Тайная любовь

Его руки скользнули за ее спину, и он спустил вниз ее платье и нижнюю сорочку до бедер. Губы его изогнулись в улыбке. Он нежно провел ладонями по ее спине и талии, медленно скользя по всем изгибам тела.

— Мне нравится, что ты такая высокая и стройная. Он целовал ее долго и неторопливо, потом спустил платье и сорочку с бедер и ног, и одежда, шурша, упала на пол.

Теперь ему больше не хотелось разговаривать. Он уже знал вкус ее тела и этот контраст между собственной силой и крепостью и ее женственной упругостью. «Очарование» было слишком слабым словом, чтобы определить его одержимость ею.

— Не двигайся.

Сомкнув руки вокруг бедер Алатеи, он опустился на колени. Он слышал ее неровное дыхание, губы его приблизились к ее животу и он поцеловал его, потом коснулся губами пупка. Ее руки опустились на его плечи. Когда он прикоснулся к вожделенной выемке, ее пальцы скользнули в его волосы и запутались в них.

Она вздрогнула, напряглась, когда он наклонял голову и прижался лицом к ее плоскому животу.

— Габриэль!

Это слово было произнесено шепотом, с мольбой. Алатея с трудом узнала свой голос. Ее кожа пылала, голова кружилась, она была в полном смятении — и при этом остро чувствовала каждое его прикосновение, каждую ласку. В воздухе трепетало желание, пылала страсть, и на этот раз не было темноты, не было покрова таинственности, не было вуали, скрывавшей ее лицо.

Она стояла перед ним совсем нагая, и ее поддерживала только одна мысль, что своей наготой пленила его. Его голова была тяжелой и теплой, а прикосновение его рук одновременно и успокаивало, и возбуждало. Его шелковистые волосы заскользили по ее коже, и, когда он повернул голову, она поняла, что так и должно быть.

Его единственным ответом был жаркий влажный поцелуй, запечатленный на ее вздрагивающем животе, как раз под тугими кудряшками. Он скользнул рукой по ее ягодицам, угрожая хрупкому, едва обретенному ею равновесию, в то время как другая его рука двигалась вверх и вниз по нежной внутренней стороне бедер.

Его губы спустились чуть ниже.

Ома ожидала, что он дотронется до нежной плоти между бедрами, нервы ее были напряжены. Потом он сделал это, и ей показалось, что сейчас она умрет от восторга.

От жаркого прикосновения его языка к ее плоти у нее подогнулись колени.

— Ш-ш.

Он обнял Алатею, попытался успокоить. Захватив одно колено, он перекинул ее ногу себе через плечо. Ей пришлось изменить положение, чтобы не упасть, она обвила ногой его широкую спину, а пальцы продолжали сжимать его голову. Теперь она стояла прочнее, но оказалась гораздо доступнее для него. Его обжигающе горячий язык снова начал ласкать ее.

— Я хочу попробовать тебя на вкус.

Нечетко произнесенные слова были его единственным предупреждением, прежде чем он сделал это. Он действительно пробовал ее на вкус, лизал, ласкал — была ли она согласна на эти интимные ласки, уже значения не имело. Он просто брал то, что хотел, а она соглашалась на это.

Нервы ее трепетали, она была беззащитна перед ним, и тело откликалось на каждое его прикосновение остро и мучительно.

Голова ее кружилась, но все-таки в каком-то потаенном уголке сознания она оставалась свободной, независимой и достаточно разумной, чтобы оценивать его действия.

Ее восприимчивость все усиливалась — теперь она могла чувствовать гораздо острее и глубже. Мужчина, стоявший перед ней на коленях, был богом чистого наслаждения, он ошеломлял ее, не давал ей передышки, пока она не разразилась рыданиями, а ее тело не стало всего лишь сосудом жаркого непреодолимого желания.

Алатея тотчас же поняла это, как только его язык и губы на мгновение оторвались от нее. Его руки оставались на ее бедрах; он поднял ее, а через мгновение его плоть наполнила ее.

Его мощный член вошел в ее тело, преодолев незначительную преграду, и оказался глубоко внутри. Со вздохом, похожим на рыдание, она обвилась вокруг него, женская плоть сомкнулась вокруг мужской, и Алатея старалась удержать его как можно ближе и как можно дольше. Ее пальцы изогнулись, грудь напряглась. Обвив ногами его бедра, руками она обняла Габриэля за плечи, изо всей силы прижимаясь к нему, потом обхватила руками голову и, найдя губы, прильнула к ним.

Этот поцелуй был их взаимным признанием и потребовал всех сил и всей страсти — их тела задвигались в совершенной гармонии, в медленном ритме, столь же естественном, как дыхание. Он поднял ее еще выше, а она змеистым движением соскользнула ниже и прильнула к нему.

Возможно, Алатея должна была бы ощутить стыд, оттого что столь легко и охотно отдалась ему и обнимала его, совершенно обнаженная, тогда как он оставался в своем элегантном вечернем костюме. Каждое его движение возбуждало ее еще сильнее.

Должно быть, он и хотел, чтобы это было так. Он ведь сам сказал, что хочет показать, насколько очарован ею: в то время как он нежился, погружаясь в ее обнаженную плоть, стараясь продлить эти бесценные мгновения, он и сам тонул в этом водовороте, разделяя ее страсть.

Ей не требовалось, чтобы он поднял веки и посмотрел ей в глаза сияющим взглядом, а потом сказал:

— Ты думаешь, что я знаю тебя, но ведь я не знал, какой женщиной ты стала. Я не знал, что ты почувствуешь, когда мои руки запутаются в твоих волосах, еще теплых после сна, или что почувствую я, когда утром скользну в тебя после пробуждения.

Я еще не знаю, что это значит — засыпать, держа тебя в объятиях, и просыпаться, чувствуя твое теплое дыхание на щеке. Что это значит — держать тебя, обнаженную, в своих объятиях при свете дня, обнимать тебя, когда ты располнеешь, потому что будешь носить моего ребенка. Столько всего я не знаю о тебе. И всю свою жизнь я проведу с тобой, но все еще не узнаю тебя полностью и буду желать узнать больше.

И мне не важно, как тебя зовут. Я знаю только, что ты та женщина, которая сегодня пленила и очаровала меня, хотя прежде я уже был знаком с тобой, был знаком всю жизнь.

Ей не требовалось, чтобы он все это произносил, но он именно так и сделал. Она поцелуем заставила его замолчать, но продлить этот поцелуй ни у нее, ни у него не было сил. Она спрятала голову у него на плече, прижалась к его шее, запечатлела еще один жаркий поцелуй на его пылающей коже.

Его губы возвратили ей это наслаждение, потом он слегка прикусил ее губу.

— Тебе это нравится, да? — Он хрипло рассмеялся.

Она крепче сжала его в объятиях.

Габриэль откинул голову назад и застонал. Потом он поймал непослушные пряди ее волос, оттянул ее голову назад, чтобы видеть выражение ее глаз.

— Ты создана, чтобы принадлежать мне.

Алатея сжала губы. Должно быть, он был прав. Тряхнув головой, она высвободила свои волосы из его руки, и это внезапное движение будто изменило ее. Она наклонилась еще ближе к нему и еще сильнее сжала его.

Габриэль с трудом втянул воздух, потом его губы снова нашли ее, и этот поцелуй был требовательным и властным. Он потерял контроль над собой. Обоих снова захватил вихрь, объяло пламя. Страсть подняла их высоко на волне чистой радости и испепелила. Облегчение было таким сладостным, таким глубоким, что они даже не почувствовали, как оказались на полу. Единственной реальностью для них стало то, что они были вместе, что они слились в единое существо.

— Ты назвала меня Габриэлем.

Лежа у него на груди, все еще не вполне придя в себя, Алатея с трудом соображала.

— Я мысленно уже много недель называю тебя Габриэлем.

— Хорошо, я и есть Габриэль.

Теперь он распростерся на диване, лежа на спине, и поднял туда же ее.

— Я больше не товарищ твоих детских игр. Я твой любовник и стану твоим мужем. Я настаиваю на этом. — Его рука сжала ее затылок, потом разжалась и принялась нежно поглаживать волосы. — Впрочем, не важно, как ты меня называешь, как я называю тебя. Это ничего не меняет. Ты женщина, которую я желаю, а ты желаешь меня. Ты моя. Ты всегда была моей и всегда будешь моей.

Железная уверенность, прозвучавшая в его словах, потрясла Алатею. Она пошевелилась.