной и улыбаться им, тогда нелегкие отношения, связывавшие нас в течение многих лет, окажутся ничем по сравнению с будущим.
Алатея твердо выдержала его взгляд.
— Это угроза?
— Нет, только обещание.
Она некоторое время смотрела на него, потом открыла было рот, чтобы ответить, но не успела — он приложил ладонь к ее губам.
— Я глубоко привязан к тебе, и ты это знаешь. Теперь я не ослеплен и не одурачен собственными заблуждениями и должен признаться, что ты привлекаешь меня как женщина, волнуешь меня. Но это всего лишь половина дела. Я хочу на тебе жениться еще и потому, что ни с кем другим не смог бы связать свою судьбу. Мы подходим друг другу. Наша совместная жизнь будет счастливой. Мы никогда не были друзьями в настоящем смысле, но сложности, мешавшие нашей дружбе, теперь устранены.
Она внимательно вглядывалась в его лицо — она еще обдумывала свои аргументы, упорно сопротивляясь его доводам.
Отняв руку, он провел по 'ее подбородку, потом уронил на спинку скамейки.
— Как бы ты ни старалась отвергнуть меня, ты прекрасно знаешь, что происходит между нами. Возможно, в течение долгих лет это чувство было скрыто плащом и вуалью, но, когда мы сбросили маски, ты видишь так же ясно, как я, что нас связывает.
Алатея отвела глаза. Она не знала, что делать. Слова Габриэля пробуждали в ней столько чувств, столько глубоко запрятанных и от всех таимых желаний, столько ей самой непонятных грез… И все же, заставив себя подняться со скамейки, она заявила:
— Ты утверждаешь, что испытываешь ко мне какие-то чувства.
— Происходящее между нами требует только одного исхода — брака.
— Не думаю, что верю тебе. — Она снова внимательно посмотрела на него и, взяв себя в руки, упрямо закончила: — Мы так хорошо знаем друг друга. Ты считаешь, что раздражение, которые мы вызывали друг в друге, было всего лишь постоянно подавляемым желанием, и я готова с этим согласиться. Но вот чего я не знаю, так это какое чувство самое сильное…
Его глаза помрачнели.
— Какое чувство обычно заставляет мужчину жениться?
— Вот этого-то я и боюсь. Чувство, которое заставляет, торопит, подстегивает тебя к женитьбе, — желание защитить меня. Ты решил, что самый верный способ сделать это — брак, а уж если ты что вобьешь себе в голову, то всегда добиваешься успеха. К сожалению, в этом случае достижение твоей цели потребует моего содействия, и я опасаюсь, что тут твой успех тебе изменил.
— Ты считаешь, что я все это придумал?
— Нет, но я не уверена, что твое заключение соответствует фактам. Я полагаю, ты заблуждаешься, лжешь сам себе, когда говоришь о высокой цели. — Она с вызовом посмотрела на него.
Губы Габриэля были плотно сжаты; он бестрепетно выдержал ее взгляд, но не стал возражать, и Алатея продолжила:
— Верно, мы знаем друг друга слишком давно. Изображая графиню, я отлично представляла, как себя вести и что говорить, за какие ниточки потянуть, чтобы добиться своей цели. Теперь ты можешь прибегнуть к тому же маневру. Ты решил, что мы должны пожениться, и сделаешь все возможное, чтобы добиться своей цели — заставить меня выйти за тебя замуж.
— Пожалуй, ты права. — Его голос звучал на удивление спокойно.
Она недоуменно заморгала:
— В чем именно?
Ей показалось, что в его глазах пляшут насмешливые искры.
— Я действительно сделаю все, что в моих силах, чтобы приблизить наш брак.
Алатея мысленно чертыхнулась. Она не собиралась бросать ему вызов.
— Скажи мне, ты согласна с тем, что нас связывает пылкая и неувядаемая страсть?
Ей было трудно говорить, волнение сжимало горло.
— Пылкая — возможно, но с чего ты взял, что она неувядаемая? Со временем она ослабеет и потускнеет.
— Вот тут ты не права.
Он склонился ближе к ее лицу, и его губы едва коснулись ее губ. Это прикосновение было слишком мимолетным и легким, чтобы удовлетворить ее, но вполне достаточным, чтобы возбудить в ней желание.
Алатея ощутила его теплое дыхание на своих вдруг ставших необычайно чувствительными губах.
— Эта страсть затопила и опьянила тебя вчера ночью, когда я наполнил тебя всю… — Его губы снова едва коснулись ее губ. — Она заставила тебя открыться мне, одарить меня бесценным даром, которого я жаждал. И ты думаешь, что это пройдет бесследно?
Алатея покачала головой. Она видела только его шевелящиеся губы, приблизившиеся к ее лицу, и положила руки ему на плечи, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого притянула еще ближе. Здравый смысл потонул в море чувственного томления. В то мгновение, когда его губы сотворили свое волшебство, она прошептала:
— Да.
Их губы соприкоснулись, сначала едва-едва, потом их поцелуй стал более страстным и долгим, и вскоре она позволила ему завладеть своим ртом без сопротивления.
Он целовал каждый дюйм ее губ, стараясь вызвать в ней сладостные воспоминания об их близости. Страсть, жаркое томление захватили Алатею в свои коварные сети так крепко, что, когда Габриэль прервал их поцелуй и, откинув голову назад, прошептал ей на ухо «лгунья», ей нечего было возразить.
— Доброе утро.
Алатея подняла голову, и только хорошее воспитание позволило ей не выказать изумления.
— Что ты здесь делаешь?
Это были ее владения, ее кабинет, ее царство, куда члены семьи допускались не часто и лишь по особому приглашению. Здесь она уединялась с определенной целью — под предлогом, что ей необходимо проверить счета, а на самом деле чтобы собраться с мыслями и обрести уверенность в себе, найти точку опоры и сделать правильный выбор. С момента их разговора в беседке в ее голове все перемешалось — она уже не могла отличить фантазий от реальности. Глядя, как Габриэль закрывает дверь, Алатея подумала, что в его присутствии ей едва ли удастся мыслить трезво.
— Мне пришло в голову, — произнес он, оглядывая комнату и делая шаг к ней, — что сезон в разгаре и, значит, Кроули может потребовать выполнения обязательств, данных ему в письменной форме, недели через две.
Габриэль остановился возле письменного стола и посмотрел на нее.
— Пора сочинять петицию в суд.
— Так у нас всего две недели?
— Кроули не станет ждать до конца сезона. Скорее он будет склонен ловить своих птичек прямо на лету, в то время как светские развлечения достигнут наивысшей точки и наибольшего размаха. Тебе следует вызвать Уиггеа — нам понадобится его помощь. У меня есть цифры, полученные Монтегю.
Габриэль чувствовал себя в ее кабинете совершенно свободно и непринужденно. Он победоносно улыбался ей.
С внушающим почтение спокойствием Алатея поднялась и позвонила в колокольчик. Когда появился Крисп, она попросила его послать за Уиггсом, а потом повернулась к Габриэлю, разглядывавшему папки и толстые книги на ее письменном столе.